Константин Эдуардович Циолковский... Его фамилия в российской культуре звучит как символ научного прозрения, космической мечты и национальной гордости. Однако за фасадом устоявшегося мифа о "дедушке космонавтики" скрывается фигура куда более сложная, противоречивая и интеллектуально дерзкая, чем принято преподносить в школьных учебниках.
"В учебниках" Константин Эдуардович - выдающийся учёный, предсказавший ракеты и станции. Но более "продвинутые" в образовании люди знают его прежде всего как мыслителя, который смог выстроить целостную, почти философскую систему миропонимания, где физика, биология, этика и космология сплетаются в единый узор.
Его главное наследие — радикальные идеи о будущем человечества, многие из которых остаются спорными и сегодня, а не только формулы и чертежи в широком смысле. И сегодня мы рассмотрим жизненный путь самого Циолковского. И в рамках этого рассмотрения я постараюсь представить учёного как есть - без прикрас.
Научный одиночка
Циолковский никогда не был частью научной академической элиты. Его интеллектуальное формирование происходило в условиях почти полной изоляции от научного сообщества.
Согласно исследованиям А. А. Грицанова, на этапе формирования Константин Эдуардович опирался на доступную ему научно-популярную литературу, школьные учебники и труды таких популяризаторов, как Д. Писарев. При этом он отвергал авторитеты, оставляя в качестве единственного критерия "точную науку". Такая позиция породила особый тип мышления — автономный, упрямый, склонный к радикальному переосмыслению основ.
Его подход ко всему был глубоко редукционистским: он стремился объяснить сложные явления, включая саму жизнь, через механистические законы. Живые существа, по Циолковскому — это лишь формы, приспособленные к условиям различных небесных тел или даже открытого космоса. Земная биосфера в его представлении была "несовершенной" и "не блаженной", в противовес идеальной, упорядоченной вселенской жизни. Эта установка - фундаментальная оценка бытия, лежащая в основе его мировоззрения.
Язык формул: русские буквы как сопротивление научному универсализму
Одной из самых неожиданных особенностей его научного стиля стала система обозначений. Циолковский не использовал принятые латинские символы. Вместо этого он вводил сокращения из двух-трёх русских букв, где, например, "Уя" означало ускорение ядра, "Дп" — длину пушки, "То" — относительную тяжесть.
В предисловии к одному из своих трудов он пояснял: формулы — это сокращённые слова и даже целые фразы. Пока нет общечеловеческого языка, каждый народ имеет право использовать свой алфавит в науке. Такой подход — это сопротивление доминированию западноевропейских научных традиций, попытка создать автономную русскоязычную научную культуру. При публикации его сочинений в 1930–1960-х годах редакторам приходилось буквально "расшифровывать" эти формулы, приводя их к общепринятому виду. Это делало его труды одновременно труднодоступными и символически значимыми.
Аэродинамика и дирижабли: между ошибками и прозрениями
Несмотря на признание как отца теоретической космонавтики, вклад Циолковского в аэронавтику оценивается неоднозначно. Его первая научная работа 1880 года — "Давление жидкости на равномерно движущуюся в ней плоскость" — была отправлена в Академию наук и подверглась жёсткой критике, что усилило научную изоляцию Константина Эдуардовича.
В своих расчётах аэродинамического сопротивления он допускал грубые ошибки, основываясь на упрощённых моделях. Например, в статье 1894 года он использовал неверную формулу для подъёмной силы, что привело к недооценке эффективности крыльев.
Ошибки часто замечали. Например, инженер В. М. Катышев публично указывал, что расчётная нагрузка Циолковского на мощность двигателя была в шесть раз ниже реальных показателей. В свою очередь Г. Салахутдинов отмечал, что проект аэроплана Циолковского оставался умозрительным, а сам он до конца жизни считал самолёты неконкурентоспособными по сравнению с дирижаблями.
В дирижаблестроении Константин Эдуардович проявил оригинальность. Он предлагал цельнометаллический дирижабль с подогревом газа — идею, которая была отвергнута специалистами как нереализуемая. По его расчётам, нагрев на 26°C обеспечивал подъёмную силу и для столь тяжёлой конструкции. Но независимые эксперты показали, что требуется минимум 80°C, не учитывая потери тепла при движении. Тем не менее, в 1920-е годы он получил финансирование от Главвоздухофлота на разработку модели, а в 1933 году активно выступал за возобновление прерванных работ.
Формула Циолковского: миф и реальность
Формула, связывающая массу ракеты, скорость истечения газов и конечную скорость аппарата — визитная карточка Циолковского. Впервые она была записана в 1897 году, а опубликована в 1903-м в статье "Исследование мировых пространств реактивными приборами". Она стала основой всей современной ракетной техники.
Однако миф о том, что он "открыл" её в одиночку, требует уточнения. Уравнение движения ракеты (уравнение Мещерского) уже существовало в теоретической механике. Циолковский же применил его к космическим полётам, впервые показав, что многоступенчатая ракета может достичь второй космической скорости. Его заслуга не в математике как таковой, а в физической интерпретации и технической визии.
