Найти в Дзене

— Попробуете зайти — вызову полицию. Эта квартира моя. Муж и золовка — я выгнала их из своей жизни навсегда.

Кухня была небольшая, метров восемь. Жёлтые обои с блеклым узором, дешёвая плитка, газовая плита, которая время от времени пахла газом, и старый холодильник, гудящий как троллейбус на холостом ходу. Вечер. За окном серый декабрь, мокрый снег липнет к стеклу, как будто природа решила окончательно добить людей после рабочего дня. Вера сидела за столом, держа в руках кружку с остывшим чаем. Взгляд её упирался в тарелку с макаронами, но есть не хотелось. Андрей вошёл, тяжело вздохнул, повесил куртку. С него пахло улицей и чем-то вроде сырого железа — то ли автобус, то ли гараж, в котором он торчит с друзьями, когда «делает вид, что чинит машину». — Ну и морда у тебя, — сказал он, проходя мимо к раковине. Голос без насмешки, но с оттенком раздражения. Налил воды в стакан, выпил, шумно вздохнул, будто проделал подвиг. — Чего сидишь, как в морге? Вера молчала. Она устала. Слово «устала» уже не описывало её состояние. Это было как… вязкая болотная тина, где ты дергаешь ногами, но тонешь. Хотел

Кухня была небольшая, метров восемь. Жёлтые обои с блеклым узором, дешёвая плитка, газовая плита, которая время от времени пахла газом, и старый холодильник, гудящий как троллейбус на холостом ходу. Вечер. За окном серый декабрь, мокрый снег липнет к стеклу, как будто природа решила окончательно добить людей после рабочего дня. Вера сидела за столом, держа в руках кружку с остывшим чаем. Взгляд её упирался в тарелку с макаронами, но есть не хотелось.

Андрей вошёл, тяжело вздохнул, повесил куртку. С него пахло улицей и чем-то вроде сырого железа — то ли автобус, то ли гараж, в котором он торчит с друзьями, когда «делает вид, что чинит машину».

— Ну и морда у тебя, — сказал он, проходя мимо к раковине. Голос без насмешки, но с оттенком раздражения. Налил воды в стакан, выпил, шумно вздохнул, будто проделал подвиг. — Чего сидишь, как в морге?

Вера молчала. Она устала. Слово «устала» уже не описывало её состояние. Это было как… вязкая болотная тина, где ты дергаешь ногами, но тонешь. Хотелось сказать: «Знаешь, я тоже работаю. И вообще-то я не железная». Но она только сделала глоток чая и произнесла:

— Макароны на плите.

— Опять макароны? — Андрей посмотрел с притворным удивлением, поднял брови. — Слушай, а ты не думала, что люди иногда хотят пожить, а не сидеть на этой лапше? Я, между прочим, целый день на ногах.

Вера почувствовала, как внутри зашевелился ком. Старый знакомый ком. Сарказм уже подбирался к горлу, но она сглотнула.

— Ты думаешь, я не работаю? — тихо, но жёстко сказала она.

— Да я не про это, — Андрей поднял руки, изображая миротворца. — Просто, ну… Надоело всё. День сурка.

Он сел, взял вилку, начал наматывать макароны. Жевал быстро, будто боялся, что кто-то отнимет. И тут в кухню, как вихрь, влетела Алина. Тридцать восемь лет, но выглядит на все сорок пять: яркая помада, жёлтая шубка из искусственного меха, блестящая сумка. Она даже не стучала, как всегда.

— Привет, семейка! — весело бросила она, ставя сумку на табурет. — Ой, пахнет макаронами. Это всё? Серьёзно?

Вера чуть не раздавила кружку. Без стука, без звонка. Её раздражение — это был не огонёк, а уже костёр. Но она выдавила улыбку, как пластырь на открытую рану.

— Алина, ты бы хоть звонила, — сказала она, тихо, но с холодком.

— Да ладно тебе, — отмахнулась та, снимая шубу. — Свои люди. Чего мне, формальности соблюдать? — И села прямо напротив Веры, закинув ногу на ногу. — Ой, Верочка, а я к вам с хорошими новостями. У меня всё, похоже, налаживается! Только вот… — Она сделала паузу, многозначительно посмотрела на брата. — Надо поговорить.

