Утонувшая колыбель поэтов
Есть народы, которые врываются на сцену истории, как хорошо подготовленная театральная труппа: с готовыми декорациями, отточенными репликами и богатым репертуаром. Тамилы — как раз из таких. Они появляются на юге Индостана в начале нашей эры не с примитивными наскальными рисунками и не с бормотанием шаманов, а с поэзией такой сложности и изысканности, что впору заподозрить культурный десант из другого мира. Пока другие народы еще только учились складывать слоги в слова, тамильские поэты уже вовсю жонглировали сложнейшими метрическими схемами и оттачивали каноны любовной и героической лирики. Как пишет один из их потомков, критик Кирушнан, они явились «взору историка... уже к началу нашей эры почти полностью утерявшие память о своем далеком прошлом и не сохранившие до периода письменных источников следов своей первобытности». История таких фокусов не любит. Культура не рождается в один день, как Афина из головы Зевса. Ей нужен долгий, мучительный период созревания, пробы и ошибки, та самая «бесписьменная» стадия, которую тамилы, кажется, попросту прогуляли.
Сами тамилы, впрочем, имели на этот счет собственное, куда более драматичное объяснение. Их литературная традиция, как гласят средневековые комментарии, была выкована в горниле трех великих академий, или «санг». Третья, самая поздняя, процветала в городе Мадурай в первые века нашей эры под покровительством местных царей. Ее плоды — сборники «Восемь антологий» и «Десять лирических поэм» — дошли до нас. А вот с двумя предыдущими академиями дело обстояло куда печальнее. Вторая санга, основанная легендарным мудрецом Агаттияном, канула в Лету, потому что, как сухо сообщает комментатор, «страну поглотило море». Та же незавидная участь постигла и самую первую, самую древнюю сангу, основателем которой числился не кто иной, как сам бог Шива. Ее резиденция, «город Мадурай, поглощенный морем», находилась в центре огромного царства, которое простиралось на семьсот кавадам (около семи тысяч километров) и которое, как несложно догадаться, тоже «уничтожило и поглотило море».
Эта легенда о затонувшей прародине — не поздняя выдумка средневековых книжников. Как отмечает дравидолог Н. В. Гуров, она «бытует в тамильской литературе около 2 тысяч лет», а корни ее уходят еще глубже, в середину II тысячелетия до нашей эры, во времена, когда предки всех южноиндийских народов еще говорили на одном языке и имели общую мифологию. Получается, что рассказ об «атлантиде Индийского океана» как минимум на тысячу лет старше знаменитых «Диалогов» Платона, из которых мир впервые узнал о гибели Атлантиды в Атлантике. Долгое время на эти тамильские предания смотрели как на любопытный фольклорный казус. Но потом, к всеобщему изумлению, эта древняя легенда начала находить неожиданных союзников в лице серьезных европейских ученых — геологов, зоологов и антропологов, которые, ничего не зная о тамильских поэтах и их утонувших академиях, по своим собственным причинам начали заселять дно Индийского океана призрачным затонувшим континентом.
Пристанище ночных призраков
Все началось с попытки навести порядок в мировом зверинце. В XVIII веке шведский педант Карл Линней решил рассортировать все живое по полочкам, создав свою «Систему природы». В отряд высших существ, приматов, он определил человека, обезьян и летучих мышей. Мышей из этой компании вскоре выставили, а вот на нижней ступеньке иерархии прочно обосновались странные создания, которых европейцы, столкнувшись с ними на Мадагаскаре и в Азии, окрестили лемурами. В Древнем Риме так называли неприкаянные души умерших, и имя это подошло как нельзя лучше. Ночные зверьки с огромными, светящимися в темноте глазами, с голосами, похожими то ли на плач, то ли на вой, и с внешностью, в которой смешались черты кошки, медвежонка и безумного старика, и впрямь напоминали призраков.
