Глава первая. Чужак
Воздух у проходной был густой от запаха масла и ржавчины. Старые корпуса завода возвышались, как выцветшие памятники ушедшей эпохи: облупившаяся краска, выбитые стекла, корявые лозунги о труде, которые никто давно не читал.
Кирилл Головин поправил манжет дорогого пальто и вышел из чёрного внедорожника. Его шаги звучали непривычно гулко по потрескавшемуся асфальту. Рядом суетился местный чиновник, пытаясь придать лицу бодрое выражение.
— Ну вот, Кирилл Андреевич, — пробормотал он, — коллектив собрался… ждут.
У ворот толпились рабочие. Мужчины в серых спецовках, с руками, пропитанными смазкой и табаком. Женщины в платках, с суровыми глазами. Никто не улыбался.
Кирилл ждал рукоплесканий — он ведь пришёл не отнимать, а спасать: влить деньги, дать работу. Но в ответ на его появление раздался лишь гулкий, недоверчивый ропот. Кто-то громко сплюнул в сторону.
— Господа… — начал он уверенно, чуть повысив голос. — Сегодня новый день для вашего завода. Я гарантирую…
— Гарантии нам уже давали, — отрезал низкий голос из толпы. — Где теперь те гаранты? В Москве? В гробу?
Смех, злой и горький, разрезал воздух. Кирилл впервые почувствовал, как уверенность даёт трещину.
Он продолжал говорить — о перспективах, инвестициях, планах, — но глаза людей были тяжёлыми, холодными. Здесь не верили словам. Здесь верили только делам.
После собрания Кирилл вышел на улицу один. Сумерки уже окутывали заводской двор, и на фоне старого кирпичного забора он заметил девушку. Она стояла, прислонившись к облупившейся стене, и смотрела на него так, будто видела насквозь.
Светлые волосы выбивались из-под платка, тонкая фигура казалась хрупкой, но в её взгляде не было ни капли слабости.
— Вас тут не ждут, — сказала она тихо, но отчётливо.
Кирилл приподнял бровь.
— А вы, значит, от лица коллектива?
Она чуть усмехнулась.
— Нет. Я от лица города.
Он сделал шаг ближе, и только тогда заметил в её руках старую книгу — обложка была потерта, страницы рассыпались. Совсем не образ девушки из глухого городка, которую он привык себе представлять.
— И всё-таки, как вас зовут? — спросил он.
— Олеся, — коротко ответила она и отвернулась, будто разговор окончен.
В тот момент Кирилл понял, что все его планы рушатся не от сопротивления рабочих, а от этой странной девушки с ясным взглядом.
Глава вторая. Первое предупреждение
Утро в городке начиналось одинаково: звонкий стук молотков на заводе, скрежет ржавых ворот, запах свежего хлеба из пекарни у рынка. Но для Кирилла этот день оказался иным — с горечью во рту и тяжестью в голове.
Вчерашняя встреча с рабочими всё ещё отдавалась эхом. Ему, привыкшему к аплодисментам и рукопожатиям, было непросто принять холод и недоверие. Но куда сильнее засела в памяти девушка — та, что назвалась Олесей.
Он поймал себя на мысли, что думает о её взгляде чаще, чем о подписанных договорах.
— Кирилл Андреевич, — озабоченно сказал чиновник, когда они сели в машину, — вы должны понимать: заводом у нас давно уже… управляют. Не совсем официально.
— Управляют? — Кирилл хмуро посмотрел на него. — Я купил предприятие. Все документы у меня на руках.
— Документы — это для Москвы. А здесь всё решает Савелий Руденко, — шёпотом добавил он и отвёл глаза.
Имя прозвучало так, будто в воздухе похолодало. Кирилл сделал вид, что не впечатлён, но что-то в интонации чиновника задело его.
Вечером Кирилл отправился на прогулку — снова тянуло к старым кварталам, туда, где вчера он встретил Олесю. Но на этот раз она не появилась.
