Шелест плотного конверта. Тик настенных часов. Щелчок авторучки — мать кладёт её рядом с чистым бланком отказа от наследства.
— Подписывай, — говорит она, не поднимая глаз. — Квартира должна остаться Максиму. Так правильно.
Я стою у кухонного стола, чувствую, как напрягаются плечи под тонким свитером. На столе — стопка документов в прозрачном файле с надписью «Дом», сверху белеет угол бланка. Мать сидит боком, профиль строгий, как всегда, когда она уверена в своей правоте.
— Почему правильно? — спрашиваю тихо.
— Потому что он сын. Потому что мужчина должен быть хозяином в доме. Потому что у тебя есть своя квартира, а у него нет.
Часы тикают. За окном — серый московский февраль, снег на подоконнике уже почернел от выхлопов. Папина квартира на пятом этаже панельной девятиэтажки выглядит точно так же, как полгода назад, когда он был ещё жив. Те же занавески, тот же комод у стены, где в нижнем ящике лежит папка «Документы». Только теперь на столе — бумаги о наследстве.
— Мам, давай разберёмся по порядку. Кто тут был прописан? Кто платил коммунальные?
Она морщится:
— Какая разница? Максим — сын, он имеет право.
Я подхожу к комоду, выдвигаю ящик. Папка лежит там же, где всегда, аккуратная, с резинкой. Достаю квитанции за последние два года. ЖКХ, капремонт, электричество — везде плательщик: Валентин Иванович Морозов. Мой отец. Прописка — только его.
— А где Максим жил эти два года? — спрашиваю, листая квитанции.
— У жены, в Подольске. Но это временно.
— Временно уже третий год. И коммунальные он не платил.
Мать встаёт резко, стул скрипит:
— Лена, не умничай! Ты получила от отца достаточно. Институт, квартиру помог купить, машину. А что получил Максим?
Я молчу. Максим получил прощённые долги, оплаченное лечение жены, погашенный кредит за их машину. Но мать этого не скажет.
Шелест — она разворачивает какие-то распечатки:
— Вот, смотри. Максим всё посчитал. По справедливости квартира должна достаться ему.
Смотрю на листы. Распечатки без штампов и QR-кодов, явно самодельные. «Оценочная стоимость квартиры», «Расчёт компенсации за обучение», «Справедливое распределение наследства». Всё это выглядит солидно, но никакой юридической силы не имеет.
— Мам, это не документы. Это просто расчёты.
— Зато честные расчёты! А ты что предлагаешь? Оставить брата ни с чем?
Часы продолжают тикать. Я складываю квитанции обратно в папку, закрываю ящик комода. В кармане джинсов лежит моя копия завещания — нотариус выдал две недели назад, но я ещё не показывала матери. Хотела разобраться сначала сама.
— Пойдём к нотариусу, — говорю. — Пусть он объяснит, как делится наследство по закону.
Мать хмурится:
— Зачем? Всё и так ясно.
— Мне не ясно. Пойдём.
На лестничной площадке пахнет хлоркой и старыми батареями. Лифт грохочет, поднимаясь с первого этажа. Мать молчит, смотрит на кнопки. Я чувствую запах её духов — «Красная Москва», как всегда. Папа дарил ей эти духи каждое восьмое марта, говорил: «Классика не стареет».
В лифтовом холле первого этажа висит объявление ТСЖ о собрании жильцов. Там же — распечатка с телефонами управляющей компании. Запоминаю номер — пригодится.
Нотариальная контора на Профсоюзной улице, в старом доме с высокими потолками. Приёмная тесная, два стула и журнальный столик с номерами «Домашнего очага» двухлетней давности. За стеклянной дверью — кабинет нотариуса.
Анна Петровна Кузнецова принимает нас без записи — видимо, дело простое, наследников всего двое. Она полная женщина лет пятидесяти, в строгом костюме, на столе у неё стопки папок и настольная лампа с зелёным абажуром.
— Присаживайтесь. Будем говорить по очереди, чтобы всё было понятно. — Она открывает нашу папку. — Итак, наследодатель — Морозов Валентин Иванович, наследники первой очереди — супруга и двое детей. Наследуемое имущество — квартира в Москве, доля в размере...
— Анна Петровна, — перебивает мать. — Дочь хочет отказаться от наследства в пользу сына. У вас есть бланк?
Нотариус поднимает взгляд:
— Есть. Но сначала давайте определимся с тем, от чего именно отказываемся. У меня есть несколько документов по этому делу.
Она достаёт из папки плотный конверт, надпись на котором я не могу разглядеть с моего места.
— У меня три вопроса, — говорю я. — На каком основании квартира должна достаться брату? Какая дата у завещания? И кто сейчас собственник по выписке из ЕГРН?
Мать смотрит на меня недовольно:
— Лена, не усложняй...
