— Зачем тебе эта квартира? Всё равно будем жить у моих родителей! — Артём отшвырнул каталог с образцами обоев. Он упал на пол с глухим стуком.
Катя замерла у окна пустой гостиной. В руках она сжимала рулетку. Только вчера они мерили это пространство, споря, где поставить диван.
— У твоих родителей? В тридцати километрах от города? От моей работы? Ты это серьёзно?
— Мама будет помогать с детьми. И готовить. Ты только представь, какая экономия! Мы накопим на машину получше. А это… — он презрительно махнул рукой, оглядывая голые стены, — просто ненужная трата денег. Ипотека на тридцать лет. Это кабала.
Она смотрела на него и не узнавала. Глаза стали чужими, узкими. Рот искривила язвительная усмешка. Таким она его никогда не видела. За восемь лет.
— Мы всё уже решили. Договорились. Внесён задаток. Через неделю свадьба. Гости приглашены.
— Свадьбу отменяем, — отрезал он. Холодно. Будто говорил о погоде.
— Мама права. Ты не из нашей семьи. У тебя другие запросы. Слишком независимая.
Вот оно. Фраза, которую она слышала от его матери десятки раз, затушёванная сладкими улыбками. Теперь он произнес её сам. Как приговор.
— Какие запросы? — голос её срывался.
— Хотеть свое жилье? Не ютиться в проходной комнате с твоим вечно ноющим отцом и матерью, которая лезет в каждый наш спор? Это запросы?
— Не смей про моих родителей! — он накричал на неё. Впервые.
— Они лучше знают, как нам жить. Они прожили жизнь, а мы — нет. Всё. Точка. Поезжай, забирай свой задаток у этого риелтора.
Он развернулся и вышел на площадку. Его шаги затихли в лифте. Катя осталась одна. В центре пустой комнаты, в луже солнечного света, валялся каталог. Она медленно опустилась на корточки, подобрала его. Разгладила помятый лист. "Берлинская лазурь". Именно этот цвет они выбрали для спальни.
Она не поехала за задатком. Она поехала в банк. Одна. Переговоры были короткими. Кредитный специалист, женщина её лет, с пониманием посмотрела на её бледное лицо.
— Одобряем. Справки все есть. Готовы подписать договор?
— Да, — сказала Катя. И почувствовала, как внутри что-то железное встаёт на место.
Она вернулась в пустую квартиру. Звонок от Артёма раздался через час.
— Где ты? Я у родителей. Приезжай, обсудим всё.
— Мне нечего с тобой обсуждать.
— Что значит? Катя, перестань истерить. Давай как взрослые люди.
— Взрослый человек сам решает, где ему жить. А не бегает к маме.
— Ты о чём? — он искренне не понимал.
— Я о том, что я только что подписала ипотечный договор. На себя. Эта квартира теперь моя.
Молчание. Она представила его лицо. Разинутый рот. Удивление.
— Ты сошла с ума! Зачем тебе эта квартира одной? Ты её не потянешь! Тебе же на всё зарплаты не хватит!
— Прощай, Артём.
Она положила трубку. Отключила номер. Выключила телефон. Села на подоконник. За окном шумел вечерний город. Её город. Её окно. Её долг. Её свобода.
На следующий день приехала мама Артёма. Катя открыла дверь, но не впустила её дальше порога.
— Катенька, опомнись! Ну поссорились. Милые бранятся — только тешатся. Он всё готов простить. Поехали к нам, поужинаем.
— Мне нечего ему прощать. И вам — тоже. Всего доброго.
— Да как ты можешь так! Он же подарил тебе шубу! Кольцо с бриллиантом!
— Всё верну. Курьером пришлю. Я нивчем вашем не нуждаюсь.
Женщина на пороге изменилась в лице. Исчезла слащавая улыбка.
— А квартира? Кто будет за неё платить? Ты что, совсем дурочка? Он же тебя содержал! Ты же не потянешь! Зачем тебе эта квартира, а? Одна скитаться будешь по этим комнатам? Выгодно бы вышла замуж, а теперь одна будешь квартиру оплачивать? Так я не позволю!
Катя тихо закрыла дверь. Повернула ключ. Оперлась спиной о дерево. Слушала, как за дверью кричат что-то невнятное. Потом все затихло.
Ремонт она делала сама. Неспешно. По выходным. Штукатурила, красила, клеила те самые обои "Берлинская лазурь". Подружки приходили помогать. Смеялись, вспоминая Артёма.
— Ну и что он?
— Женился. На девушке из своего же подъезда. Живут у его родителей. Говорят, копят на машину.
Прошло три года. Катя платила по кредиту. Было трудно. Но она справлялась. Она получила повышение. Купила себе на день рождения кресло-грушу, которое он называл "дурацким". Поставила его в угол гостиной.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. Она не ждала гостей. Вгляделась в глазок. На площадке стоял Артём. Постаревший. В помятой куртке. Она открыла.
— Катя. Привет.
— Привет.
— Можно?
Она молча отступила, пропуская его.
Он вошёл и замер. Осматривал квартиру. Выкрашенные в тёплый серый цвет стены. Книжные полки до потолка. Ту самую лазурь в дверном проёме спальни. Пахло кофе и печеньем.
— У тебя… уютно.
— Спасибо.
— Я мимо ехал. Решил… зайти. Извини за тот случай.
— Всё уже забылось.
Он прошел в гостиную, неуверенно сел на край дивана.
— Как ты?
— Хорошо. А ты?
— Ничего. — Он помялся. — С Лидой развожусь.
Катя кивнула. Ждала.
— Кать… — он запустил руку в волосы. — Я тогда… был дурак. Мамка мне всю жизнь мозги промыла. А теперь и Лиде тоже. Совсем житья нет. Постоянные ссоры. Я уже на работе задерживаюсь, лишь бы не идти домой. — Он поднял на неё глаза. В них была искренняя тоска.
— Я всё время думаю о тебе. О нас. О том, как мы тут хотели жить.
Катя смотрела на него. Ничего не чувствуя. Кроме лёгкой усталой жалости.
— Мы могли бы всё вернуть, — он сказал тихо, с надеждой.
— Я уйду к тебе. Брошу их. Будем вместе платить за эту квартиру. Создадим нашу семью. Здесь.
Она встала, подошла к окну. Включила свет. За стеклом уже темнело. Зажигались огни.
— Нет, Артём.
— Почему? Я же всё осознал! Прости меня! — его голос сорвался.
— Мы можем всё исправить!
— Нет. Не можем.
— Но почему? — он вскочил с дивана.
— Зачем тебе эта квартира одной? Для чего ты всё это делала? Чтобы одной сидеть в этой клетке? Я предлагаю тебе семью!
Катя обернулась. Смотрела на него спокойно.
— Я уже не одна. И это не клетка. Это мой дом. Тот самый, который ты не захотел строить со мной. А теперь тебе просто негде жить. И ты пришёл сюда. Но это уже не твой дом. И никогда им не будет.
Он опустил голову. Постоял молча. Потом медленно побрёл к выходу. Она не стала его провожать. Дверь за ним закрылась. Она вернулась на кухню, допила остывший кофе. Подошла к окну. Внизу, на тротуаре, стояла одинокая фигура. Он смотрел на её окно. Потом развернулся и пошёл прочь. Она не почувствовала ни радости, ни торжества. Только тихую, спокойную уверенность.
Она заплатила высокую цену за эти стены. Но купила не просто квадратные метры. Она выкупила себя. Свою жизнь. Свое право выбирать, кого впускать в свою дверь. И сейчас её выбор был правильным. Она была дома.