Вместо неё к нему подошли двое. В одинаковых тёмных куртках, с руками в карманах. Шли медленно, но целеустремлённо, будто городские улицы принадлежали только им.
— Головин? — спросил один, жуя спичку. — Передача для вас.
Второй молча бросил к его ногам свёрток. Из ткани выпал кусок арматуры — тяжёлый, с зазубринами, ещё с засохшей кровью.
— Савелий Петрович просил передать: чужим здесь места нет.
Кирилл наклонился, спокойно поднял железяку и посмотрел прямо в глаза парню.
— Передайте Савелию Петровичу: если он хочет поговорить, пусть назначает встречу.
Парни переглянулись. Один усмехнулся, но в его улыбке не было радости.
— Не советую. У него разговор короткий.
Они ушли так же неспешно, как пришли, растворившись в темноте.
Позже, сидя у окна съёмной квартиры, Кирилл смотрел на ночной город. Внизу под фонарём играли дети, где-то лаяла собака, тянулся запах дыма и жареного картофеля. Жизнь текла мирно, но под этой оболочкой скрывалось что-то жёсткое, беспощадное.
Он вдруг вспомнил слова Олеси: «Вас тут не ждут».
И понял — она знала, о чём говорила.
На следующий день его ждал неожиданный визит. Постучали резко, и, открыв дверь, Кирилл увидел на пороге Марфу Никитичну. Сухонькая старушка в выцветшем пальто стояла уверенно, словно хозяйка дома.
— Сынок, — сказала она без предисловий, — я к тебе с советом. Уезжай отсюда. Завод этот не твоё, и девчонка не твоя. Тут судьбы решаются не в кабинетах.
Кирилл нахмурился.
— Вы… про какую девчонку?
Старуха хитро прищурилась, будто проверяя его.
— Про ту, о которой ты уже думаешь больше, чем о бумагах своих.
И, не дожидаясь ответа, развернулась и ушла, оставив после себя только запах аптечной валерьянки.
Кирилл закурил. Он не привык, чтобы ему угрожали или советовали, куда ехать. Но впервые за долгое время он ощутил, что ситуация выходит из-под контроля.
А где-то, за толстыми стенами чужого дома, Савелий Руденко уже наливал себе коньяк и говорил:
— Этот Головин ещё не понял, куда вляпался. Ничего, поймёт.
Глава третья. Лёд и пламя
Кирилл всё чаще ловил себя на том, что ищет её взгляд в толпе. Ему не давал покоя тот момент у заводской стены, её короткие, обжигающие слова. Для него женщины всегда были чем-то вроде красивых призов: завоевать — и забыть. Но Олеся не укладывалась в эту схему.
Он нашёл её вечером, у речки. На набережной ветер таскал листья по асфальту, вода внизу тяжело перекатывалась через камни. Она сидела на лавке, поджав ноги, и читала ту же старую книгу.
— Вижу, вы любите выбирать мрачные места, — сказал он, подходя.
Олеся подняла глаза.
— А вы любите приходить туда, где вас не ждут.
Кирилл улыбнулся.
— Похоже, у нас совпадают привычки.
Она не ответила. Ветер трепал её волосы, и в этот момент она показалась ему одновременно упрямой девочкой и взрослой женщиной, слишком рано научившейся держать удар.
— Знаете, Олеся, — он сел рядом, — я привык, что всё в этой жизни можно купить. Но вы... вы как исключение из правила.
Она повернулась к нему.
— Я не товар, Кирилл Андреевич. И я не собираюсь быть чьей-то очередной победой.
Его улыбка исчезла. Впервые за долгое время он не знал, что ответить.
В этот момент из темноты показался Илья. В потерянной спецовке, с масляными пятнами на руках, он выглядел чужим в этой вечерней картине, но шагал решительно.
— Олеся, пора домой, — сказал он, даже не глядя на Кирилла.