Андрей поднял голову от тарелки, как собака, услышавшая знакомое слово. Сразу подобрел, расплылся в улыбке:

— Ну, рассказывай.

Вера смотрела на них и думала: «Опять. Господи, опять эти разговоры про деньги». Она знала этот взгляд Алины — хищный, липкий. И знала выражение лица Андрея, когда он слушает сестру: смесь преданности и чувства долга. Будто она не взрослая тётка, а ребёнок в детсаду, которому все должны.

— Короче, — Алина наклонилась вперёд, опёрлась локтями о стол. — Я решила, беру ипотеку. Ну а чё, жизнь одна! Только нужен первый взнос. Ну, как всегда, чуть-чуть помочь…

Вера не выдержала и усмехнулась. Тихо, но с ядом.

— Чуть-чуть? В прошлый раз тоже было «чуть-чуть». Ты забыла?

Алина на секунду прищурилась, но быстро вернула улыбку.

— Ну что ты, Верочка. Я же не к тебе, я к брату. Правда, Андрюш?

Андрей кашлянул, глотнул воды. И вот этот момент — когда он не сказал сразу «нет» — Вера почувствовала, как под ногами треснул лёд.

— Алина, — Вера говорила медленно, стараясь держать голос ровным. — У нас кредит. Ты помнишь?

— Ну так что, теперь из-за этого вы людям помогать не будете? — Алина вскинула брови, с удивлением, как будто Вера предложила ей отдать почку. — Я ж родная сестра. Не чужая какая-то.

Вера стиснула зубы. В голове гремело: «А я кто? Чужая?» Но вслух сказала:

— Родная сестра — это не значит, что мы банкомат.

Андрей вздохнул, потёр лоб. Глаза бегали между ними, как у человека, который боится взрыва.

— Девочки, ну давайте без скандала, — мягко, но с усталостью сказал он. — Вер, ну что ты сразу начинаешь?

Вера посмотрела на него и вдруг ясно поняла: он не на её стороне. Никогда не был. Всегда — «давайте без скандала», «ну ты пойми», «ну это же Алина». А когда ей плохо — молчит.

— Я не начинаю, — холодно ответила она. — Просто устала слушать одно и то же.

Алина театрально вздохнула, закатила глаза.

— Господи, как всё сложно. Ладно, Андрюш, потом поговорим. Наедине, без нервных. — И, подмигнув ему, встала. — Я к Люське забегу. Потом наберу.

Она ушла, оставив запах дешёвых духов и ощущение грязи на душе. Дверь хлопнула. Андрей продолжал есть, будто ничего не случилось. Только уши красные.

Вера смотрела на него и думала: «Вот он, твой приоритет. Не я. Она». Сказала вслух:

— Ты опять ей дашь, да?

Андрей поднял голову, посмотрел на неё с раздражением:

— Ну не знаю ещё. Может, помогу. Она ж в трудном положении.

Вера засмеялась. Глухо, без радости.

— В трудном? Она в шубе, Андрей. В шубе.

Он ничего не ответил. Только отставил тарелку и пошёл в комнату. Тихо, чтобы не хлопать дверями. Вера сидела на кухне, слушала гудение холодильника и думала: «Это только начало. Дальше будет хуже». И внутри неё медленно, как ржа по металлу, расползалась тревога.

Телефон зазвонил в восемь утра, когда Вера только собралась налить себе кофе. Экран высветил: «Алина». Она посмотрела на него, как на змею в банке. Вздохнула и ответила.

— Ну привет, Верочка! — бодрый голос Алины резанул по ушам, как ложка по кастрюле. — А я думаю: чего это ты молчишь? Вчера обиделась, что ли?

— Я не обижаюсь, — сухо сказала Вера. — Просто занята.

— Ну ладно, не дуйся. Я тут Андрею звонила, но он что-то глухо берёт. Вы дома будете вечером?

— А зачем? — Вера старалась говорить спокойно, но пальцы сжали кружку так, что костяшки побелели.

— Ну как зачем? Поговорить надо. Про квартиру твою. Ой, какая удача, Верочка! Вот повезло же людям! — в голосе Алины звучала такая сладость, что хотелось вымыть уши мылом. — Ты теперь у нас богатая женщина!

Вера замерла. Кофе в чашке задрожал. Значит, узнала. Конечно, узнала. В их семье новости быстрее ветра разносятся.

