Прошла неделя. Неделя оглушительной, звенящей тишины. Екатерина Васильевна не звонила. Она будто испарилась, растворилась в городском шуме. Сначала Анна чувствовала облегчение. В их доме воцарился покой, о котором она так долго мечтала. Они с Сергеем впервые за долгое время могли просто быть вместе, не ожидая ядовитого комментария или непрошеного визита.
Но к концу недели покой сменился тревогой. Эта тишина была неестественной, пугающей. Она была похожа на затишье перед ураганом. Сергей тоже нервничал. Он то и дело поглядывал на телефон, вздрагивал от каждого звонка. В нём боролись два чувства: облегчение от завоёванной свободы и въевшееся с детства чувство вины.
— Может, мне всё-таки позвонить ей? — спросил он однажды вечером, когда они ужинали. — Вдруг с ней и правда что-то случилось?
Анна посмотрела на него долгим, внимательным взглядом.
— Серёжа, мы же всё решили. Она манипулятор. И сейчас она ждёт твоего звонка. Это её новый ход. Заставить тебя почувствовать себя виноватым. Стоит тебе позвонить — и всё начнётся сначала.
— Ты права, — вздохнул он, отодвигая тарелку. — Умом я всё понимаю. Но где-то внутри… сидит этот страх. Что я плохой сын.
— Ты не плохой сын, — Анна взяла его за руку. — Ты просто вырос. А она не может с этим смириться. Мы должны дать ей время. И себе тоже.
Но Екатерина Васильевна не собиралась давать им время. Она готовила новый, куда более масштабный удар.
Первый залп раздался в следующую субботу. Утром Сергею позвонила его двоюродная тётка, Вера Николаевна, сестра его покойного отца.
— Сергей, это что же такое творится? — без предисловий набросилась она на него. — Мне сейчас Катя звонила, рыдает в трубку! Говорит, вы её из дома выгнали, больную, несчастную! Что она вам такого сделала, изверги? Мать родную на старости лет со свету сживаете!
Сергей пытался что-то объяснить, но тётка его не слушала. Она сыпала обвинениями, причитала, взывала к его совести. После этого звонка телефон раскалился. Звонили дальние родственники, старые друзья семьи, мамины подруги. Все они, как один, повторяли заученную мантру: «Как вы могли?», «Катя всю жизнь на тебя положила!», «Эта твоя Аня — ведьма, приворожила парня!».
Анна и Сергей оказались в информационной блокаде. Екатерина Васильевна, играя роль жертвы, настраивала против них весь мир.
— Что будем делать? — растерянно спросил Сергей, когда очередной обличительный звонок закончился. — Они же нас сожрут.
Анна сидела на диване, бледная, но на удивление спокойная. Внутри неё что-то перегорело. Страх ушёл, осталась лишь холодная, звенящая ярость.
— Они слушают только одну сторону, — сказала она. — Значит, им нужно дать возможность услышать и другую.
Именно в этот момент в их дверь позвонили. Анна открыла и на пороге увидела свою тётю, Галину Ивановну. Она приехала из Воронежа навестить единственную племянницу.
Галина Ивановна была женщиной-ураганом. Высокая, статная, с громким смехом и острым, как бритва, языком. Она работала главным бухгалтером на крупном заводе и привыкла, что цифры и люди ей подчиняются. Она ворвалась в их унылую от переживаний квартиру, как порыв свежего ветра.
— Ну, что сидим, киснем, голубки? — прогремела она с порога, окинув их трагические лица хозяйским взглядом. — У вас тут что, поминки? А ну-ка, быстро рассказывайте, кто мою девочку обидел, я ему сейчас все дебеты с кредитами сведу так, что до конца жизни не расплатится!
И Анна рассказала. Впервые за два года она выговорилась полностью, не утаивая ни одной детали: ни про борщ, ни про сплетни, ни про фальшивый сердечный приступ. Сергей сидел рядом и мрачно кивал, подтверждая каждое её слово.
Галина Ивановна слушала молча, лишь её тонкие губы поджимались всё сильнее, а в глазах загорался недобрый огонёк. Когда Анна закончила, она несколько секунд молчала, а потом вынесла свой вердикт:
— Понятно. У вас тут не свекровь, а домашний террорист с элементами актрисы погорелого театра. А ты, — она повернулась к Сергею, — не обижайся, племянничек, но вёл ты себя до последнего момента как телок на верёвочке.
Сергей покраснел, но промолчал. Он знал, что тётка права.
— Так, — деловито сказала Галина Ивановна, вставая. — Стратегию пассивной обороны меняем на активное наступление. Хватит сидеть в окопах и ждать, пока вас закидают гранатами из вранья. Пора вызывать огонь на себя.
— В смысле? — не понял Сергей.
— В прямом! — отрезала тётка. — Эта ваша Екатерина Васильевна что делает? Правильно, создаёт общественное мнение. И выставляет себя жертвой, а вас — монстрами. Значит, нам нужно что? Правильно, собрать эту общественность в одном месте и устроить очную ставку. С фактами, свидетелями и, если понадобится, с показательной поркой.
