Марина стояла у окна и равнодушно смотрела, как по мокрому стеклу медленно ползут капли дождя. На кухне шумел чайник, а в голове гудело от усталости. Рабочий день закончился три часа назад, но отчеты она доделывала уже дома — в своей небольшой, но честно заработанной однушке, унаследованной после развода.
«Тридцать три, а ощущение, что я прожила две жизни», — подумала она, снимая очки и потирая глаза.
Сложный развод, ипотека, жесткая экономия, токсичная работа, и, как итог, жизнь по кругу: дом — работа — супермаркет. Подруги уже редко писали: у кого дети, у кого вторая семья. Оставалась мама. Только она звонила каждый день, спрашивала, что ела, и напоминала:
— Ты же женщина, Мариш. А не бухгалтер со стажем. Не забывай об этом.
— Мам, мне сейчас не до мужчин. У меня квартальный отчёт, — сухо отвечала Марина, и разговор снова уходил в тишину.
Именно мама настояла, чтобы она пошла в спортзал. «Разомни кости, глядишь — и настроение поднимется».
Марина записалась на вечерние тренировки. Просто чтобы отвлечься. Но уже на втором занятии в зале она почувствовала чей-то взгляд. Подняла глаза — и встретилась с глазами мужчины у стойки тренеров. Высокий, загорелый, с уверенной улыбкой. Он не смотрел нахально, скорее с интересом.
Подошёл через десять минут.
— Знаешь, у тебя классная техника. Но ты спину немного перегружаешь. Хочешь, покажу, как легче?
— А ты кто, местный супергерой? — усмехнулась Марина, но кивнула.
Так она и познакомилась с Романом. Через пару тренировок он уже предлагал «проводить до машины», потом — «выпить кофе», а вскоре стал забирать её после работы.
С ним было… легко. Он не задавал лишних вопросов, не лез в душу, но всегда был рядом, когда нужно. А главное — умел молчать, не создавая неловкости.
— Ты напряженная. Слишком много в голове. Хочешь, сделаю массаж? — говорил он, проводя пальцами по её шее.
— Не надо. Хотя… может, и правда хочешь помочь, — устало отвечала Марина.
Через месяц она уже ждала его сообщений с нетерпением. Смеялась над его шутками, ловила себя на том, что покупает его любимые хлопья, хотя сама их не ест.
— Ты заслужила отдых, Мариш. Ты вкалываешь, как ломовая лошадь. А я рядом — просто чтобы тебе стало легче. Можешь положиться на меня, — шептал он, целуя ей в висок.
— Никто мне так не говорил… — пробормотала она однажды ночью, засыпая у него на груди.
Он казался чем-то особенным — спокойный, уверенный, умеющий держать дистанцию и при этом делать жесты, от которых у неё сжималось сердце.
Через два месяца Роман предложил:
— А давай я переберусь к тебе? Мы ведь всё равно почти не расстаёмся. И тебе будет проще — я помогу с бытом. А тебе нужно просто выдохнуть. Я рядом.
Марина замерла. Обычно она сомневалась во всем — даже когда покупала кофе. А тут вдруг — спокойно ответила:
— Давай. Переезжай.
— Правда? — глаза Романа вспыхнули. — Значит, мы не просто так встретились.
И уже через неделю его чемодан стоял у входной двери, а его кроссовки — в её прихожей.
Он быстро освоился. Готовил по утрам кофе, мыл посуду и даже заезжал на работу, чтобы подвезти домой.
— Я не знал, что можно так заботиться о ком-то, — шептал он.
Марина слушала и не верила: неужели жизнь наконец разворачивается к ней светлой стороной?
Она не знала, что всё только начинается. И что уже совсем скоро она услышит от него фразу, после которой у неё задергается глаз:
— Ты ведь сама говорила, что устала. Так зачем тебе напрягаться? Я всё решу сам. Просто доверься…
***
Через месяц после переезда Романа, в квартире Марины стали происходить мелкие, но странные изменения.
Сначала исчезли её любимые чашки — «глупые, детские, с котиками» — как выразился он. Потом на балконе «временно» поселился его тренажёр, а на полке на кухне появились протеиновые коктейли вместо её зефирок.
Марина не сразу замечала, как жизнь медленно приспосабливается под нового жильца. Пока однажды не услышала, как он по телефону говорит:
— Да, она работает до восьми. Нет, ничего не замечает. Да, живём уже как семья.
Когда она вошла в комнату, он резко замолчал.
— С кем говорил?
— С другом. Просто бред несли. Ты же знаешь, как мы можем шутить.
Она кивнула. Но внутри что-то дрогнуло.
А через пару дней он попросил:
— Дай карту. Мне заправиться надо, а ты уже спишь по вечерам, неохота будить.
— Ну… ладно. Только не увлекайся, на ремонт ещё экономим.
Он поцеловал её в лоб:
— Конечно, золотце. Всё будет под контролем.
Но на выходных выяснилось, что с карты ушли 12 тысяч. В выписке — «спорттовары», «барбершоп», и… суши на 3 тысячи.
— Ром, ты это серьёзно?