— Это моя квартира, Алина, — сказала она тихо, но твёрдо.

— Ну естественно, твоя, — защебетала та. — Кто ж спорит? Просто... Ты же понимаешь, тебе-то она не к спеху. Вы с Андрюшей и так вместе. А я одна. Съёмное жильё, эти бешеные цены... Ты ж не зверь, Верочка. Поможешь сестрёнке? Мы ж семья!

Вера почувствовала, как в груди растёт что-то тёмное. Хотелось крикнуть: «А ты, Алина, не зверь? Когда брала деньги на ремонт, ты тоже про семью пела!» Но она только сказала:

— У меня планы на эту квартиру.

— Какие планы? — Алина засмеялась, звонко, как рюмки в баре. — Ты там жить собралась? Да брось! Вам же вдвоём и тут нормально.

Вера молчала. Потому что если скажет хоть слово, то сорвётся. Положила трубку, даже не попрощавшись. Руки дрожали. Она села за стол, уставилась в кружку и думала: «Она серьёзно считает, что я обязана? Что я буду всё отдавать просто потому, что она сестра?»

Вечером Андрей пришёл поздно. Уставший, как всегда. Или делает вид. Скинул куртку, потер виски.

— Слушай, — начал он, даже не глядя на неё, — Алина права. Нам эта квартира не к спеху. Мы можем остаться здесь. А ей реально негде жить.

Вера медленно подняла голову. Смотрела на него, как на чужого.

— Ты это серьёзно?

— Ну а что? — он развёл руками, будто удивлялся её глупости. — Ты же знаешь, как ей тяжело. Ты сама говорила, что семья — это главное.

— Я говорила про семью. Про нас. А не про то, чтобы я раздавала своё имущество твоей сестре.

Он нахмурился.

— Ну ты же понимаешь, она без нас пропадёт.

Вера рассмеялась. Глухо, зло.

— Пропадёт? С её ногтями по пять тысяч и сумкой за десять? Пропадёт! Бедняжка! Может, ещё и машину ей купим?

— Не передёргивай, — раздражённо сказал он. — Ты стала какая-то... жестокая.

— Жестокая? — Вера вскочила. — Да потому что я устала, Андрей! Я устала тянуть всё на себе, а ты всё тащишь к ней! Ты же не муж, ты — банкомат с функцией уговаривания жены!

Он резко встал, шагнул к ней.

— Не надо так. Это моя сестра.

— А я кто? — выкрикнула она. — Я кто тебе?!

Он открыл рот, но не ответил. И это было хуже любого крика. Потому что в этот момент Вера поняла: ответа у него нет. И никогда не было.

Через два дня Алина пришла. Без звонка, как всегда. На этот раз с пирожками. Смешно. Как будто еда могла замазать наглость.

— Верочка, не дуйся, — защебетала она с порога. — Я же от души. У нас всё по-хорошему решится. Вот тебе, домашние! — И поставила коробку на стол.

Вера посмотрела на коробку и подумала: «Если бы ты в неё свою наглость сложила, места бы не хватило».

— Садись, — холодно сказала она. — Раз уж пришла.

Алина села, скрестив ноги. Достала из сумки какие-то бумаги.

— Смотри, — протянула она. — Это расчёт. Если ты на меня переоформишь, я всё сама сделаю. Тебе даже ездить никуда не надо будет. Удобно, да?

Вера уставилась на неё. Потом перевела взгляд на Андрея. Он сидел рядом, молчал. Только пальцы дёргались на столе.

— Ты ей сказал? — тихо спросила Вера.

— Ну... — замялся он. — Я думал, вы поговорите...

— Ты думал? — Вера вскочила. Голос сорвался. — Ты думал, Андрей?! Ты со мной даже не обсудил! Ты уже всё решил за моей спиной!

Алина подняла руки, как арбитр.

— Девочки, ну зачем этот цирк? Мы же цивилизованные люди. Никто никого не обижает. Просто решаем вопрос.

— Решаем вопрос? — Вера повернулась к ней, и голос стал ледяным. — Послушай, Алина. Это моя квартира. МОЯ. И я не собираюсь ничего на тебя оформлять. Ни сегодня, ни завтра, никогда.

Алина замерла. Потом улыбнулась. Хищно.

— Ну смотри, Верочка. Я ж по-хорошему хотела. А там как получится.

