Алина держала нож осторожно, словно опасалась порезать не морковь, а собственную жизнь. Лезвие блеснуло под лампой, дрожь в пальцах выдавала напряжение. Она старалась, правда старалась, но длинные оранжевые полоски никак не выходили ровными.
— Не так режешь, — произнес голос за спиной, мягкий, но с той интонацией, после которой становишься меньше ростом. — Дай сюда.
Нина Петровна, крепкая, аккуратная, с вечно гладкой прической, легко перехватила нож, как будто это был её собственный палец. Морковь разлетелась по доске тонкой соломкой — с таким мастерством, что Алина почувствовала себя неловкой ученицей, попавшей на экзамен по кулинарии.
— Смотри внимательно, — добавила свекровь, не глядя на неё. — Вот так правильно.
Алина кивнула, опустила глаза.
— Извините, я не знала.
— Посуду ты тоже не туда поставила, — Нина Петровна быстро переставила тарелки, словно исправляла архитектурную катастрофу. — У меня всё на своих местах. Порядок в доме — порядок в жизни.
Из гостиной донеслось ворчание Виктора Ивановича, свёкра:
— Современные девушки разучились хозяйство вести. В наше время женщины знали, что к чему.
Глухой голос резанул слух Алине. Ей показалось, что это про неё — не показалось, она знала. Щёки вспыхнули, но она молчала.
— Соли аккуратнее, — продолжала свекровь, будто дирижируя её руками. — У Антоши желудок с детства слабый.
И тут же появился Антон, сияющий, довольный, будто этот день был праздником.
— Как замечательно вы вдвоём управляетесь! — сказал он и обнял мать за плечи. — Спасибо, мама, что помогаешь Алине.
— Ну а как же, Антоша, — ласково улыбнулась Нина Петровна.
Алина улыбнулась слабой тенью улыбки. Её собственная роль казалась ей скользкой, как мокрая плитка: чуть не так ступишь — упадёшь.
Прошли недели, визиты в родительский дом превратились в обыденность. Там пахло свежей выпечкой и давлением — запахи смешивались, и от этого Алине становилось тяжело дышать.
Антон, вернувшись в их однокомнатную съёмную квартиру, иногда хвалил жену:
— Ты молодец, Алиночка. Родители видят, как ты стараешься. Просто им нужно время.
Алина слушала, упершись ладонями в холодную столешницу. Слова мужа были как компресс — вроде успокаивают, но жар внутри не сбивают. Каждый день — мелкие уколы: то взгляд Нины Петровны на её руки, то фраза свёкра о «девушках без навыков».
Однажды, не выдержав, она сказала:
— Антон, твоя мама постоянно всем недовольна. А твой отец… Он прямо говорит, что ты мог бы найти кого-то получше.
— Ты преувеличиваешь, — пожал плечами Антон. — Они беспокоятся. Хотят, чтобы у нас всё было хорошо.
Приближался день рождения Антона. Родительский дом наполнился голосами, смехом и запахом дорогого коньяка. В просторной гостиной все сидели за длинным столом. Алина — на краю дивана, словно чужая на чужом празднике.
Нина Петровна торжественно вручила сыну коробку — новый смартфон, самый дорогой, судя по восторженным ахам гостей.
— Антоша, от нас с папой! — гордо сказала она.
Алина сидела тихо, сжимая салфетку. Никто даже не заметил её молчания.
— Наш Антон всегда был умницей, — произнёс Виктор Иванович громко, чтобы слышали все. — Вот только с выбором девушки, пожалуй, промахнулся. Мог бы найти пару по статусу.
Слова упали, как камень в воду. Алина почувствовала, как сердце больно кольнуло. Но улыбка осталась на лице — вежливая, пустая.
— Папа прав, — поддакнула Нина Петровна, не сводя глаз с сына. — Антоша достоин большего.
В тот момент Алина поняла: она здесь — не жена, не часть семьи. Она — гостья, которую не ждут.
А потом прозвенел телефон. Обычное утро, скучное, как серый снег в феврале.
— Алло? — сказала Алина, поднеся трубку к уху.
— Это нотариальная контора. Вы Алина Сергеевна? — голос был сух, деловит. — У нас для вас документы. Наследство.
Алина села на диван, прижала телефон сильнее.
— Простите… что?
— Ваша бабушка, Екатерина Михайловна, оставила вам квартиру. В центре города. Трёхкомнатную.
Она молчала. Мир на секунду стал прозрачным, как лёд.
— Квартира оценивается примерно в десять миллионов, — добавил голос. — Приходите завтра.
Когда Антон вошёл, она сидела бледная, как лист бумаги.
— Что случилось?
— Бабушка оставила мне квартиру, — прошептала она. — В центре.
Глаза мужа загорелись.
— Серьёзно? Алиночка, это же потрясающе!
Алина кивнула, но внутри неё было странное чувство — смесь радости и тревоги.
Они оформили документы быстро, почти бегом. Антон сиял, рассказывал о планах, строил воздушные замки.
— Сегодня пригласим родителей, — сказал он вечером. — Надо рассказать. Пусть порадуются.
Алина молчала. Она уже знала, что будет дальше. Но всё равно согласилась.
Когда Нина Петровна узнала, глаза её блеснули, руки потянулись к Алине:
— Алиночка, какая ты везучая! Умница наша!
Это было первое объятие за два года брака. Первое «ласковое» слово.
Алина улыбнулась — и почувствовала ледяной сквозняк за этой внезапной теплотой.
Через неделю они втроём вошли в просторную квартиру. Высокие потолки, старинные двери, паркет с едва заметными трещинами. В окна смотрел зелёный сквер, редкость для центра.
— Какая прелесть! — воскликнула Нина Петровна, обегая комнаты. — Какой свет, какая площадь! Ну прямо дворец!