— Я ещё посижу, — спокойно ответила она.
Илья перевёл взгляд на бизнесмена.
— Слушай, столичный. Оставь её. Она не из твоего мира.
Кирилл хотел резко отрезать, но неожиданно для себя промолчал. В Ильиных словах слышалось что-то большее, чем ревность.
Позднее, когда Олеся всё же поднялась и пошла к дому, Кирилл решился проводить её. Она не возражала, но и не говорила ни слова. Лишь у самого подъезда задержалась, бросив короткий взгляд:
— Вам лучше не связываться со мной.
— Почему? — спросил он тихо.
Она замялась. В её глазах мелькнуло то, чего Кирилл раньше не видел: тревога.
— Потому что... у каждого здесь свои долги. У меня тоже.
И прежде чем он успел уточнить, она скрылась за дверью.
Кирилл остался на пустой улице. Холод проникал сквозь пальто, но внутри горело. Он впервые ощутил — дело уже не в заводе и не в амбициях. Ему было нужно понять её. Разгадать, что скрывается за этой независимостью и странной тайной.
А в это время, в тёмном кабинете с толстыми занавесками, Савелий Руденко слушал чей-то шёпот:
— Крутинская слишком много знает. Если Головин к ней приблизится... всё может всплыть.
Руденко налил в стакан коньяк и хмыкнул:
— Значит, пора напомнить девчонке, кому она обязана.
Глава четвёртая. В тени Руденко
Кирилл понял, что время вежливых намёков прошло, когда к его машине прикрутили пустую канистру и спичку, вставленную в крышку. Грубый знак, не требующий расшифровки.
Он позвонил чиновнику, требуя объяснений, но тот, запинаясь, лишь пробормотал:
— Савелий Петрович... просил передать, что хотел бы вас видеть. Сегодня.
Кафе на окраине города. Никакой охраны на входе, только пара крепких парней в куртках у дверей. Кирилл вошёл внутрь — там пахло жареным луком, сигаретным дымом и крепким алкоголем.
За дальним столом сидел Руденко. Грубое лицо, широкие плечи, кольцо с камнем, блеснувшее при жесте. Он наливал себе коньяк и смотрел на Кирилла, как на случайного прохожего, которого можно и раздавить, и пожалеть — в зависимости от настроения.
— Столица приехала, — протянул Савелий, хрипло усмехаясь. — Думал, что тут всё продаётся? Завод мой, город мой, люди мои. А ты кто?
Кирилл сел напротив.
— Я новый владелец завода. Документы подписаны.
— Документы? — Руденко ударил ладонью по столу так, что стаканы подпрыгнули. — Ты бумажками тут не маши! Здесь закон — это я.
Повисла тишина. Кирилл держал взгляд, но чувствовал, как внутри нарастает напряжение.
— Уезжай, — тихо добавил Руденко. — Пока цел.
Ночью Кирилл долго не мог уснуть. В голове крутились обрывки слов, угроза в голосе Руденко. И — глаза Олеси, её фраза: «У каждого здесь свои долги. У меня тоже».
Что она имела в виду?
Ответ пришёл случайно. На следующий день Кирилл увидел её у завода. Она говорила с каким-то мужчиной в тёмной куртке. Разговор был коротким, резким. Мужчина сунул ей конверт и быстро ушёл.
Кирилл подошёл.
— Это что было?
Олеся вздрогнула, сжала конверт в руках.
— Не ваше дело.
— Наоборот, моё, — резко сказал он. — Вы связаны с Руденко?
Её лицо побледнело. Она долго молчала, потом выдавила:
— Он... держит меня. Долг моего отца. После аварии на заводе. Отец погиб, но Руденко «помог» нам. И теперь я должна.
Кирилл сжал кулаки.
— Так вот в чём дело...
— Я не прошу вашей помощи, — резко оборвала она. — И не нужно делать из себя героя. Здесь герои долго не живут.