Идея была сумасшедшей, но в ней была своя железная логика.
— Знаешь, Анечка, — продолжала Галина Ивановна, расхаживая по комнате, — семья — это как огород. В нём есть полезные овощи, а есть сорняки. И если сорняк, какой-нибудь вьюн, начинает душить всё вокруг, его надо вырывать с корнем. Иначе всему урожаю конец. А ваша свекровь — это самый что ни на есть ядовитый плющ. Она уже и соседей, и родственников своими щупальцами оплела.
Она остановилась и посмотрела на них.
— У меня есть план. Я тут на лето дачу сняла под городом. Место живописное, воздух свежий. В следующее воскресенье устраиваем там «семейный пикник». Шашлыки, салатики, все дела. Приглашаем всех этих звонивших родственников. И, конечно, главную героиню драмы — Екатерину Васильевну. Скажем, что хотим примириться, покаяться. Она на такое клюнет, как щука на блесну. Приедет, чтобы насладиться своим триумфом. А вот тут-то мы ей и устроим сюрприз.
Всю неделю они готовились к «пикнику». Галина Ивановна взяла командование на себя. Она лично обзвонила всех родственников.
— Верочка Николаевна? Здравствуйте! Это Галина, тётя Анечки. Да-да. Слышала я, какое у деток горе. Совсем от рук отбились. Вот мы и решили устроить им показательную взбучку. Приезжайте в воскресенье на дачу, поможете молодёжь уму-разуму учить. И Катюшу с собой берите, пусть увидит, что мы на её стороне.
Расчёт был гениален. Родственники, уверенные, что едут судить и миловать, с радостью согласились. Сама Екатерина Васильевна, когда Сергей позвонил ей и дрожащим голосом попросил приехать, чтобы «обо всём поговорить и попросить прощения», испытала чувство глубокого удовлетворения. Она победила. Сын ползёт к ней на коленях.
В воскресенье на дачном участке собралась вся «группа поддержки». Тётка Вера с мужем, ещё какие-то дальние кузины, пара маминых подруг. Все они смотрели на Анну с плохо скрываемым осуждением. Сама Екатерина Васильевна сидела в центре, в плетёном кресле, как королева на троне. Она принимала сочувственные взгляды, вздыхала, прикладывала руку к сердцу и рассказывала всем желающим новую версию событий, в которой Анна представала уже не просто ведьмой, а чуть ли не наёмной убийцей.
Анна и Сергей молча накрывали на стол. Галина Ивановна, в цветастом переднике, командовала процессом, разливая всем квас и метая молнии глазами.
Когда шашлыки были готовы и все расселись за большим столом, Галина Ивановна взяла слово.
— Ну что, дорогие гости, — прогремела она. — Собрались мы сегодня по очень важному поводу. Чтобы разобраться в одной, так сказать, семейной драме. Вот наша уважаемая Екатерина Васильевна, — она сделала широкий жест в сторону свекрови, — жалуется, что сын и невестка её обижают. Давайте же выслушаем потерпевшую сторону. Екатерина Васильевна, вам слово. Расскажите нам ещё раз, как всё было.
Екатерина Васильевна приосанилась и начала свою трагическую повесть. Она рассказывала о своей тяжёлой жизни, о том, как одна растила сына, как ни в чём ему не отказывала. А потом появилась «эта девица», которая всё испортила. Она говорила о том, как Анна её не уважает, плохо кормит сына, а апогеем рассказа стал тот самый вечер с «сердечным приступом».
— Она довела меня! — заламывая руки, вещала Екатерина Васильевна. — Угрожала мне по телефону! А потом они выставили меня, больную, за дверь! Я чуть не умерла на пороге собственного сына!
Родственники сочувственно качали головами, а тётка Вера даже прослезилась.
Когда монолог закончился, воцарилась тишина. Все ждали, что сейчас начнётся покаяние Анны и Сергея. Но вместо этого снова встала Галина Ивановна.
— Спасибо, Екатерина Васильевна, за ваш эмоциональный рассказ. Очень… театрально, — сказала она, и в её голосе прозвучал лёд. — А теперь давайте разберём вашу пьесу по фактам. Вы утверждаете, что Аня вам угрожала по телефону. Можно посмотреть детализацию ваших звонков за тот день? Уверена, там не будет ни одного звонка от неё.
Екатерина Васильевна растерянно моргнула.
— Далее. Вы говорите, у вас был сердечный приступ. Скажите, вы вызвали скорую помощь? Обратились к врачу на следующий день? Нет? Как интересно. У меня вот соседка с инфарктом в реанимации две недели лежала. А вы, я смотрю, на следующий же день смогли обзвонить десяток человек и пожаловаться на жизнь. У вас не сердце, а мотор от трактора, я вам скажу!
Родственники за столом зашевелились. В их уверенности появилась первая трещина.
— А теперь о главном, — продолжала Галина Ивановна, и её голос стал жёстким. — Вы два года планомерно уничтожали жену своего сына. Вы распускали о ней грязные сплетни. Вы лгали соседям, что она плохая хозяйка. Вы придумали историю с любовником, чтобы опорочить её в глазах мужа и окружающих. Вы считаете это нормальным поведением для любящей матери и свекрови?
