— Мам, смотри! — Маша тыкала пальцем в экран планшета. — Папа в телефоне!
Света вздрогнула, просыпаясь от оцепенения. На экране сиял залитый солнцем пляж. Андрей в новеньких плавках и с непривычно светлой стрижкой стоял, обняв за плечи улыбающуюся женщину в широкополой шляпе. Подпись: "Отдыхаем душой! С любимой!"
Соседка тетя Лида из третьего подъезда лайкнула фото первая.
Катя вырвала планшет у сестры, швырнула его на диван.
— Я знала! У него другая! Он нам изменял!
— Не кричи, — автоматически сказала Света. Голос звучал спокойно.
— А что мне, аплодировать? — Катя задохнулась от ярости. — Он нам тут устроил ад из-за какой-то… ш……!
Слово повисло в воздухе, грубое и непривычное. Маша расплакалась.
Света молча подняла планшет, посмотрела на фото еще раз. Женщина была молодой. Веселой. На ее пальце блеснуло кольцо с крупным камнем. Таким, о каком Света когда-то мечтала.
— Убери это, — тихо сказала она Кате. — И иди в комнату.
— Мам!
— Иди и делай уроки. Сейчас же.
Она вышла на кухню, отпила из чашки остывший чай. Рука не дрожала. Внутри была странная, ледяная пустота. Как будто все чувства выморозило одним этим дурацким снимком.
Через час раздался звонок. Незнакомый номер.
— Алло?
— Светлана? — женский голос, бархатный, уверенный. — Это Ирина. Мы с Андреем…
— Я знаю, кто вы, — перебила Света. — Зачем звоните?
— Я просто хотела объяснить. Что все между нами серьезно. Что он несчастен был все эти годы. Что вы его не понимали.
— Поняла, — сказала Света. — Передайте Андрею, что он забыл свои тапки. И носки. Пусть заедет, заберет. В субботу, с десяти до двенадцати. Без вас.
Она положила трубку. Сердце стучало где-то в висках, ровно и громко.
В субботу он приехал один. Выглядел помятым, хотя загар еще держался.
— Где девочки? — спросил он, не заходя дальше прихожей.
— На рисовании. Специально, чтобы не встретиться с тобой.
Он кивнул, глаза бегали по сторонам, избегая встречаться с ее взглядом.
— Тапки в шкафу. Носки в верхнем ящике.
Он молча положил все в пакет. Постоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Света, я…
— Не надо, — она перебила его. — Ничего не надо говорить. Просто закрой за собой дверь.
Он не уходил.
— Она… не совсем такая, как ты думаешь. Она психолог. Помогает мне разобраться…
— В чем? — ее голос был ледяной. — В том, как правильно бить посуду? Или как составлять планы по закупке продуктов? Очень полезная специальность.
Он потупил взгляд.
— Я знаю, что был неправ. Слишком давил. Но я же хотел как лучше.
— Уходи, Андрей.
Он вздохнул, повернулся к двери. И вдруг обернулся.
— А ты? Как ты?
В его глазах читалась неподдельная, жалкая надежда. Жажда прощения. Хотя бы капли.
Она посмотрела на него — на этого вдруг съежившегося, чужого мужчину с пакетом носков в руках.
— Знаешь, — сказала она тихо. — Разбитая бабушкина ваза. Я собрала все осколки. Каждый. Храню в коробке. Иногда достаю и смотрю. И понимаю, что даже если ее склеить — трещины все равно будут видны. Так и у нас. Все разбито. Навсегда.
Он замер, и надежда в его глазах погасла. Он кивнул, резко дернул дверь на себя и вышел, не попрощавшись.
Света медленно подошла к окну, отодвинула край занавески. Он шел по двору, сгорбившись, неся тот дурацкий пакет. Шаг его был тяжелым, неуверенным.
Она не почувствовала ни радости, ни торжества. Только ту же ледяную пустоту. И странное, щемящее чувство облегчения. Битва, наконец, была окончена. И она осталась на поле одна. Среди осколков своей прежней жизни.
Конец.
Все части: — Ты разрушила нашу семью! — зарыдал муж, разбивая вазу моей бабушки кулаком