Она ушла, оставив его с чувством злости и бессилия.
Вечером Кирилл получил новый «сигнал». Камень, разбивший стекло его квартиры, с запиской: «Последнее предупреждение. Или ты — или она».
Впервые за долгие годы Кирилл ощутил настоящий страх. Не за себя. За Олесю.
А в ту же ночь Илья встретил его у подъезда. В глазах у слесаря горело что-то, похожее на отчаянную решимость.
— Головин, — сказал он, — я не верю, что тебе нужна наша Олеся по-настоящему. Но если ты и правда хочешь её защитить — готовься. Руденко просто так не отпустит ни завод, ни её.
Кирилл посмотрел на него.
— Значит, у нас с тобой одна цель.
И впервые они пожали друг другу руки — не как друзья, но как люди, которым придётся вместе пройти через опасность.
Глава пятая. Последний выбор
Завод гудел, словно старый корабль, готовый уйти ко дну. Рабочие собрались в цеху: шум, гул, напряжение. Кирилл поднялся на импровизированную трибуну, чтобы объявить — он остаётся, несмотря на угрозы.
Но ещё до того, как он открыл рот, в зал вошли люди Руденко. Чёрные куртки, холодные взгляды. И сам Савелий — уверенный, будто хозяин сцены.
— Всё, сказка закончилась, — бросил он. — Завод мой. Девка твоя — тоже моя. Ты уезжаешь сегодня. Живым — или в мешке.
Толпа застыла. Кто-то отвёл глаза, кто-то шепнул молитву.
Кирилл шагнул вперёд.
— Нет, Савелий. Завод — их. Людей. Я подписываю отказ. Бумаги будут у нотариуса. Но к Олесе ты больше не прикоснёшься.
— Да кто ты такой, чтобы мне указывать? — Руденко усмехнулся и сделал знак своим.
В этот момент в цех ворвался Илья, сжимая в руках тяжёлый разводной ключ.
— Попробуй только! — крикнул он.
Началась суматоха. Рабочие подняли шум, кто-то встал между Кириллом и людьми Руденко. В воздухе запахло настоящей дракой.
Кирилл поймал взгляд Олеси. Она стояла в стороне, прижав к груди ту самую старую книгу, и смотрела на него с отчаянием и надеждой.
— Ты мне не хозяин, Кирилл, — её голос дрогнул, но прозвучал твёрдо. — И никакие подарки не заставят меня полюбить. Но если ты уйдёшь сейчас — я никогда тебя не прощу.
Мир будто сузился до этих слов.
Руденко шагнул ближе. Его люди сжали кольцо.
— Ну что, герой, выбери: бизнес или баба.
Кирилл выпрямился, словно в последний раз взял дыхание. В голове звучал только её голос.
Он сделал шаг — и произнёс слово, которое изменило всё.
Эпилог
Утро в городе было тихим. Над заводскими трубами поднимался дым, будто ничего и не случилось. Люди шли на работу, дети — в школу, собаки гнались за велосипедами. Провинциальная жизнь жила своим ритмом, не торопясь.
Марфа Никитична сидела на скамейке у калитки и смотрела, как мимо проходит Олеся. Девушка шла с поднятой головой, но в глазах её пряталась боль. Книгу она больше не носила с собой — будто та глава её жизни закрылась.
— Ну что, доченька, — тихо сказала старушка, когда та поравнялась, — каждый свой выбор сделал. Кто сердце выбрал, кто кошелёк. А итог один — в земле все равны.
Олеся остановилась на миг, посмотрела на Марфу и пошла дальше, не отвечая.
А где-то вдалеке прогудел заводской гудок, и над городом повисло ощущение, что прошлой ночью здесь что-то сломалось навсегда.
Только никто, кроме тех, кто был свидетелем, так и не узнал: кем ушёл Кирилл Головин — хозяином завода или человеком, впервые отдавшим себя без остатка.