Виктор Иванович шагал деловито, хмуря брови, словно осматривал объект для инвестиций. Он трогал стены, заглядывал в окна, цокал языком.
— Перспективное вложение, — заключил он, вытаскивая блокнот. — Сейчас такие квартиры — золотой фонд. Через пять лет цена удвоится.
Алина стояла у окна, стараясь не слушать. Вид из квартиры был как обещание новой жизни — свободной, без шёпота за спиной и вечного сравнения.
Рядом появилась Нина Петровна. Голос её звучал мягко, но под мягкостью угадывалась сталь:
— Алиночка, как хорошо было бы, если бы мы жили поближе. Семья должна держаться вместе, правда?
Алина повернулась, не понимая.
— В смысле?
— Ну, квартира-то большая. Для вас двоих — чересчур. А мы с Виктором Ивановичем… Стареем, здоровье не то. Нам тяжело на пятом этаже без лифта. А тут — лифт, центр. Красота!
Алина кивнула, ничего не отвечая. В голове гудело.
Следующие дни были похожи на нескончаемое совещание. Каждый вечер родители приходили «на чай» и говорили о квартире. То предлагали сдать её, то «переоформить на кого-то из семьи для удобства». Антон кивал, соглашался, записывал их советы в телефон.
— Ты понимаешь, — говорил он жене после визитов, — родители опытные люди. Они знают, как правильно. Мы молодые, нам стоит их послушать.
Алина молчала. Внутри рос холодный комок.
В один из вечеров Виктор Иванович начал разговор, даже не притворяясь, что это «просто мысль»:
— Дети, я много думал. Эта квартира — слишком велика для вас. А нам с мамой как раз кстати. Мы пожилые, у нас здоровье…
Нина Петровна тут же подхватила:
— Конечно. Вы молодые, вам и однушка хороша. А нам — простор нужен. И потом, старшие должны жить лучше. Так всегда было.
Алина подняла голову.
— Но квартира — моя, — сказала она тихо.
Тишина повисла, густая, как кисель.
— Ты — жена нашего сына, — отрезал Виктор Иванович. — А значит, и всё твоё — наше.
Эти слова были как пощёчина. Алина поняла, что всё самое страшное, чего она боялась, уже случилось.
Дорога домой прошла в молчании. В автобусе гудели моторы, мелькали огни улиц. Антон пару раз пытался начать разговор, но она сидела, глядя в окно, сжав губы.
Дома она заговорила первой:
— Антон, мне нужна твоя позиция. Ты за кого?
Он замялся, прошёл на кухню, налил себе воды.
— Зачем так резко? Родители просто хотят помочь.
— Помочь?! — её голос сорвался. — Они хотят забрать мою квартиру!
Антон пожал плечами.
— Может, в чём-то они правы. Мы молодые, у нас опыта нет. А папа разбирается в недвижимости. Он только блага желает.
Алина смотрела на мужа и понимала: он уже выбрал сторону. Не её.
Ночью она не спала. Смотрела в потолок и вспоминала всё: как Нина Петровна поправляла каждую тарелку, как Виктор Иванович говорил, что сын достоин большего. Вспоминала себя на краю дивана, чужую среди родных.
Утром она надела пальто и пошла к юристу. Женщина средних лет в строгом костюме слушала внимательно, задавала короткие вопросы.
— Ваши права абсолютны, — сказала она. — Вы — единственная наследница по завещанию. Никто не имеет права принуждать вас к передаче квартиры. Если будет давление, фиксируйте. Хотите — я подготовлю официальный ответ.
Алина вышла из офиса с чувством странной лёгкости. Как будто кто-то снял с её груди тяжёлый камень.
Вечером родители снова были у них. Виктор Иванович сразу пошёл в наступление:
— Ну что, Алина, обдумала наше предложение?
Она стояла прямо, руки скрестила на груди.
— Я приняла решение. Квартира остаётся за мной.
Виктор Иванович покраснел. Нина Петровна схватилась за сердце:
— Господи! Какая неблагодарность! Мы столько для тебя сделали!
— Эгоистка! — рявкнул свёкор. — Мы приняли тебя как дочь!
Антон метался, как мальчишка на двух стульях.
— Алиночка, ну… Может, компромисс? — умоляюще сказал он.
Нина Петровна ударила в лобную точку:
— Антон, выбирай. Либо квартира — наша, либо разводись с этой змеёй.
— Правильно, сынок! — поддержал Виктор Иванович. — Нам такая невестка не нужна.
Антон опустил голову. Молчал долго. Потом сказал тихо, но твёрдо:
— Может, мама права.
После их ухода Алина собрала сумку. Каждое движение было как освобождение.
— Алина, — сказал Антон с дивана, — ты разрушаешь семью. Неужели нельзя ради мира…
Она обернулась.
— Какого мира? Где меня унижали каждый день? Где меня хотят ограбить?
— Тогда мы разведёмся, — холодно сказал он. — Ты одна останешься.
— Нет, Антон. Я останусь не одна. Я останусь с собой, наконец-то.
Она застегнула сумку, взяла пальто.
Через час Алина стояла в новой квартире. Вечерний свет ложился на стены, паркет тихо поскрипывал под ногами. Она прошла в самую большую комнату, открыла окно. Город шумел внизу, а в груди было тихо.
Она знала: теперь начнётся другая жизнь. Без чужих правил. Без вечного «ты не так режешь». Жизнь, где она будет хозяйкой — в своей кухне, в своей судьбе.
Конец.
Если вам понравился этот рассказ — обязательно подпишитесь, чтобы не пропустить новые душевные рассказы, и обязательно оставьте комментарий — всегда интересно узнать ваше мнение!