Смотреть историю в фотографиях
На первый взгляд кажется, что в лесу на берегу Волги в Ярославской области проходит смена в обычном летнем лагере. На самом деле у всех отдыхающих там детей и подростков есть ожоги. В обычной жизни многие из них пока боятся открывать лицо или носить одежду с короткими рукавами, но здесь, среди таких же, как они, начинают чувствовать себя свободнее.
В этом им помогают и вожатые, которые когда-то сами ездили сюда детьми. Журналистка «Новой вкладки» Лола Романова рассказывает, как ребята в лагере учатся быть собой и не стесняться своих шрамов.
Имена несовершеннолетних детей в тексте изменены.
В тёмном, освещённом свечами зале дети с завязанными глазами сидят на полу по парам, не зная, кто находится рядом. Взрослые предлагают им темы для разговора: например, что для них значит любовь или идеальная семья. Дети говорят полушёпотом.
Эти беседы в темноте проходят в конце смены — как пауза перед возвращением домой и возможность побыть без лишних взглядов. Дети, оказавшиеся в паре, могли до этого не познакомиться в лагере, и тут, в полумраке, они разговаривают друг с другом впервые. Вожатый Дима Юзва поясняет, что так ребята могут пообщаться без визуальных барьеров. По его словам, подростки часто недовольны своей внешностью, а с ожогами им ещё сложнее, особенно если те нельзя скрыть. У многих ребят, которые собрались в лагере этим летом, ожог на лице.
Сама летняя смена, в отличие от встречи в тёмном зале, устроена иначе: занятия в лагере дают детям шанс не стесняться окружающих.
Двое мальчиков на улице репетируют сценку стычки на дискотеке: оба танцуют, потом начинается конфликт, и один из парней падает. Пока зрители — только двое вожатых, Коля и Валера, а показывать сценку ребята будут в конце смены. У Валеры тоже ожог: раньше он приезжал в лагерь ребёнком, а теперь помогает жить без комплексов другим детям.
Декораций и слов в сценках нет. «Нужно взаимодействие на уровне эмоций», — объясняет Коля и помогает ребятам «додумать» сценарий.
— Я хочу поступить на сценарное мастерство, — рассказывает в перерыве мальчик лет тринадцати с чёрными кудрями и смугловатой кожей.
После репетиции он остаётся на площадке, чтобы самому отработать пантомиму метания мяча. Это клоунада — творческая мастерская, которая помогает не бояться выступать на сцене и не стесняться себя, объясняет организатор лагеря Соня Каменская.
Умение не стесняться себя здесь поддерживается разными способами, обычно самым эффективным считается купание. В этом году помешала переменчивая и часто прохладная погода, и некоторые девочки расстроились, потому что купили раздельные купальники, чтобы их «опробовать». На обычные пляжи они не ходят, потому что стесняются ожогов, а здесь такие травмы у всех.
Лагерь для детей и подростков с ожогами проводится в России каждое лето c 2000-х годов. Его организует благотворительный фонд «Детская больница», который работает при московской больнице имени Сперанского и помогает её ожоговому центру. Смены проходят в разных местах: например, в 2023 году — в туристическом комплексе в Костромской области, последние два года — на базе отдыха рядом с городом Мышкином в Ярославской области. Дети живут в деревянных домиках в сосново-берёзовом лесу у Волги. Идея лагеря заключается в долгосрочной реабилитации, поэтому многие из собравшихся тут приезжают на смены каждый год.
В этот раз прибыли ребята не только из Москвы и Московской области, но и из Владимира, Уфы, Нижневартовска и Санкт-Петербурга — всего 44 человека. Чаще всего это те, кто ежегодно лечится в больнице Сперанского, но нынешним летом много новичков. Смены бесплатные, а если родители не могут оплатить дорогу, им помогает фонд «Детская больница».
В 2000-х создатель фонда Михаил Казбеков побывал в США и Англии, где уже работали подобные лагеря. Он перенял опыт зарубежных коллег, так появился первый и до сих пор единственный центр отдыха для детей с ожогами в России. Несколько подопечных фонда в 2018 и 2019 годах посетили такой лагерь в Колорадо, там они ходили в походы, парки развлечений, на экскурсии.
Вожатый Фёдор Орлов, который ездил в США вместе с детьми, рассказывает, что у американцев в таких местах много спорта. По словам Михаила Казбекова, это не просто развлечение, спорт нужен для восстановления самооценки, для преодоления стеснения, страхов. После тех поездок в России стали ещё больше развивать это направление: дети играют в футбол и волейбол, занимаются йогой. Кроме большой летней смены фонд проводит для ребят зимний лагерь и ежемесячные встречи.
Поначалу кажется, что летний лагерь ничем не отличается от других: дети так же играют, беззаботно бегают в шортах и футболках. Но так было не всегда, говорит вожатый Дима. Лёгкие летние наряды детей — результат их работы над собой, и с каждым годом они всё меньше «прячутся» под одеждой. Дима приводит в пример некоторых девочек-подростков с сильными ожогами на лице: сначала они приезжали в медицинских масках, на следующий год — без них, но в одежде с длинным рукавом. Этим летом — уже в майках.
— В среде таких же, как ты, стесняешься меньше. Постепенно разрабатываешь эту «мышцу» отсутствия стеснения, и в других местах становится легче, — объясняет суть терапии Фёдор Орлов.
