Дождь начался ровно в тот момент, когда Вера Николаевна осознала, что зонт остался дома. Не тот деликатный дождик, под которым приятно гулять, а настоящий ливень — такой, при котором прохожие бросаются под любые навесы.
Вера рванула к ближайшей двери. Вывеска гласила: «Ароматы судьбы. Парфюмерия».
— «Парфюмерия» хотя бы правильно написано, — пробормотала она. — Уже хорошо.
Магазин оказался крошечным, но уютным. На полках теснились флаконы причудливых форм: одни напоминали античные амфоры, другие — советские пузырьки из-под одеколона «Шипр». За прилавком восседала женщина лет шестидесяти с безупречной седой прической и взглядом, от которого невольно хотелось проверить, все ли пуговицы застегнуты.
— Вам что-то конкретное? — спросила продавщица. Голос у нее был низкий, с легкой хрипотцой.
— Да нет, просто... дождь пережду.
— А-а, — женщина улыбнулась так, словно Вера только что выдала какой-то секрет. — Тогда попробуйте вот это.
Она протянула миниатюрный флакон без этикетки.
— Что это?
— «Лето 1987».
— О, — Вера невольно фыркнула. — Это что, теперь духи по годам выпускают? Как коллекционное вино?
— Нет. По годам вашей жизни.
Вера брызнула каплю на запястье.
И мир перевернулся.
* * *
Дыхание перехватило, когда Вера открыла глаза. По ресницам скользил солнечный зайчик — такой же, какой танцевал каждое утро на обоях их первой съемной комнаты.
— Верка, ты спишь?
Голос. Еще без хрипоты от сигарет и без раздражения, появившегося потом.
Она резко повернула голову.
Володя.
Настоящий.
Не нынешний пятидесятисемилетний начальник отдела с гипертонией, а двадцатипятилетний парень в вылинявшей футболке «Спартака». Его загорелая рука, обнимающая ее плечи.
— Ты вся дрожишь, — он прикоснулся к ее лбу. — Не заболела?
Вера судорожно схватила его за запястье.
— Сегодня... какое число?
— Ты что, вчера перебрала? — рассмеялся он. — Восьмое мая. Завтра на демонстрацию идти.
Она оглядела комнату. На столе окурки в пепельнице-ракушке. На двери висел календарь с перечеркнутыми днями. 1987 год.
* * *
— Вера Николаевна!
Чей-то резкий голос выдернул ее обратно.
Продавщица держала ее за плечо. В руке — ватка с нашатырем.
— Вы слишком глубоко нырнули, — в голосе женщины впервые появились нотки беспокойства. — Так нельзя.
— Но это же...
— Воспоминания, — продавщица бережно забрала у нее флакон. — Это живые куски прошлого. И они могут затянуть вас насовсем.
Вера вдруг заметила, что ногти на ее правой руке стали короче и ровнее — точно такими, какими она их носила и красила в молодости.
* * *
Дверь лифта открылась с привычным скрежетом. Вера замерла.
— Да подвинься ты! — знакомый визгливый голос.
Лена.
Она выходила из лифта, таща за собой огромный пакет из хозяйственного магазина. За ней шел Володя — с еще двумя пакетами в руках и короткой, уже совсем седой, бородкой.
— О! — Лена заметила Веру первой. — Какие... неожиданные новые соседи.
Володя поднял голову. Его глаза расширились.
— Вера? Ты...
— Живу здесь, — она сжала сумку так, что костяшки пальцев побелели. — Двадцать три года.
Тишина повисла тяжелым одеялом.
— Мы как раз... — Володя мотнул головой в сторону верхних этажей. — На шестом поселились.
Лена резко дернула его за рукав:
— Пошли, а то мороженое растает.
Когда лифт закрылся, Вера обнаружила, что держит в кармане флакон. Крышка была слегка откручена.
* * *
Утро началось с того, что Вера не могла найти свои очки. Они всегда лежали на тумбочке, но сегодня исчезли. Нащупала в итоге случайно — в кармане старого халата, в котором когда-то варила Володе кофе по утрам.
На кухне ждал сюрприз.
Флакон с «Летом 1987» стоял посреди стола, хотя Вера точно помнила, что убрала его в шкаф. Рядом — открытый альбом с фотографиями. На верхнем снимке она и Володя на даче, 1989 год. Он жарит шашлык, она смеется.
Вера резко захлопнула альбом. Господи, ну что за глупости.
* * *
В магазине у дома очередь растянулась до дверей. Вера взяла корзину и вдруг услышала за спиной:
— Ну надо же, Вера Николаевна!
Она обернулась. Перед ней стояла Людмила Семёновна, бывшая коллега Володи. В руках — пакет с апельсинами.
— Вы знаете, ваш бывший вчера на телевидении был! — затараторила она. — Про свою новую книгу рассказывал. С Леночкой вместе.
Вера взяла первую попавшуюся банку с полки.
— Добрый день. С какой еще Леночкой?
— Ну как же! Его жена, вы разве сами не в курсе?
Банка оказалась с солёными огурцами. Володя их ненавидел.
