Рим. Полдень. Туристы. Их магнит – Флорентийский Давид, гордо взирающий на своем пьедестале, словно намекая: "Да, я тут самый красивый. Завидуйте молча."
И вот, у самого пьедестала, две подружки – Марина и Светка – обсуждают мировое искусство. В руках у них телефоны, пытаются поймать удачный ракурс на фоне великого творения.
— Свет, ну ты смотри, какой красавец! – щебечет Марина, тыкая пальцем в сторону Давида. – Лицо, мускулы, осанка… просто Аполлон! Ну, почти…
— Почти – это ключевое слово, Маринка, – хихикает Светка. – Ты на… это… посмотри! Как-то… несолидно для такого гиганта."
Марина прищуривается, стараясь рассмотреть предмет обсуждения сквозь толпу.
— Да ладно тебе! Может, просто ракурс неудачный?
— Ракурс? – Светка заливается хохотом. – Маришка, тут хоть в циркуле обмеряй – ракурс ситуацию не спасет! Бедный Микеланджело, чего он в него такого маленького вложил?
И тут я, скромная наблюдательница, чуть не поперхнулась своим капучино. Я, конечно, понимаю, что женская логика – штука тонкая и загадочная, но оскорблять Давида, да еще и в таком интимном плане… Это уже перебор!
Но почему они так решили? Почему веками восхищались идеальными пропорциями Давида, а тут вдруг – "несолидно"? Ответ, как ни странно, кроется в психологии восприятия и немного – в истории.
Во-первых, Давид – ОГРОМНЫЙ. Его высота – более 5 метров! Представьте себе, что вы стоите у подножия небоскреба и пытаетесь оценить размер окна на крыше. Примерно такая же история и с Давидом. Маленький размер ***, пропорциональный телу, у подножия этой горы мышц кажется еще меньше. На контрасте, так сказать.
Во-вторых, давайте вспомним, что Давид делался не для соц сетей, а для Соборной площади Флоренции. Он должен был символизировать силу, мощь и готовность к бою. Микеланджело, как гениальный скульптор, прекрасно знал, что излишне развитый *** орган мог бы отвлечь внимание от главного – героического образа.
Кроме того, в эпоху Ренессанса, когда творил Микеланджело, эстетика и пропорции ценились выше "мужского достоинства". Важнее было создать образ гармонии и совершенства, чем гнаться за гигантизмом. И, надо сказать, Микеланджело с этой задачей справился блестяще!
И вот, пока Марина и Светка продолжали хихикать, я решила подойти к ним поближе.
— Девушки, – говорю я, – а вы курс истории искусств в школе случайно не прогуливали?
— Светка, удивленно вскинув брови, отвечает: "А это тут при чем?
— "При том, что у Давида все в порядке, – говорю я, – просто он большой.
— Марина, кажется, начала что-то понимать. "А, ну да… пропорции, все такое…
— Именно! - Подтверждаю я. – Так что, давайте, прекратите тут смеяться над беднягой Давидом. Ему и так нелегко, столько веков стоять голым на площади.
Далее разговор подружек:
— Боже, а вы в этом разбираетесь?! И эти статуи… Они повсюду!
— Ага, красота неописуемая. А вы заметили одну странную деталь?
— Какую?
— Ну, вот эти все греческие и римские боги, герои… такие мощные, мускулистые, идеальные… Но… Там как-то… негусто, что ли?
— Марина (засмеялась) - И дело не только в Давиде?
Светка: — Ну, про их мужское достоинство! Чего они такие… скромные-то? Я читала, что древние греки и римляне особо не заморачивались с размерами. Типа, боги и люди у них одинаковые параметры, никто не выделялся!
Марина: — Да ладно! Не может быть! Столько мощи и силы в этих статуях, а там… минимализм какой-то. Может, у них реально все такие были?
Светка: — Ну, вряд ли. Они же идеализированные образы создавали. Не думаю, что всё население поголовно атлетами было. Просто, знаешь, как в этих комедиях древнегреческих – типа, маленький орган – это признак добродетели!
