Она отложила гребень, бросила на меня косой взгляд:
— Берегись, чужак. В этих местах вода показывает не только отражение.
Я вздрогнул. Хотел спросить, что она имеет в виду, но язык не повернулся. Слишком уж пристально она смотрела, словно видела насквозь.
Я потерял счёт времени. Дни и ночи текли как один мутный поток. Старая ведьма сидела рядом, то шептала над моим телом, то посыпала меня чем-то, то поливала водой, то проводила по лбу пучком каких-то трав. Иногда она пела — странно, сипло, но в этом пении чувствовалась сила. Я проваливался в сон, и выныривал из него в какой-то параллельные миры.
Я брёл куда-то по мокрому тротуару, среди безликой толпы, освещаемой тусклым светом фонарей, сигарета в пальцах таяла, превращаясь в струйку дыма. Улицу я видел впервые, но одновременно с этим, она была такой знакомой, но знание это ускользало от меня, казалось бы, стоит мне вспомнить город и улицу, так все стразу станет на свои места. Я все также шел, а потом, споткнувшись...
... оказался за рулем УАЗика. Дождь стучал по крыше, капли скатывались по лобовому стеклу. Я отчаянно жал педаль газа в пол, крутил руль, пытаясь уйти от камнепада, но мотор задыхался на высоте, колеса периодически пробуксовывали на мокрой грунтовке, от чего машину бросало в разные стороны, но страх и паника одолевали меня. Отчаянно хрустя коробкой передач я пытался выжать из мотора хоть немного мощности, но вот уже камни дробно застучали по крыше, а в бок машины прилетел огромный валун, сметая УАЗик в обрыв. В отчаянной попытке спастись я открываю дверь прыгаю из машины и...
... Лето. Распахнутые окна квартиры, со стареньким ремонтом, в воздухе плывёт запах пирожков. Я шлепая босиком на деревянном полу прибегаю на кухню, а бабушка достаёт из печи противень с горячими пирожками. Варенье внутри кипит, пахнет вишней, сахаром и горячим тестом. Я кусаю пирожок, язык обжигает сладкий сок — и вдруг всё растворяется.
Открыв глаза я вижу потолок избы с развешанными пучками трав.
— Живой, — скрипнула ведьма. — Держись, чужак.
— Я не сдохну! — восклицаю я, — не дождетесь!
Старуха едва улыбается, а я захожусь в кашле, горло словно раздирает изнутри, я задыхаюсь. Ведьма кладет мне на грудь руку и шепчет:
— Спать.
Я оказываюсь в лесу. Высокие ели, вечерний туман. Я иду всё глубже и глубже, и вдруг вижу как будто группу туристов. Лица у них знакомые, но разглядеть невозможно. В тот же миг лес вспыхивает — огонь взмывает вверх по стволам, а вместе с деревьями загораются и люди. Они кричат, но в их крике нет боли — только освобождение. я развернувшись на пятках, со всех ног убегаю о пламени. Огромными прыжками перескакиваю поваленные деревья, перепрыгиваю размытые дождями канавы и всё бегу не разбирая дороги. Боковым зрением улавливаю скользящую параллельно со мной тень и останавливаюсь. Тень начинает обретать материальность, складываясь в знакомый силуэт, но пламя обнимает и меня. Я чувствую, как волосы горят, кожа лопается от жара, но боли нет. Наоборот — лёгкость, как будто я сбрасываю старую кожу. Я раскидываю руки в стороны и позволяю огню сжечь себя дотла. Это было очищение.
Кто-то приходил, я слышал во сне разговоры полушёпотом, скрип табуретов и шаги. Тяжелые, мужские и легкие женские. "Чермина" - иногда слышал это слово. Оно врезалось мне в память, наверное, это было имя.
А порой видел иное: в полумраке избы склонялось надо мной лицо молодой женщины. Слишком юное, слишком красивое для этого мира. Тёмные волосы, словно смоль; кожа — светлая, гладкая; губы, готовые к улыбке. Она будто касалась моего лба прохладной рукой, и мне становилось легче. Но стоило моргнуть — и на её месте сидела ведьма, старая, морщинистая, с мутными глазами. Я отгонял видение, убеждал себя, что это сон.
И всё же в груди теплилось странное ожидание.
Прошло несколько дней — или недели? — когда я впервые вышел из избы. Солнце ударило в глаза, ослепляя. Мир засиял красками, слишком яркими после дыма и полумрака избы. Я пошёл по тропинке и увидел её.
У колодца, склонившись к ведру, стояла девушка. Живая. Настоящая.
Её волосы были собраны в тяжёлую чёрную косу, платье облегало стройную фигуру, и сквозь тонкую ткань угадывались плавные линии тела. Она нагнулась, зачерпнула воду, и солнце вспыхнуло в её волосах — как в лесном озере.
Я замер. В груди что-то дрогнуло.
Она подняла глаза. Глубокие, чёрные, словно те самые, что я видел во сне. Мы смотрели друг на друга несколько мгновений — и я, собравшись, кивнул. Она ответила тем же.
На мгновение между нами будто проскочила искра. Сердце моё сделало рывок, и я ощутил: ещё шаг — и я пропаду.
Я поспешил отвернуться, пошёл обратно, будто ничего не произошло. Но внутри всё горело.
«Опасно, — сказал я себе. — Слишком опасно. Я чужак. Я не должен позволять себе больше».
И всё же образ девушки остался со мной — в каждом шаге, в каждом вздохе. Я вернулся в избу, но в груди пульсировало ощущение, что отныне я связан с этой землёй крепче, чем хотел бы.
В избе всё было по-прежнему: тени на стенах, запах жжёных трав, потрескивание огня. Чермина, так звали ведьму, сидела у очага, расчесывая прядь седых волос костяным гребнем.
— Ты бледен, — сказала она, даже не повернувшись. — Словно призрака увидел.
Я промолчал.
Она отложила гребень, бросила на меня косой взгляд:
— Берегись, чужак. В этих местах вода показывает не только отражение.
Я вздрогнул. Хотел спросить, что она имеет в виду, но язык не повернулся. Слишком уж пристально она смотрела, словно видела насквозь.
Я улёгся на жёсткую лавку, но заснуть уже не мог: перед глазами стоял колодец… и девушка с тёмными глазами.
Предыдущая глава
Следующая глава
Начало здесь