Он даже не смутился:
— А что? Я себя побаловал. Разве я не заслужил? К тому же ты же сама говоришь, что не умеешь расслабляться. Вот я учусь. За нас двоих.
Марина стиснула зубы. Это было некрасиво. Но она вспомнила, как он ухаживал за ней первые недели. Как гладил её руку в метро. И промолчала.
— Ладно. Только давай без привычки.
Он кивнул и через час принёс ей пирожные. Сказал, что «искупает вину».
Но однажды всё перешло в другую плоскость.
Марина возвращалась с работы позже обычного. Свет в квартире был включён, но на звонок никто не открыл. Вставила ключ, вошла… и услышала женский голос с кухни:
— Да не, у неё тут ничего толкового. Ни кастрюль нормальных, ни ножей. Будем всё своё завозить.
На кухне стояла женщина лет тридцати пяти, с высокой прической и нахальной ухмылкой. В спортивных легинсах и тапочках Марины.
— А вы кто? — спросила Марина, ошеломлённо ставя сумку.
— А ты, видимо, хозяйка? Меня зовут Дина. Я сестра Ромы. Жить пока у вас буду. Надеюсь, не против?
Марина повернулась к Роману, который стоял у плиты и мешал суп.
— Это правда? Ты решил, что я не против?
Он пожал плечами, как будто речь шла о пылесосе, а не о третьем человеке в доме:
— Она в сложной ситуации. Не на улице же ей ночевать. Ты же добрая, поймёшь.
— Рома, это моя квартира. И мне хотя бы стоит знать, кто в ней живёт!
— Ты всё равно приходишь поздно. Она не помешает. Помоет, приготовит… кстати, у неё борщ вкуснее выходит.
Марина почувствовала, как к горлу подступает ком. Усталая, измотанная, и теперь — почти чужая в собственной квартире. А в этот момент Дина поставила на стол банку солёных огурцов и усмехнулась:
— Ужинать будете? Или вы тут только сцены закатываете?
Марина молча прошла в ванную и заперлась. Стояла с закрытыми глазами, пока вода текла по рукам.
«Что происходит? Это что, нормально? Или я просто устала и всё вижу в кривом свете?»
За дверью снова раздавался смех Романа и его сестры. А у неё в голове звучал голос матери:
— Женщина должна быть хозяйкой в доме. А не гостьей в своей жизни.
***
С того самого вечера, когда в её доме поселилась Дина, Марина словно перестала существовать.
Она приходила с работы и видела, как чужая женщина расправляет её пледы, разбирает её кухню и включает телевизор громко, будто дома одна. Роман почти не комментировал происходящее, только гладил Дину по голове и называл «моя бо́евая».
— У тебя характер, Мариш, не такой. Ты мягкая. А Динка — огонь. Мы с ней такие с детства, держимся вместе.
— Может, тогда вам и жить вместе? — не сдержалась Марина.
Он рассмеялся:
— Ты ревнуешь, что ли? Глупенькая. Мы же семья. А ты теперь — часть нас.
Она не отвечала. Ночами лежала с открытыми глазами, думая, как всё так быстро пошло не туда. Казалось, ещё вчера он целовал её пальцы и называл светом в конце его тоннеля.
На третий такой вечер она не выдержала — набрала маму. Стук сердца в висках заглушал гудки. Когда голос Юлии Аркадьевны прозвучал в трубке, Марина едва сдержалась:
— Мам, а если… если я действительно никому не нужна? Если это — мой максимум?
Мать молчала пару секунд. Потом ответила так спокойно, что у Марины задрожали пальцы:
— Тебя пытаются убедить в этом, чтобы ты боялась уйти. Но это ложь, дочка. Ты сильная. Умная. Добрая. И если человек заставляет тебя сомневаться в себе — это не любовь. Это — контроль.
— Он говорит, что я мягкая… что у меня нет характера.
— У тебя есть характер. Просто ты его прячешь, когда любишь. Но сейчас тебе нужно его достать. И вспомнить, кем ты была до него.
Марина долго молчала, вглядываясь в потолок. А потом тихо сказала:
— Спасибо, мам. Спасибо, что ты всё ещё умеешь видеть меня настоящую.
— Я всегда тебя вижу.
Однажды в субботу она вернулась раньше обычного. У них был корпоратив, но она не смогла остаться — усталость накрыла с головой. Поднялась в квартиру и вставила ключ... но дверь не открылась. Замок сменили.
Шок был недолгим — Роман открыл через минуту, словно ничего не произошло:
— Привет, мы замок поменяли. Старый заедал.
— Мы? Без меня?
— Да ты же вечно занята. А тут как раз мастер свободен был. Не парься, я тебе новый ключ дам.
Марина промолчала. Внутри копилось что-то опасное. Она чувствовала — что-то ускользает, но не понимала что.
Вечером она решила навести порядок в документах. Открыла шкаф, где обычно хранились бумаги. Там было пусто. Полки вычищены. Ни документов на квартиру, ни паспорта, ни копий квитанций.
Сердце ударилось где-то в горле.
Она обошла квартиру. Спокойным, почти механическим движением. Открыла ящики, заглянула под кровать, в тумбочку. Ничего.