Пока мы разговариваем, дети собираются для общей фотографии на лестнице деревянного дома. На нижних ступенях сидит девочка в компрессионной маске телесного цвета. Для фотографии она её снимает, открывая лицо с ожогами, и я слышу, как вожатые в стороне радуются, что она не боится.
Такие маски помогают уменьшить рубцы от недавних ожогов.
Малыши в основном становятся подопечными фонда после того, как нечаянно обожгутся кипятком. У подростков истории разные: кто-то провалился в торфяник, кто-то попал в аварию. Примерно каждый третий получил травмы из-за жидкости для розжига.
Вожатый Артём Карпинский ездил в лагерь ещё ребёнком. Когда ему было 10 лет, он пошёл на день рождения друга, и взрослые попросили детей сжечь ветки. Его друг нажал на бутылку с жидкостью для розжига, струя пролетела над костром — и попала Артёму на грудь. У него обгорело 40% тела.
Спустя десять лет на лице Артёма остаются следы ожога, и в этом году он впервые приехал как вожатый. Он считает, детям важно знать, что они не одни с такой травмой: «Недавно в автобусе я увидел мальчика с ожогом на лице. Я пересёкся взглядом с его мамой — и мы друг друга поняли. Она подтолкнула сына и показала на меня. Он увидел и улыбнулся».
Некоторые из вожатых познакомились в лагере ещё в детстве, как Карина и Валера. В этом году Карина приехала ещё и как доктор: она выучилась на врача-педиатра.
Чтобы всем можно было уделять достаточно внимания, на каждого вожатого приходится всего четыре ребёнка. Когда-нибудь тут хотят достичь такого же соотношения, как в ожоговых лагерях в США, где на одного вожатого приходится два ребёнка. Взрослые стараются максимально поддерживать творческие идеи детей: на лекцию по литературе 12-летнего Марка пришли пятеро вожатых.
— Я пишу роман. Как «Робинзон Крузо», только про троих детей, — рассказывает мальчик. Выступление Марка напоминает творческие встречи с именитыми авторами. Он отвечает на наши многочисленные вопросы, рассказывает о своей книге и трудностях, с которыми сталкиваются писатели, — например, как сложно совмещать создание романа и учёбу в школе.
Накануне другой подросток, Арсений, организовал занятие по химии. Я встречаю его, когда он с энциклопедией демонстрирует какому-то ребёнку физико-химический эксперимент. Заметив мой интерес, Арсений предлагает показать, как получается звук при проигрывании виниловой пластинки, и отводит меня к проигрывателю.
16-летняя Алина мечтает помогать людям с ожоговой травмой: «Я бы хотела узнать всё о хирургии, делать пластические операции всем, у кого есть ожоги, и не брать за это деньги». Она рассказывает, что давно ищет пластического хирурга, чтобы убрать рубец на лице, но никто не соглашается: ей предлагают «принять» его. Алина аккуратно убирает волосы за уши и говорит, что открывает лицо только несколько раз в году, в лагере. Обычно девушка закрывает одну сторону лица чёлкой: она получила ожог в детстве, когда в квартире прогремел взрыв из-за утечки газа.
Арт-терапевт Алсу Минабутдинова говорит, что такая увлечённость разными хобби и мечты стать кем-то в будущем — тоже отчасти заслуга формата ожогового лагеря: «Объединяющий ожоговый фактор уходит в тень. У детей начинают проявляться другие качества, которые в них есть: интеллект, доброта, креатив».
В зале, где проводятся лекции, висят плакаты с правилами поведения на сменах. Среди того, что можно, — «обнимать с согласия». Среди того, что нельзя, — «нарушать границы другого, в том числе телесные» и «прикасаться к другому человеку без его согласия». Эти правила в прошлом году взрослые придумывали вместе с детьми.
— У нас есть ребёнок, который у всех спрашивает, как они обожглись. Многие дети научились на это спокойно отвечать, потому что они обсуждают это на психологических группах. Но мы напоминаем, что если подходит незнакомец и пристаёт с вопросами, то ему можно сказать: «Я не хочу об этом говорить», — комментирует правила Соня.
В лагере есть расписание дня, но вожатые нередко меняют его на ходу: могут неожиданно появиться фотосессия на берегу Волги, украшенном «дождиком» и гирляндой из картонных котов, или внезапная дискотека в честь дня рождения ребёнка. Обязательны лишь психологическая работа со старшими детьми и арт-терапия с младшими. Другие активности, например мастер-классы, дети могут выбрать сами, и им нравится эта свобода выбора. Когда Карина проводит занятие по созданию украшений из эпоксидной смолы, за длинным деревянным столом нет ни одного свободного места.
В нескольких десятках метров от памятника Ленину с детьми мальчики играют в мяч. Один из них, 12-летний Андрей, получил ожог, когда «баловался с огнём». Он рассказывает, что, когда загорелся, побежал в кусты, а потом его увидела мама. Из последующих событий мальчик помнит только то, как она сняла с него нагревшийся нательный крестик, как его самого занесли в скорую и он уснул.
В советские годы на этой территории был пионерский лагерь.
Андрей занимается боксом и мечтает поехать на соревнования. А ещё — провести встречу для всех людей, где «можно поговорить по душам». Ему кажется, что им тогда «будет легче жить», и они станут «менее агрессивные».
— То есть они лучше станут друг друга понимать? — спрашиваю мальчика.
— Ну не все, но да — может, добрее станут. В последнее время с карантином, с коронавирусом, с войной все стали злые.