— Это всё ложь! — взвизгнула Екатерина Васильевна, понимая, что ситуация выходит из-под контроля. — Она всё врёт!
— Я вру? — усмехнулась Галина Ивановна. — Хорошо. Тогда, может, послушаем не меня? Серёжа, тебе слово.
И Сергей заговорил. Спокойно, твёрдо, глядя матери прямо в глаза. Он рассказал всё. Про её манипуляции с детства. Про её «болезни», которые всегда случались, когда ему нужно было её неодобрение. Про то, как она настраивала его против Анны с первого дня. Он говорил не как обиженный ребёнок, а как взрослый мужчина, который наконец-то прозрел.
— И в тот вечер, мама, ты не умирала, — закончил он. — Ты играла. Играла, чтобы заставить меня бросить жену. Ты поставила мне ультиматум: или ты, или она. И я свой выбор сделал.
Финальный удар нанесла Анна. Она встала и тихо сказала:
— Я не буду ничего доказывать. Я просто хочу задать один вопрос. Тётя Вера, скажите, пожалуйста, что именно вам говорила Екатерина Васильевна про моего коллегу, Игоря Семёновича?
Тётка Вера смутилась, но под напором взглядов призналась:
— Ну… Катя говорила, что он твой любовник… что он старый, но богатый… и возит тебя каждый день…
— А теперь, — Анна достала из сумки телефон, — я хочу, чтобы вы послушали.
Она включила диктофонную запись. Это был её разговор с Игорем Семёновичем, который она записала пару дней назад.
«Игорь Семёнович, — звучал голос Анны, — простите за такой вопрос, но не могли бы вы рассказать, кто вы мне? А то тут слухи ходят…»
«Анечка, деточка, — отвечал добрый, старческий голос, — какой может быть вопрос? Я твоему отцу слово дал, что присмотрю за тобой, когда вы в этот город переехали. Мы же с ним с первого курса дружили, как братья были. Вот и присматриваю, как за дочкой родной. Подвожу иногда, чтобы ты по темноте не шла. А что, кто-то что-то плохое говорит?»
Запись оборвалась. За столом стояла мёртвая тишина. Все смотрели на Екатерину Васильевну. Её лицо было белым, как полотно. Она поняла, что это полный, сокрушительный разгром. Её ложь, её интриги, всё её оружие было уничтожено. Она была разоблачена перед всеми, чьим мнением она так дорожила.
Это было страшнее любого наказания. Не крики, не скандал, а ледяное презрение в глазах родственников и друзей. Она потеряла всё: свой авторитет, свою роль жертвы, а главное — власть над сыном.
Она встала, шатаясь.
— Я… мне нужно уйти, — пролепетала она и, ни на кого не глядя, пошла к калитке.
Никто не остановил её.
Прошло два года.
Тихий вечер в новой, светлой квартире. В воздухе пахнет детской присыпкой и молоком. Анна качает на руках маленькую дочку, свою копию, и тихо напевает ей колыбельную. Сергей сидит рядом на диване и с нежностью смотрит на своих девочек.
После того дня на даче их жизнь кардинально изменилась. Они продали старую квартиру, чтобы избавиться от плохих воспоминаний, и купили новую, в другом районе. Сергей получил повышение на работе. Но главным изменением было то, что они наконец-то стали настоящей семьёй — единым целым, где царят любовь, доверие и уважение.
А что же Екатерина Васильевна? Она осталась одна. Родственники, узнав правду, отвернулись от неё. Подруги тоже постепенно отдалились, устав от её вечных жалоб и яда. Она живёт в своей большой квартире, полной воспоминаний о былом могуществе. Сергей звонит ей по праздникам, вежливо спрашивает о здоровье и кладёт трубку. Он выполняет свой сыновний долг, но той слепой, удушающей связи больше нет. Он перерезал пуповину. Екатерина Васильевна получила то, чего больше всего боялась, — одиночество. И это было самым справедливым наказанием.
Галина Ивановна, ставшая для них ангелом-хранителем, часто приезжает в гости. Она обожает внучатую племянницу и учит её первому слову: «дебет».
— Ань, а помнишь, как она тогда с дачи уходила? — вдруг спросил Сергей, прерывая тишину.
— Помню, — улыбнулась Анна. — Мне её даже на секунду жалко стало.
— А мне нет, — твёрдо сказал он. — Жалко нас с тобой. Жалко тех двух лет, которые она у нас украла. Но знаешь, что я понял? Иногда, чтобы построить что-то новое и крепкое, нужно до основания разрушить старое. Мы разрушили. И построили. Наше счастье.
Он обнял жену и дочку. И в этом объятии была вся полнота жизни, всё то, за что стоило бороться.
От автора:
Благодарю за внимание к этой истории.
Для меня важно узнать ваше мнение о поступках героев и их мотивах.
Комментарии — это не просто реакция, а важный обмен мыслями, который помогает мне развиваться как автору.
Отметки «лайк» показывают, что тема была для вас значимой.