— Ром? Ты не видел документы?
— Какие именно?
— ВСЕ документы! На квартиру, мой паспорт, страховку, налоговые отчеты. Они лежали в синей папке.
Он пожал плечами:
— Может, ты куда-то убрала? Или на работе оставила?
— Ты серьёзно думаешь, что я ничего не замечаю?! — голос Марины сорвался.
Из комнаты вышла Дина. В руках у неё была кружка с логотипом страховой компании — одной из тех, с которой Марина работала. И с очень конкретной подписью — её имя и фамилия.
— А что ты так нервничаешь? Я просто смотрела, что у тебя где. Вдруг потерялось что, я как раз разбирала шкафы...
— Разбирала?! Без моего разрешения?!
— Ну не ори. Это не мешает тебе, а мне любопытно. Мы же теперь почти родня.
— Вы не родня! И не будете! — Марина почувствовала, как дрожат руки. — Где мои документы?
Роман отмахнулся:
— Не надо истерик. Они в ящике. Я убрал, чтобы не валялись где попало. Кстати, я записал тебя на консультацию по дарственной. Вдруг тебе будет проще не волноваться о бумажках. Всё будет на нас двоих. Ты же сама говорила — мы одна семья.
Марина медленно выпрямилась. И вдруг поняла: она больше не боится. Ни одиночества, ни пустоты, ни потерь.
— Собирайте вещи. Немедленно. Вы оба.
Роман засмеялся. Сухо и зло:
— Ты что, с ума сошла? Думаешь, одна останешься — кто тебя возьмёт? В твои-то годы?
— Лучше быть одной, чем гостьей в собственной жизни.
Он подошёл вплотную, но Марина не отступила. Взяла телефон и набрала 102.
— Да, квартира моя. Хочу зафиксировать факт самоуправства и попытку манипуляции собственностью. Да, жду.
Только тогда на лице Романа появилось беспокойство. Он отступил на шаг.
— Ты пожалеешь.
— Уже жалею. Что не выгнала вас раньше.
Через два часа они ушли. С сумками, рюкзаками, с недоеденным борщом в контейнере и плед прихватили.
А Марина осталась. С документами, свободным пространством… и странным чувством — будто впервые за долгое время она снова хозяйка своей жизни.
***
После того вечера Марина чувствовала себя странно: не столько опустошённой, сколько... свободной.
Она впервые за много месяцев проспала до девяти утра. Без крика, без запаха чужого кофе, без Дины, бегающей по кухне в её тапках.
Потом заварила себе чай с жасмином, включила музыку и просто сидела у окна. Как тогда, до всего этого.
На следующий день она заблокировала номер Романа, отписалась от его соцсетей и сменила замки.
— Дочка, как ты? — голос мамы в трубке был взволнованным, но тёплым.
— Знаешь… странно. Спокойно. Я даже не плачу.
— И правильно. Это ведь было не про любовь. Это было про посягательство. И ты защитила себя, Мариш.
— Мам, спасибо. Что всегда рядом. Даже когда я тебя не слушаю.
Прошёл месяц. Марина сменила прическу, перевела себя на удалёнку и впервые с десятого класса записалась на курсы живописи — просто потому что давно хотела.
— Мне не нужен был отпуск. Мне нужен был выход из ловушки, — говорила она себе в зеркале, намазывая маску на лицо.
А через три месяца, возвращаясь из мастерской с красками под мышкой, она столкнулась в лифте с соседом — с четвёртого этажа. Высокий, с аккуратной бородой и тихим голосом.
— У вас синяя краска на носу, — сказал он с мягкой улыбкой.
— А вы, оказывается, наблюдательный, — засмеялась она.
На следующий день он постучал к ней с яблочным пирогом. Сказал:
— Я просто решил, что пирог лучше, чем пицца. А у меня он вышел. Хотите попробовать?
Так в её жизни появился Алексей — инженер, разведённый, с сыном на выходные и вечно сбивающимися очками. Он не делал громких заявлений. Просто звонил, если обещал. Приносил продукты, если знал, что у неё дедлайн. Не вмешивался, но всегда был рядом.
— А ты знаешь, что не обязан мне всё это? — спросила она однажды.
Он посмотрел внимательно:
— А ты знаешь, что не обязана за это извиняться? Тебе не нужен герой. Ты и есть герой. Я просто рядом. Потому что хочу быть.
Через год, в июне, они поженились. Без шума, с самыми близкими. И именно в тот день, о котором она мечтала — двадцать пятого июня, в день рождения её папы.
Когда Марина в белом платье вышла на залитую солнцем веранду и увидела маму с дрожащей улыбкой и глазами, полными слёз, она прошептала:
— Мама, спасибо, что когда-то не позволила мне себя потерять.
Юлия Аркадьевна подошла ближе, обняла её крепко и прошептала:
— Нет, Мариш. Спасибо тебе. За то, что сама нашла себя. И выбрала правильно.
И всё, что было до этого, вдруг показалось сном. Предостережением. Испытанием. Из которого она вышла не сломанной — а обновлённой.
***
Подпишитесь, если верите: ни один мужчина не имеет права стирать женщину из её собственной жизни.