Скрип качелей во дворе всегда означал одно — кто-то из соседей засиделся допоздна на лавочке у детской площадки. В восемь вечера этот звук должен был успокаивать, но сегодня он резал слух, как ножом по стеклу.
— Я беременна, и ребёнок твой! — голос Марины Викторовны из третьего подъезда разнёсся по двору так, что даже голуби слетели с карниза. Она размахивала чем-то белым перед лицом моего мужа, который стоял у почтовых ящиков с ключами в руке.
Сухость во рту появилась мгновенно. Колени стали ватными, словно кто-то выдернул из них всю силу. Я замерла у подъездной двери, и тёплый свет от датчика движения казался теперь холодным прожектором.
— Что? — Олег выронил ключи. Металлический звон эхом отозвался в подъезде.
Марина Викторовна подошла ближе, в её руке была смятая упаковка от теста на беременность. Две полоски. Я видела их даже с моего расстояния.
— Не прикидывайся! — её голос дрожал от волнения или злости. — Третье января, помнишь? Когда твоя жена была у мамы!
У почтовых ящиков собрались ещё двое соседей. Тётя Галя из первого этажа уже доставала телефон — наверняка снимать. Дядя Коля молча курил, но глаза его блестели от любопытства.
Олег поднял ключи, медленно, словно они весили тонну.
— Марина Викторовна, я не понимаю, о чём вы...
— А я понимаю! — она тряхнула тестом перед его лицом. — И все поймут! Этот дом — как коммуналка, здесь все всё знают!
Я толкнула дверь подъезда. Короткий писк домофона прозвучал как приговор. Поднялась на наш четвёртый этаж, не оборачиваясь. Дома достала прозрачную папку из письменного стола и положила на кухонный стол.
На холодильнике под магнитом висел посадочный талон Олега — рейс до Екатеринбурга, третье января, вылет в семь утра. Я сфотографировала его телефоном.
На следующий день двор гудел. Щелчки почтовых ящиков раздавались чаще обычного — соседи специально проверяли почту по несколько раз, чтобы встретиться и пошептаться. Я выходила за хлебом и видела, как разговоры замирают на моём приближении, а потом возобновляются с удвоенной силой.
В аптеке-киоске у дома фармацевт Светлана Петровна пробивала мой чек дольше обычного.
— Фолиевую кислоту берёте? — спросила она, хотя я покупала только аспирин.
— Нет.
— А Марина Викторовна из третьего подъезда вчера брала. Тест тоже у нас покупала. — Она протянула чек. — Время на нём указано — семнадцать тридцать.
Я посмотрела на время покупки: 17:30. Запомнила.
Дома открыла инстаграм Марины Викторовны. В сториз от вчерашнего дня была фотография бокала с красным вином. Подпись: «После работы расслабляюсь». Время публикации — 18:45. Сделала скриншот.
Олег пришёл поздно, лицо осунувшееся.
— Слушай, я правда не понимаю, что происходит, — сел напротив меня за стол. — Третьего января я был в командировке, ты же знаешь.
— Знаю. — Я показала ему фотографию посадочного талона. — Екатеринбург, семь утра. А домой вернулся пятого, в обед.
— Тогда откуда...
— Я разберусь. Ты ни с кем не разговаривай, пока я не выясню все факты.
Следующие три дня я собирала информацию методично, как археолог. В женской консультации на информационном стенде висел список записавшихся на УЗИ. Марины Викторовны среди них не было. Администратор, пожилая женщина в белом халате, посмотрела в компьютер.
— А, да, она звонила позавчера. Хотела записаться, но без направления от участкового гинеколога не берём.
— А направление она получала?
— Не получала. Сказала, что подумает.
В частной лаборатории «Инвитро» рядом с консультацией я узнала стоимость анализа на ХГЧ — маркер беременности. Восемьсот рублей, результат на следующий день.
Встретила Марину Викторовну у того же аптечного киоска. Она покупала валерьянку.
— Марина Викторовна, можно поговорить?
Она обернулась, лицо сразу стало настороженным.
— О чём говорить? Всё ясно.
— Когда срок? Кто делал УЗИ?
— А тебе-то что? — она крепче сжала в руке пакет с лекарствами.
— Хочу понимать ситуацию по фактам. Третьего января мой муж был в Екатеринбурге, с семи утра до пятого числа. Есть посадочный талон, есть подтверждение гостиницы.
— Может, он летал туда-сюда! — она повысила голос.
— Тогда покажите УЗИ с датой зачатия. Или анализ крови на ХГЧ.
Марина Викторовна отступила на шаг.
— Я ничего тебе показывать не обязана!
— Конечно, не обязаны. Но если заявляете публично, то люди захотят увидеть документы.
Я развернулась и пошла домой. Дома достала из папки список телефонов: частная лаборатория, юридическая консультация, управляющая компания.