Марина: — Ха! Да, помню. Что-то про сдержанность и скромность, мол, настоящий герой не должен быть озабочен только своими инстинктами.
Светка: — Ага, а если длинный – то ты какой-то сатир, лесной шалун, вечно за нимфами бегаешь. Этих как раз рисовали во всей красе, со всеми… подробностями.
Марина: — Получается, если у тебя большой "прибор", то ты дикий и необузданный? Забавно!
Марина: — Вот-вот! А ещё есть версия, что скульпторы специально так делали, чтобы мужики не комплексовали рядом с этими идеальными телами. Типа, с красотой фигуры еще можно смириться, а вот размер… это уже удар по самолюбию!
Светка: — Ну да, это вполне логично. Кто захочет чувствовать себя неполноценно, стоя рядом с Аполлоном?
И, конечно, я не могла не вмешаться в разговор совершенно незнакомых для меня людей. Возможно, это дурная привычка, доставшаяся мне от бабушки, вечной любительницы сунуть свой нос куда не следует, прикрываясь благими намерениями. А может, просто врожденное любопытство, усиленное годами работы журналистом, где вынюхивание сенсаций и выуживание информации из самых неожиданных источников – хлеб насущный.
— Простите, что вмешиваюсь, – сказала я, стараясь придать своему голосу как можно более невинный вид, – но вряд ли стоит полагать, что у древних греков и римлян были миниатюрные половые органы. Они создавали идеализированные образы в скульптуре – атлетичные, стройные, прекрасные и величественные. Естественно, не все мужчины в Древнем мире соответствовали этим стандартам. Отсюда можно предположить, что и с размерами достоинства могло быть по-разному.
Чтобы понять истоки подобного художественного изображения, необходимо обратиться к текстам античных авторов. К сожалению, до нас дошло немного информации, проливающей свет на причины столь специфического представления мужской натуры. Однако кое-что все же сохранилось.
Древнегреческий драматург Аристофан (V век до н.э.) в своей комедии "Облака" утверждает, что скромный размер мужского достоинства – это награда за добродетель!
В древнегреческих комедиях актеры использовали специальные накладки, комично болтающиеся между ног, что создавало абсурдный эффект. В отличие от этого, небольшой, гармонично вписывающийся в общую композицию тела орган выглядел куда более эстетично.
Относительно этого вопроса среди искусствоведов существуют различные гипотезы. Некоторые считают, что миниатюрный размер символизирует самообладание – качество, отсутствующее у сатиров. Другие исследователи выдвигают предположение, что таким образом греки противопоставляли себя (цивилизованных) варварам и дикарям. Тем не менее, эти теории не объясняют, почему на некоторых вазах греки изображены с аналогичными пропорциями, что и сатиры.
Существует еще одна интересная точка зрения, способная прояснить некоторые неясности в представленных выше теориях.
Высказывается предположение, что художники и скульпторы Античности намеренно изображали скромные размеры, чтобы не ставить мужчин в неловкое положение перед их женами и детьми. Если с красотой мужского тела они могли примириться, то соревноваться в размере достоинства им было бы уже затруднительно.
Марина и Светка переглянулись и, кажется, даже немного покраснели.
В конце концов, они решили сделать селфи с Давидом – теперь уже с уважением. И, уходя, Светка шепнула Марине: "А знаешь, Маришка, он и правда красавчик! Просто… немного стеснительный."
И я поняла, что даже самая железная женская логика может пасть под натиском античной красоты и простого человеческого объяснения. А Давид… он продолжал стоять, гордо взирая на мир и, возможно, даже немного улыбаясь. Ведь он-то знал, что с ним все в порядке. Просто иногда нужно уметь смотреть глубже. И не судить о книге только по обложке (или, в данном случае, не по… кхм… размеру).
Друзья, вы дочитали рассказ до конца про выдающиеся (ну почти) древнегреческие мужские достоинства! Подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить другие захватывающие материалы!