В XIX веке ученые мужи, изучая этих созданий, столкнулись с загадкой. Лемуры обитали на Мадагаскаре, в Южной Индии и Юго-Восточной Азии, но полностью отсутствовали в соседней Африке и на Ближнем Востоке. Как эти древесные жители, панически боящиеся воды, могли оказаться на разных берегах Индийского океана? Французский натуралист Этьен Жоффруа Сент-Илер первым предположил, что некогда существовал сухопутный «мост», соединявший эти земли. Идею подхватил английский зоолог Филипп Склэйтер, который в 1864 году и придумал для этого гипотетического континента броское имя — Лемурия. Название прижилось. Вскоре к зоологам подключились геологи. Они заметили поразительное сходство древних геологических формаций Индии и Южной Африки. Это навело их на мысль о существовании в прошлом единого Индо-Мадагаскарского массива суши. Австрийский палеонтолог Мельхиор Неймайер в 1887 году даже опубликовал карту мира эпохи динозавров, на которой изобразил гигантский Бразильско-Эфиопский континент, от которого через весь Индийский океан тянулся длинный «Индо-Мадагаскарский полуостров».
Идея сухопутного моста, населенного призрачными полуобезьянами, будоражила умы. Великий апостол дарвинизма Эрнст Геккель пошел еще дальше. Он предположил, что Лемурия была не просто переправой для лемуров, но и колыбелью самого человечества. Именно на этом затонувшем континенте, по его мнению, обитало то самое «недостающее звено» между обезьяной и человеком. С Лемурии, считал Геккель, предки людей мигрировали в Азию и Африку, чем и объясняется разорванный ареал обитания современных человекообразных обезьян. Гипотезу поддержали титаны науки того времени: антрополог Томас Гексли, биолог Альфред Уоллес, географ Элизе Реклю. Уоллес поначалу рисовал Лемурию размером чуть ли не со весь Индийский океан, но потом умерил аппетиты, сведя ее к системе островов и перешейков. Как бы то ни было, к концу XIX века призрак затонувшего континента прочно обосновался на научных картах. Он казался элегантным решением множества загадок — от расселения лемуров до происхождения человека.
Колыбель четырехруких гигантов
Научная гипотеза о Лемурии, едва родившись, попала в дурную компанию. Идею о затонувшем континенте, колыбели человечества, с восторгом подхватили мистики и оккультисты всех мастей, превратив ее в безумный балаган. Члены Теософского общества и розенкрейцеры, не мудрствуя лукаво, встроили Лемурию в свои эзотерические схемы эволюции. Если ученые робко говорили о «недостающем звене», то теософы, вроде небезызвестной Елены Блаватской и ее последователя Чарльза Ледбитера, рисовали портреты лемурийцев с поистине гомерическим размахом. Это были синекожие гиганты ростом до десяти метров, с четырьмя руками и глазом на затылке. Поначалу они были двуполыми и размножались, видимо, отпочковываясь от самих себя. Но потом их история сделала неожиданный поворот: вступив в союз с животными, они, согласно этой мифологии, дали начало... обезьянам. Так, легким движением мистической мысли, эволюционная лестница была перевернута с ног на голову.
Розенкрейцеры пошли еще дальше. Их лемурийцы вместо глаз имели два чувствительных пятна, воспринимавших тусклый свет древнего солнца, а общались они на языке, состоявшем из звуков природы: «вою ветра, журчанью ручья, шуму водопада, реву вулкана». Потомком этого протоязыка теософы, ничтоже сумняшеся, объявили китайский. Вся эта дикая фантасмагория, выдаваемая за тайное знание, полученное от тибетских махатм, нанесла по репутации Лемурии сокрушительный удар. Серьезные ученые, видя, во что превратилась их гипотеза, начали брезгливо от нее открещиваться. Тема затонувших континентов надолго стала уделом либо фриков, либо писателей-фантастов, дискредитировав саму идею.
Тем не менее, даже в академической среде оставались те, кто не спешил выбрасывать Лемурию на свалку истории. Знаменитый французский географ и анархист Элизе Реклю в своем монументальном труде «Земля и люди» приводил веский довод: на Мадагаскаре обитает 66 видов млекопитающих, в то время как другие океанические острова ими крайне бедны. Это, по его мнению, «в достаточной мере и доказывается, что этот остров был некогда материком». Его соотечественник, геолог Гюстав Эмиль Ог, также считал, что «полуостров Индостан, Сейшельские острова и Мадагаскар представляют собой обломки континента, который занимал место теперешнего Индийского океана». Но научный мейнстрим уже сместился. Идея статичных континентов, которые могут только тонуть, уступала место новой, куда более революционной теории дрейфа материков Альфреда Вегенера. Лемурия казалась устаревшим реквизитом из театра XIX века. Потребовалось почти полвека и технологический прорыв в изучении океанского дна, чтобы ученые вновь, уже на новом уровне, вернулись к вопросу о том, что же на самом деле находится под водой в Индийском океане. И ответ, который они получили, оказался куда более странным и интересным, чем мифы теософов и гипотезы геологов прошлого.