Интересно, что немецкий учёный Герман Оберт, опубликовавший свои работы в 1923 году, пришёл к аналогичным выводам. Циолковский, прочитав труд Оберта, отметил поразительное сходство чисто-теоретической части общего будущего человечества и космонавтики: скафандры, сложная ракета, чёрное небо, немерцающие звёзды, базы вокруг Земли. Но при этом он резко критиковал чертежи Оберта, назвав их годными лишь для иллюстрации фантастических рассказов. Это свидетельствует не столько о зависти, сколько о глубокой убеждённости в собственной методологии.
Космическая философия: атомы-духи и бесконечные трансформации
Научные труды Циолковского невозможно отделить от его философской системы. Центральное место в ней занимает концепция "атомов-духов". По его убеждению, каждый атом обладает элементарной формой сознания. После смерти человека его атомы-духи не исчезают, а рассеиваются во Вселенной, чтобы в будущем стать частью новых, более совершенных существ.
Посмертие — это не загробный мир, а бесконечные трансформации. Атомы-духи не ощущают времени, поэтому между воплощениями нет разрыва. Однако личность не сохраняется: внутренний мир умершего не воспроизводится, встреч с родными в ином мире не будет. Зато счастье ожидает всех — добрых и злых. Это радикальный атеизм, замаскированный под космическую метафизику: Бог не нужен, потому что вечность обеспечивается физическим законом сохранения материи и энергии.
Эта идея — основа уникальной космической этики. Освоение космоса становится не технической задачей, а долгом перед атомами-душами, которые могут раскрыть своё счастье только в высокоорганизованных формах жизни. Космос — это не пустота, а гигантская среда для эволюции сознания.
Евгеника и социальная утопия: "ликвидация дурных форм"
Одним из самых спорных аспектов учения Циолковского является его евгеника. Он считал, что счастье человечества напрямую зависит от числа гениев, а потому необходимо не только увеличение населения, но и его качественное улучшение. В трактатах "Горе и гений" (1916) и "Будущее Земли и человечества" (1928) он предлагал радикальные меры.
По его мнению, следует "ликвидировать дурные формы неудачных людей". Способ — прекращение их размножения. Мужчин и женщин предлагалось стерилизовать. "Тогда их поколения скоро вымрут", — писал он без тени сожаления.
Утопия Циолковского — это мир, где человечество, освободившись от "недостатков", займётся исключительно творчеством, наукой и освоением космоса. Он мечтал о фаланстерах в воздухе, на море и в космосе, о гигантских плотах с плантациями, о металлических колпаках, покрывающих джунгли Африки. Техногенная среда должна полностью заменить природную — как более несовершенную.
Литература и фантастика
Циолковский активно использовал научную фантастику как средство пропаганды своих идей. Он считал, что фантастика — это "эффективное средство для подготовки общественности к прорыву в иное пространство". В своих повестях — "На Луне", "На Венере", "За пределами Земли" — он не столько рассказывал истории, сколько демонстрировал технические решения: скафандры, космические станции, орбитальные поселения.
Он всеми силами создавал визуальные образы, которые должны были стать нормой. Например, в рукописи "Альбом космических путешествий" (1933) он подробно описывает космическую оранжерею, где растения растут в условиях искусственной гравитации.
При этом он критически относился к литературе. Роман А. Р. Беляева "Прыжок в ничто" он назвал "наиболее содержательным и научным" из всех межпланетных рассказов, что говорит о его высоких требованиях к научной достоверности. Сам он стремился к модели "вопрос-ответ", где герой объясняет читателю физические принципы полётов — приём, позже ставший стандартом для советской научно-популярной журналистики.
Миф и ревизия: кто такой Циолковский сегодня?
После смерти Циолковского вокруг его фигуры была выстроена мощная мифологическая конструкция. Его объявили основателем космонавтики, гением, опередившим время. В 1930-е годы его стали называть "дедушкой русской космонавтики", а после запуска первого спутника миф стал государственной идеологией.
Однако уже в 1920–1930-е годы некоторые авторы отмечали его дилетантизм по многим вопросам. А после распада СССР появилась ревизионистская волна. Исследователь Г. Салахутдинов в двух монографиях (2000, 2003) отрицал оригинальность и практическую значимость его работ, называя его труды "научной фантастикой с элементами псевдонауки". Впрочем, эти книги, изданные тиражом по 100 экземпляров, вызвали бурю негодования.
Сегодня миф о Циолковском продолжает жить. В 2013 году президент предложил назвать в его честь город у космодрома "Восточный". В 2020 году его цитата появилась на марке, посвящённой "Тотальному диктанту". Но при этом биографии, написанные в духе апологетики, подвергаются критике за включение псевдонаучных элементов — например, утверждений, что Циолковский верил в гиперборейцев.
Этот спор далеко выходит за рамки чисто академического. Он касается того, как общество относится к науке: как к священному канону или как к динамичному, противоречивому процессу. Циолковский — не святой, не гений-одиночка, не пророк. Он — мыслитель, чья работа лежит на пересечении науки, философии и утопии. И именно в этом сочетании — его подлинная ценность.
С уважением, Иван Вологдин
Подписывайтесь на канал «Культурный код», ставьте лайки и пишите комментарии – этим вы очень помогаете в продвижении проекта, над которым мы работаем каждый день.
Прошу обратить внимание и на другие наши проекты - «Танатология» и «Серьёзная история». На этих каналах будут концентрироваться статьи о других исторических событиях.