— Нет, это правильные вопросы, — кивает нотариус. — Отвечаю по порядку. Основание — завещание, которое составил ваш отец. Дата завещания — двадцать третье января этого года, за неделю до смерти. А собственник...
Она вскрывает конверт, достаёт несколько листов.
— Собственником по ЕГРН числился ваш отец. Но завещание изменило ситуацию.
Мать выпрямляется:
— Ну вот видишь, всё Максиму.
— Не совсем, — качает головой Анна Петровна. — Позвольте зачитать.
Шелест страниц. Щелчок настольной лампы — нотариус включает дополнительный свет.
— «Завещание. Я, Морозов Валентин Иванович, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю принадлежащую мне квартиру по адресу... своей дочери Морозовой Елене Валентиновне. При этом устанавливаю завещательный отказ в пользу сына Морозова Максима Валентиновича: он обязан погашать задолженности по содержанию квартиры и содержанию моей супруги Морозовой Галины Алексеевны в размере пятнадцати тысяч рублей ежемесячно. В случае неисполнения завещательного отказа в течение трёх месяцев подряд право собственности на квартиру переходит к наследнице без обременений.»
Тишина. Тикают часы на стене нотариальной конторы. Мать бледнеет, потом краснеет:
— Этого не может быть!
— Может, — спокойно отвечает нотариус. — Вот подпись вашего мужа, вот дата, вот печать. И вот запись в реестре наследственных дел — номер 247 от 23 января 2025 года.
Она переворачивает страницу, показывает официальный бланк реестра с печатью и подписью.
— Но это несправедливо! — мать встаёт. — Максим — сын!
— Завещание составлялось по желанию наследодателя. Ваш муж был дееспособен, никто на него не давил. Он сам принял такое решение.
Я смотрю на документ. Папин почерк, его подпись — размашистая, с характерным завитком на букве «в». Дата свежая, но я помню тот день. Он сказал, что идёт в поликлинику на плановый осмотр, а сам заехал к нотариусу.
— Это значит, — медленно проговариваю, — что квартира моя, но Максим может в ней жить, если будет платить по пятнадцать тысяч в месяц?
— Не совсем так. Завещательный отказ означает, что он должен нести расходы по содержанию квартиры и матери. Но жить там он не обязан и не имеет права без согласия собственника. То есть без вашего согласия.
Мать садится обратно, смотрит в пол:
— Валя... Зачем ты так?..
Я понимаю папину логику. Он знал, что Максим не станет платить регулярно. Два-три месяца, может быть, потом найдутся причины, отговорки, обещания «на следующей неделе». И тогда квартира станет полностью моей, без всяких обязательств.
— Анна Петровна, что мне нужно сделать для вступления в наследство?
— Подать заявление в МФЦ, получить справку о том, что других наследников не объявилось, оплатить пошлину. Потом подавать документы в Росреестр на переоформление права собственности.
— А завещательный отказ?
— Уведомить отказополучателя — то есть вашего брата — о том, что он может исполнить завещательный отказ или отказаться от него. Если откажется письменно, то квартира сразу переходит к вам без обременений.
Мать молчит. Нотариус складывает документы обратно в конверт.
— У вас есть вопросы?
— Максим знает про завещание? — спрашиваю.
— Нет, он не обращался. Извещение отправлено на адрес в Подольске, но пока ответа нет.
Мы выходим из нотариальной конторы в февральскую серость. Мать идёт рядом, молчит. Только у остановки автобуса говорит:
— Ты же не сделаешь этого? Не оставишь брата без ничего?
— Мам, папа решил так, как считал правильным.
— Но он же не знал, что ты можешь быть такой жестокой!
Я не отвечаю. Автобус везёт нас обратно, за окном мелькают знакомые с детства дома, магазины, аптеки. В кармане джинсов лежит копия завещания, в сумке — визитка нотариуса.
В МФЦ на Профсоюзной очередь небольшая. Беру талон — «бип» электронного считывателя, номер B-247. Совпадение или нет, но цифры те же, что в реестре наследственных дел.
Девушка-консультант объясняет процедуру. Заявление о принятии наследства, справка о составе семьи, справка с места жительства наследодателя, оценка имущества. Госпошлина — три тысячи рублей для детей наследодателя. Всё стандартно.
— А завещательный отказ как оформляется?
— Через нотариуса. Сначала вы вступаете в права наследства, потом уведомляете отказополучателя. Если он согласен исполнить отказ — вы составляете соглашение. If not — он пишет отказ.
Подаю документы, получаю расписку. Срок рассмотрения — десять рабочих дней.
От МФЦ иду в управляющую компанию — адрес взяла с доски объявлений в подъезде папиного дома. Небольшой офис на первом этаже жилого дома, две комнаты и коридор. Пахнет ксерокопиями и растворимым кофе.
