Комната свекрови была пропитана запахами лекарств и болезни — тяжёлыми, удушающими ароматами, которые въедались в обои, мебель, одежду и, казалось, в саму душу. Валентина Ивановна лежала в функциональной кровати, которую пришлось купить после выписки из больницы, и смотрела на невестку мутными глазами, в которых читалось привычное недовольство.
— Ольга… — с трудом произнесла старая женщина, каждое слово давалось ей с усилием. — ПАМПЕРС. МОКРЫЙ.
Процедура смены памперсов была, пожалуй, самой тяжёлой частью ухода за лежачей больной. Физически Ольга уже привыкла: переворачивать неподвижное тело, подкладывать клеёнки, вытирать, мыть, присыпать. Тяжело было морально — каждый раз, выполняя эти интимные процедуры, она чувствовала, как что-то умирает внутри неё, как стирается граница между ней и теми, кто должен получать за это деньги.
Валентина Ивановна за уход не благодарила. Наоборот, постоянно критиковала: то вода слишком горячая, то полотенце жёсткое, то лекарства не вовремя, то еда невкусная. Старая женщина словно мстила всему миру за свою беспомощность, и первой мишенью для этой мести становилась невестка, которая не могла дать сдачи.
— Кормить, — потребовала Валентина Ивановна, когда процедура смены памперсов была закончена.
Кормление через зонд — ещё одна радость ухода за тяжело больным человеком. Ольга взяла со столика специальный шприц, набрала в него жидкую кашу, которую готовила специально для свекрови, и осторожно ввела в желудочный зонд.
Процедура требовала аккуратности и терпения: любая ошибка могла привести к серьёзным последствиям. Глотать нормально свекровь уже не могла. Валентина Ивановна молчала во время кормления, только изредка стонала и закатывала глаза, показывая, что ей не нравится то вкус еды, то температура, то скорость подачи — или что-то ещё, что невозможно было ни угадать, ни исправить.
Когда кормление заканчивалось, нужно было дать лекарства — целую горсть таблеток, которые необходимо растолочь в порошок, развести водой и тоже ввести через зонд. Потом — массаж, чтобы не образовывались пролежни. Потом смена постельного белья, проветривание комнаты… К десяти утра Ольга заканчивала утренние процедуры по уходу за свекровью и могла приступить к домашним делам.
Стирка накопилась за три дня: Олег менял рубашки каждый день, Катя пачкала школьную форму, постельное бельё свекрови приходилось менять через день.
Стиральная машина гудела, как измотанный трудяга, прогоняя через себя килограммы грязного белья. Пока шла стирка, Ольга принялась за уборку. Пылесос, влажная тряпка, мытьё полов — всё это когда-то было для неё обычными домашними делами, которые можно было делать по выходным или по вечерам, между работой и отдыхом.
Теперь уборка стала основным содержанием жизни, потому что в доме, где живёт лежачий больной, грязь и беспорядок накапливаются с катастрофической скоростью. Во время уборки Ольга размышляла о том, как сложилась её жизнь. Когда-то у неё были подруги, с которыми она могла поговорить о работе, о планах на будущее, о книгах и фильмах.
Теперь круг её общения сузился до врачей, которые приходят осматривать свекровь, до продавцов в магазине, куда она ходит за продуктами, до редких соседок, которые изредка интересуются здоровьем Валентины Ивановны. Когда-то у неё были увлечения: она читала, ходила в театр, занималась фитнесом , встречалась с друзьями. Теперь у Ольги не было времени даже на то, чтобы посмотреть новости или прочитать книгу.
Вся её жизнь вертелась вокруг чужих потребностей, а о собственных она уже давно забыла. Когда-то у неё были мечты и планы. Она хотела сделать карьеру в банковской сфере.
Возможно, когда-то она мечтала открыть собственный бизнес, путешествовать, дать дочери хорошее образование. А теперь её единственной мечтой было дожить до вечера, упасть в кровать, чтобы завтра снова встать и прожить тот же самый день.
В час дня пришёл врач — молодой невролог, который регулярно осматривал Валентину Ивановну и корректировал лечение. Ольга была ему благодарна за профессионализм и человечность: доктор всегда объяснял, что происходит с больной, отвечал на вопросы, давал советы по уходу.
— Состояние стабильное, — сказал он, закончив осмотр. — Давление в норме, сердце работает неплохо.
— Продолжайте принимать те же лекарства, массаж делать обязательно.
Ольга проводила врача до двери и вернулась на кухню, где её ждала гора немытой посуды и необходимость готовить обед. Она машинально включила плиту, достала из холодильника мясо, начала чистить овощи. Движения были автоматическими, отработанными до мелочей, но голова была занята совсем другими мыслями. Неужели так будет всегда? Неужели её жизнь — это приговор без права на помилование? Неужели обречена до конца дней своих варить каши и слушать недовольное ворчание свекрови?
В четыре часа пришла Катя из школы — голодная и полная впечатлений. Ольга накормила дочь, помогла с уроками, выслушала рассказы о школьных новостях. Эти моменты общения с ребёнком были единственными светлыми пятнами в сером однообразии её дней.
— Мама, а почему ты такая грустная? — спросила Катя, подняв голову от тетради по математике.
Ольга почувствовала, как к горлу подступает комок. Дети видят всё, чувствуют настроение взрослых острее, чем самые точные приборы. Как объяснить восьмилетнему ребёнку, что мама грустная потому, что чувствует себя пленницей в собственном доме?