И в её голосе прозвучала угроза. Настоящая. Вера почувствовала, как кровь стукнула в виски. Руки задрожали. Она боялась, что ударит. Серьёзно. Просто схватит эту коробку с пирожками и запустит ей в лицо. Но она взяла себя в руки. Сказала тихо:

— Убирайся.

Андрей встал, схватил Алину за локоть.

— Пойдём, Лин, — пробормотал он. — Потом поговорим.

— Да мы ещё поговорим, — бросила та, выходя. И улыбнулась. Широко, мерзко.

Дверь хлопнула. Вера опустилась на стул, как мешок. В груди было пусто. Совсем. Только одна мысль: «Они вдвоём. Против меня. И я в этом доме — чужая».

А на следующий день она узнала, что Андрей снял со счёта сто тысяч. Без её ведома.

И в тот момент что-то в ней хрустнуло.

Вера сидела на кухне, обняв кружку с чаем, который давно остыл. В квартире стояла странная тишина — не спокойная, а вязкая, как паутина. За окном начинался март, снег таял, по подоконнику стекали мутные капли. Она смотрела на них и думала: «Как легко всё размывается. Даже жизнь. Даже любовь».

В дверь позвонили. Она знала, кто это. Не спешила открывать — хотелось, чтобы они помёрзли хотя бы пару минут. Потом поднялась и открыла. На пороге стояла Алина — яркая, как всегда, в белом пальто, с пакетом в руках, и Андрей, мрачный, с опущенными глазами.

— Ну что, поговорим? — Алина улыбнулась так, будто пришла на праздник.

— Проходите, — холодно сказала Вера. — Раз уж вы так настаиваете.

Они прошли на кухню. Алина уселась как хозяйка, поставила пакет на стол. Достала бутылку шампанского.

— Я думала, отметим! — её голос звенел. — Новый этап. Ты ведь уже решила?

Вера смотрела на неё и думала: «Какая же ты наглая. Какая же я была слепая». Потом перевела взгляд на Андрея. Он стоял у стены, руки в карманах.

— Я решила, — спокойно сказала Вера. — Но не так, как вы хотите.

Алина нахмурилась.

— В смысле?

— В прямом. Я не отдам тебе квартиру. Никогда. Это раз. Второе: я подаю на развод.

Тишина. Только капли за окном стучали по подоконнику. Потом Алина засмеялась. Звонко, с издёвкой.

— Верочка, ты что, с ума сошла? Разводиться из-за квартиры?

— Не из-за квартиры, — Вера поднялась. Голос стал холодным, как лёд. — Из-за предательства. Из-за того, что мой муж готов продать меня за твою «ипотеку». Из-за того, что вы два дня назад вместе ходили в банк, чтобы снять деньги. Ты думала, я не узнаю?

Андрей дёрнулся.

— Вер, я... Я хотел сказать, просто...

— Просто что? — она резко повернулась к нему. — Что для тебя я — никто? Ты даже не пытался поговорить! Ты просто выбрал её. Опять.

Он молчал. Стоял, как школьник на линейке. Алина встала, скрестила руки.

— Ну и ладно, Верочка. Подумаешь, развелись. Андрюша всё равно без тебя не пропадёт. А квартира... Посмотрим. Мир тесен.

— Из моей квартиры — вон, — тихо сказала Вера. — Обе. Сейчас же.

— Ты не имеешь права! — взвизгнула Алина.

Вера подошла к двери и распахнула её.

— Я имею право на свою жизнь. А вы — проваливайте. Пока я полицию не вызвала.

Андрей посмотрел на неё. Долго. И в его глазах было что-то вроде жалости. Но не любви. Он взял куртку. Алина фыркнула, схватила пакет.

— Ну и живи со своей квартирой, — бросила она. — Только не жалуйся потом, что одна.

— Лучше одна, чем в этой грязи, — ответила Вера.

Дверь захлопнулась. Тишина. Вера подошла к окну. За стеклом капли всё так же стекали вниз, оставляя чистые полосы. Она глубоко вдохнула. И впервые за много лет почувствовала: дышать легко.

Она поставила пустую кружку в раковину, открыла окна настежь. Холодный воздух ударил в лицо, как пощёчина. Но это была свобода. Настоящая.

И только одна мысль: «Я выжила. Без них».

Финал.