На следующий день позвонила в лабораторию.
— Можно ли сделать анализ на ХГЧ без записи?
— Конечно, приходите в любое время. Результат готов через сутки, можете получить лично или по электронной почте.
Я пришла утром, сдала кровь. В чистом кабинете пахло йодом и кофем. Медсестра приклеила на пробирку стикер с моим именем и номером заказа. Мягко пискнула центрифуга.
— Результат завтра после обеда.
Дома села за компьютер и внимательно изучила семейный календарь в телефоне. Все поездки Олега были отмечены заранее, с номерами рейсов и адресами гостиниц. Третье января: Екатеринбург, обратный рейс — пятое января, 14:30.
Вечером во дворе опять собралась компания. Скрип качелей раздражал. Марина Викторовна сидела на лавочке и громко рассказывала тёте Гале про свои планы.
— Он, конечно, будет отпираться, но я настою на алиментах. У меня есть свидетели!
— Какие свидетели? — спросила тётя Галя.
— Ну... все видели, как он заходил в наш подъезд!
— А когда заходил?
Марина Викторовна замялась.
— В декабре как-то... или в январе... точно не помню.
Я слушала из окна четвёртого этажа. Записывала по пунктам: нет конкретной даты, нет свидетелей конкретного дня, нет медицинских документов.
Назавтра получила результат анализа. В заключении чёрным по белому: «β-ХГЧ < 5 мМЕ/мл (беременность не подтверждена)». Дата взятия крови, номер заказа, QR-код для проверки подлинности. Штамп лаборатории — круглый, фиолетовый, с номером лицензии.
Я положила заключение в прозрачный файл и пошла к управляющей дома Татьяне Александровне. Её офис находился на первом этаже соседнего дома, пах ксерокопиями и растворимым кофе.
— Ситуация неприятная, — сказала она, внимательно изучив документ. — В нашем чате уже пишут всякое. Покажете это тем, кто распространяет слухи?
— Покажу. И мужу тоже.
Дома я дождалась Олега. Он читал заключение долго, несколько раз.
— То есть она вообще не беременна?
— Нет. А третьего января ты был за две тысячи километров отсюда.
— Зачем она это всё придумала?
— Не знаю. Но завтра ты извинишься публично. При тех же людях, при которых она это заявляла. И скажешь про границы.
— Какие границы?
— Что частная жизнь других людей — это частная жизнь. И что слухи без документов разрушают отношения между соседями.
На следующий вечер Олег спустился во двор. Я наблюдала с балкона. У почтовых ящиков стояли тётя Галя, дядя Коля и ещё двое соседей. Марина Викторовна появилась через несколько минут.
— Марина Викторовна, — голос Олега звучал ровно, без агрессии. — Хочу при всех сказать: я прошу прощения за то недопонимание, которое возникло между нами. Но у каждого есть право на частную жизнь. И есть документы, которые подтверждают факты.
— О каких документах ты говоришь? — её голос уже не был таким уверенным.
— О медицинских анализах. О посадочных талонах. О датах и подписях врачей.
Марина Викторовна посмотрела по сторонам. Соседи молчали. Она развернулась и пошла к своему подъезду, не сказав ни слова.
Вечером в чате дома Татьяна Александровна написала коротко: «Просим воздержаться от распространения непроверенной информации о жильцах. Спасибо за понимание».
Больше никто ничего не писал про беременность и отцовство.
Через неделю я встретила Марину Викторовну в аптеке. Она покупала но-шпу и не поднимала глаз.
— Марина Викторовна, — сказала я тихо.
Она обернулась.
— Я хотела... — начала она и осеклась.
— Что хотели?
— Извиниться. Просто... просто мне показалось...
— Что показалось?
— Что он заходил к нам. В декабре. Но я, наверное, ошиблась.
— Наверное.
Она кивнула и быстро вышла из аптеки.
Дома я достала из папки медицинское заключение. Чёткие буквы, печати, подпись врача. Приклеила на холодильник новый лист: «Что важно — подтверждаем документами». Рядом повесила посадочный талон Олега и скриншот её собственных сториз с бокалом вина.
Вечером спустилась во двор. Качели скрипели так же, как и неделю назад. У почтовых ящиков щёлкали замки — соседи проверяли почту. Короткий писк домофона означал, что кто-то идёт домой после работы.
Теперь эти звуки были просто фоном. Фоном моего спокойствия.
Я села на лавочку и открыла книгу. Через полчаса во двор вышла молодая мама с коляской. Её малыш спал под тёплым одеялом. Настоящий малыш. С настоящими документами из роддома. С настоящей датой рождения в свидетельстве.
Скрип качелей стал размеренным, успокаивающим. Как и должно быть во дворе, где люди просто живут своей жизнью, не придумывая лишних историй.
Щелчок почтового ящика. Писк домофона.
Звуки обычного вечера в обычном дворе.