— Просто устала немножко, солнышко, — тихо солгала Ольга, обнимая дочь. — Скоро папа придёт, вместе поужинаем.
Олег вернулся домой в половине седьмого вечера, как обычно — уставший и раздражённый. Он прошёл в гостиную, включил телевизор и уселся в кресло с видом человека, который заслужил отдых после тяжёлого дня. Ольга подала ужин: ели молча, потом она убрала со стола, помыла посуду, покормила свекровь, дала вечернее лекарство.
К девяти вечера все дела были переделаны. Катя отправилась спать, Олег ушёл к друзьям, сказав, что у них важная встреча по работе. Ольга осталась одна в квартире со спящей свекровью — впервые за весь день у неё появилась возможность подумать о себе. Она села на кухне с чашкой чая и достала из шкафчика старую записную книжку, где когда-то записывала телефоны коллег и друзей.
Страницы пожелтели, некоторые номера уже недействительны. Но среди них она нашла то, что искала: телефон Марины, бывшей коллеги, с которой когда-то работала в одном отделе банка. Марина стала успешной женщиной, сделала карьеру в финансовой сфере. Два года назад они случайно встретились в магазине, и Марина рассказывала о своей работе финансовым консультантом, о интересных проектах, командировках.
Тогда Ольга слушала эти рассказы с болью, остро понимая, какую жизнь потеряла. Сейчас, сидя на кухне в полночной тишине, она набрала номер Марины, но не решилась нажать кнопку вызова. Что она скажет? Как объяснит, что превратилась из успешного экономиста в домашнюю прислугу? Как признается, что боится собственного мужа и не может постоять за себя? Она положила телефон на стол и откинулась на спинку стула.
В соседней комнате храпел Олег, вернувшийся от друзей в прекрасном настроении. Из его разговоров по телефону, которые он вёл, не особенно скрываясь, Ольга понимала: эти «встречи по работе» имеют мало общего с профессиональной деятельностью. И тут, словно в подтверждение её догадок, из спальни донёсся тихий звук — Олег снова беседовал по телефону, стараясь не разбудить домашних.
Ольга прислушалась и услышала обрывки фраз: «...скучаю... завтра увидимся... она ничего не подозревает...» Сердце забилось так сильно, что казалось, его стук слышен во всей квартире. Ольга знала, что муж изменяет ей, знала на уровне интуиции — по его поведению, по изменившемуся отношению к ней. Но услышать подтверждение собственными ушами — всё равно что получить удар ножом в спину.
Она сидела на кухне, держа в руках остывшую чашку чая, и впервые за много лет задала себе вопрос, который раньше боялась даже думать: а что, если я просто возьму Катю и уйду?.. Этот вопрос повис в воздухе, как вызов судьбе, как первая трещина в стене, которая казалась неприступной. Утро следующего дня началось с той же механической рутины, что и сотни других утр до этого.
Но что-то внутри Ольги изменилось после вчерашнего ночного разговора мужа по телефону. Стоя у плиты и помешивая кашу для свекрови, она чувствовала, как в груди растёт странное ощущение: не гнев, не отчаяние, а какая-то холодная ясность, словно туман рассеивался, открывая пейзаж, который она боялась увидеть. Записная книжка с номером Марины лежала на кухонном столе, как немой укор её собственной трусости.
Несколько раз Ольга подходила к телефону, набирала первые цифры номера, но каждый раз останавливалась, придумывая себе оправдание: «слишком рано», «слишком поздно», «Марина занята», «Марина не захочет общаться с неудачницей». Олег опять ушёл на работу, даже не попрощавшись, Катя убежала в школу, оставив после завтрака крошки на столе и недоеденную кашу в тарелке. Валентина Ивановна была накормлена, помыта и временно успокоена.
Тишина в квартире звенела, как натянутая струна. И Ольга поняла: больше не может откладывать разговор с единственным человеком, который мог напомнить ей о том, какой она была раньше. Рука дрожала, когда она набирала номер, а сердце билось так сильно, что казалось, соседи могли услышать его стук сквозь стены панельного дома.
— Алло, Марина. Это Ольга. Ольга Морозова, мы вместе работали в банке, — голос звучал хрипло, словно она не говорила месяцами.
— Оля! Какая неожиданность... Как дела, как жизнь? — голос Марины был бодрым, энергичным, полным той уверенности, которую даёт успешная карьера и финансовая независимость.
— Можем мы встретиться? Мне нужно... поговорить с кем-то, — Ольга с трудом подбирала слова, не зная, как объяснить свою потребность в человеческом общении после двух лет почти полной изоляции.
— Конечно. А что случилось? Ты как-то странно говоришь... — в голосе Марины появились нотки беспокойства.
— Расскажу при встрече. Можешь сегодня? — Ольга боялась, что если отложат встречу, то снова найдёт тысячу причин остаться в своей золотой клетке.
— Хорошо, давай в два часа, в том кафе в торговом центре... помнишь, где мы раньше обедали после работы? — Марина назвала место, которое для Ольги было связано с воспоминаниями о другой жизни, когда у неё были деньги на кафе и время на встречи с подругами.
После разговора Ольга долго стояла посреди кухни, держа в руках отключённый телефон и пытаясь понять, что она натворила. Встреча с Мариной означала выход за пределы дома не по необходимости — не в магазин и не в аптеку, а ради собственного желания. Это было маленькое восстание против установленного порядка, первый шаг к чему-то ещё неопределённому и пугающему.
продолжение