* * *
Дома Вера наклонила флакон над стаканом. Пять капель. Ровно пять.
За стеной заиграла музыка. Знакомая мелодия — «Чудесная страна» Агузаровой. Их песня.
Телефон зазвонил сам.
— Вы готовы? — спросил женский голос.
Вера посмотрела на стакан.
— Да.
* * *
Три часа ночи. Вера стояла перед зеркалом в прихожей, в той самой позе, в которой стояла больше двадцати лет назад — глядя на Володю с чемоданом у двери.
«Я ухожу к Лене», — просто сказал он тогда. Ни «прости», ни «это не твоя вина», только «ухожу».
Сегодня зеркало отражало ее одну — седые пряди у висков, глубокие складки у губ. Она поднесла флакон к губам, но вдруг сверху раздался грохот — что-то тяжелое упало на пол. Потом голос Лены:
«Опять ты все пролил!»
И его ответ — вялый, покорный:
«Ладно, ладно, уберу...»
Совсем не тот голос, каким он командовал на стройке в молодости.
Вера медленно опустила флакон. Вдруг осознала: за эти двадцать лет она ненавидела не Володю, а тот образ, что создала в памяти — сильного, решительного мужчину. А настоящий, живой Володя вот там, наверху — стареющий, забитый, вытирающий пол по приказу новой жены.
Она повернула флакон в руках. На дне булькнуло.
«Новый старт» оказался на вкус как... простая вода. Прозрачная, безвкусная, чистая.
За окном первые птицы начали утреннюю перекличку. Где-то в подъезде хлопнула дверь — сосед-учитель, как всегда, выходил на пробежку в шесть утра.
Вера вдруг улыбнулась. Вылила остатки флакона в раковину.
* * *
В шесть утра Вера проснулась от странного ощущения — подушки пахли свежестью, а не привычной затхлой бессонницей. Она потянулась к тумбочке, и пальцы наткнулись на что-то холодное. Флакон. Пустой.
Грохот сверху заставил вздрогнуть — Лена опять что-то уронила. Вера вздохнула. Последние три месяца Лена с Володей жили этажом выше, и каждый день Вера слышала эти звуки: его шаркающие шаги, ее визгливые упреки. Как будто сама судьба подкидывала ей причины не жалеть о прошлом.
На кухне ждал сюрприз. На столе стояла ваза с сиренью — странно, сейчас не сезон, да и где она могла... Вера потрогала лепестки. Настоящие. Вдруг в памяти всплыло: тридцать лет назад Володя принес ей такие же, украденные в ботаническом саду. Тогда это казалось подвигом.
Раздался стук в дверь.
— Вера Николаевна? — позвали неуверенно. — Это Миш, ваш сосед. Вы вчера обронили...
Она распахнула дверь. Сосед стоял в помятой рубашке, с темными кругами под глазами. В руках — ее библиотечная карточка 1987 года с фотографией. Ерунда какая-то, откуда она взялась?
— Где вы это нашли? — голос Веры упал до шепота.
— Под почтовыми ящиками, — он переступил с ноги на ногу. — Я видел, как вы ее уронили. Вчера. Не успел отдать.
Но это было невозможно. Вчера она не выходила из дома. Да и карточка должна была пылиться в ящике комода с остальными старыми документами.
Послышался громкий хлопок — Лена наверху захлопнула дверь. Потом ее голос:
— Опять твои окурки на балконе! Совсем мозгов нет!
И тихий, сдавленный ответ Володи, который она не расслышала.
Вера вдруг осознала: она больше не вздрагивает при этих звуках. Не сжимает кулаки. Не представляет, как Лена разбивает их общий сервиз, доставшийся Володе после развода.
— Заходите, — сказала она Мише. — Будете кофе?
Он вошел, оставив на коврике мокрые следы — на улице шел дождь. Вера вдруг заметила: его ботинки стоптаны на один бок. Это показалось ей ужасно трогательным.
— Вы ведь не просто так принесли карточку? — спросила она, наливая кофе.
Миша покраснел.
Где-то наверху грохнул шкаф. Потом — громкий плач Лены. Не театральный, а настоящий, горловой. И вдруг — оглушительная тишина.
Вера и Миша замерли, прислушиваясь. Но сверху больше не доносилось ни звука. Только дождь за окном да тиканье старых часов.
— Знаете, — сказала Вера, оглядев себя. — А ведь я всегда ненавидела этот халат.
Миша неожиданно улыбнулся:
— А я терпеть не могу кардамон. Но продолжаю добавлять его в кофе... по привычке.
Они сидели за кухонным столом, пока часы не пробили семь. Когда Миша ушел, Вера подошла к зеркалу, перед которым когда-то рыдала ночами. Оно отражало женщину с седыми висками, но удивительно прямым позвоночником.
* * *
Дождь на улице прекратился. Первые лучи солнца упали на пустой флакон, оставленный на подоконнике. «Новый старт» оказался простой минералкой — но Вера впервые за долгие годы почувствовала вкус. Настоящий. Без примесей прошлого. Потому что даже через двадцать лет оказалось не поздно его отпустить.
Автор: Александра Карташова