— Лицевой счёт квартиры 127? — Женщина средних лет в очках листает толстую папку. — Морозов В.И.? Задолженности нет, последний платёж — в январе. Пятнадцатого числа, за месяц до смерти.
— Мне нужно переоформить лицевой счёт на себя.
— Документы о праве собственности есть?
— Пока нет, в процессе оформления. А можете сказать, сколько в среднем набегает за коммунальные?
Она считает на калькуляторе:
— Зимой около восьми тысяч, летом без отопления — пять-шесть. Плюс капремонт — полторы тысячи ежемесячно.
Итого максимум десять тысяч. Папа заложил в завещательный отказ пятнадцать — пять тысяч на маму и десять на квартиру. Как всегда, просчитал всё до копейки.
Вечером сижу в кафе у дома — небольшое место с пластиковыми столиками и меню на четырёх страницах. Заказываю чай с лимоном, достаю телефон. У меня есть номер Максима, но звонить не хочется. Лучше написать.
«Максим, завтра в 12.00 встречаемся у нотариуса на Профсоюзной. Есть вопросы по папиному завещанию».
Ответ приходит через час: «Какие ещё вопросы? Мама сказала, ты отказываешься от квартиры».
«Мама ошиблась. Приходи, разберёмся».
Дома раскладываю все документы на столе. Завещание, расписка из МФЦ, визитка нотариуса, справка из управляющей компании. В папке «Дом» теперь два раздела — «Наследство» и «Коммуналка». Всё разложено по файлам, как любил папа.
Максим приходит к нотариусу с опозданием на полчаса. Высокий, худой, в джинсах и кожаной куртке. Лицо напряжённое, взгляд тяжёлый.
— Что за игры, Лен? Мать сказала, ты подписываешь отказ.
— Сядь, послушай.
Анна Петровна зачитывает завещание ещё раз. Максим слушает, хмурится, потом взрывается:
— Это какая-то херня! Почему я должен платить за твою квартиру?
— Не за мою. За папину. Которая теперь моя по завещанию.
— А если я не буду платить?
— Тогда через три месяца она станет моей без всяких условий.
— Пятнадцать тысяч каждый месяц? Да у меня столько кредиты съедают!
Нотариус кладёт перед ним бланк:
— Максим Валентинович, вы можете отказаться от завещательного отказа. Тогда обременение снимется сразу.
Он смотрит на бланк, потом на меня:
— И что, ты меня просто выкинешь?
— Максим, ты три года живёшь в Подольске. Когда ты последний раз ночевал в папиной квартире?
Он молчит. Мы оба знаем ответ — два года назад, когда поссорился с женой и пришёл к отцу. Три дня спал на диване, потом помирился и уехал.
— Ладно, — он берёт ручку. — Я отказываюсь.
Подписывает бланк, встаёт:
— Но это несправедливо, Лена. И ты это знаешь.
— Справедливо то, что решил папа.
Он уходит, хлопнув дверью. Нотариус ставит печать на отказе:
— Теперь квартира полностью ваша. Поздравляю.
Через неделю получаю в МФЦ справку о праве на наследство. Ещё через неделю — выписку из ЕГРН с QR-кодом в углу. Собственник — Морозова Елена Валентиновна. Обременений нет.
Иду в управляющую компанию переоформлять лицевой счёт. Та же женщина в очках, та же папка:
— Теперь все уведомления будут приходить на ваш адрес. Дайте контактный телефон.
В ТСЖ получаю коды от домофона и подъезда, справку о состоянии лицевого счёта, график ремонтных работ на год. Всё как у взрослых.
Вечером сижу в папиной квартире за кухонным столом. На столе — папка «Дом» с новым разделом «Собственность». Там лежат: выписка из ЕГРН, справка о наследстве, отказ Максима от завещательного отказа, справка из ТСЖ. Всё подшито в файлы, всё по порядку.
Мать не звонит уже неделю. Максим — тоже. Но это нормально, время лечит.
Завариваю чай, достаю из папки завещание. Перечитываю папины слова: «находясь в здравом уме и твёрдой памяти». Он знал, что делает. Знал своих детей, знал жену, знал, как они поступят.
Подкалываю завещание в файл, закрываю папку. Ставлю чайник на плиту, накрываю на стол. За окном темнеет, включается подсветка во дворе.
Шелест плотного конверта — складываю документы. Тик настенных часов — те же часы, что висели здесь при папе. Щелчок авторучки — закрываю колпачок, убираю в стаканчик на столе.
Теперь эти звуки сопровождают не мамины требования, а моё решение. Папа оказался прав — справедливость не всегда совпадает с равенством. Иногда справедливость — это когда каждый получает то, что заслужил своими поступками.
Пью чай и думаю о том, что завтра нужно будет купить новые занавески. Папины уже старые, а в доме должно быть свежо.