Вердикт со дна океана
После Второй мировой войны человечество, отвлекшись от глобальных потрясений, с удвоенной энергией взялось за изучение собственной планеты. Океанография переживала золотой век. Как заметил в те годы американский ученый Роджер Ревелл, поверхность Луны была изучена лучше, чем дно Индийского океана. Чтобы исправить это досадное упущение, с 1960 по 1965 год была организована грандиозная Международная индоокеанская экспедиция, в которой приняли участие десятки стран. Армада исследовательских судов, вооруженных эхолотами, магнитометрами и буровыми установками, принялась методично прощупывать, просвечивать и сверлить дно.
Результаты этой работы навсегда изменили наши представления об этой части света. Оказалось, что дно Индийского океана — это не затонувший континент, а сложнейшая мозаика из нескольких геологических миров. Большую его часть занимают глубоководные котловины, покрытые типичной тонкой и плотной океанической корой. Здесь никакой Лемурии быть не могло. Почти четверть дна занята гигантской системой срединно-океанических хребтов — это глобальный шов, где из недр Земли постоянно изливается магма, создавая новую кору. Этот подводный горный массив расходится из центра океана тремя ветвями, как исполинская куриная лапка. Но и здесь Лемурии не нашлось места — вершины хребтов находятся на километровой глубине.
Однако среди этой типично океанической картины обнаружились аномалии. В первую очередь, это так называемые «микроконтиненты» — крупные блоки с толстой материковой корой, каким-то образом затерявшиеся посреди океана. Самый известный из них — Сейшельская банка на севере Маскаренского подводного хребта. Сами Сейшельские острова сложены древними гранитами, как настоящие континенты, и стоят на массивном подводном плато. Как пишет российский океанограф В. Ф. Канаев, ««микроконтиненты» — характерная особенность Индийского океана, ибо в других океанах подобные образования встречаются значительно реже». Вот он, казалось бы, идеальный кандидат на роль уцелевшего обломка Лемурии! К югу от Мадагаскара также обнаружилось обширное подводное плато с материковой корой. Геология, таким образом, не сказала категорического «нет». Она указала на конкретные районы, где в прошлом действительно могла существовать суша.
Но тут же возникла проблема с датировками. Глубоководное бурение показало, что Мальдивский хребет, на вершинах которого сидят коралловые атоллы, действительно погрузился на два километра, но этот процесс растянулся на десятки миллионов лет. Удивительный, идеально прямой Восточно-Индийский хребет тоже когда-то был мелководьем, но ушел на глубину задолго до появления на Земле не то что человека, а даже его обезьяноподобных предков. Получалось, что геологический адрес для Лемурии вроде бы найден, но время ее гибели никак не совпадало с эпохой, когда она могла бы послужить колыбелью для приматов, человека или, тем более, древних цивилизаций. Наука предоставила факты, но эти факты никак не хотели складываться в красивую легенду.
Пересмотр улик: звери, предки и люди
Итак, геология указала на Сейшелы и подводные плато у Мадагаскара как на возможные остатки древней суши. Но что на это скажут биологи и антропологи? Увы, их показания внесли еще больше сумятицы. Возьмем Мадагаскар, «остров лемуров». Да, его фауна разительно отличается от африканской и имеет нечто общее с индийской. Но современные биологи объясняют это уже не сухопутным мостом, а гипотезой «случайных путешественников». Как пишет Э. П. Фридман в книге «Приматы», предки лемуров могли перебраться из Африки на Мадагаскар на «естественных плотах» — огромных массах растительности, выносимых в Мозамбикский пролив реками. «Для имеющих хватательные конечности полуобезьян такая одиссея на Мадагаскар не кажется фантастичной», — заключает он. Длительная изоляция после такого «путешествия» и привела к взрывному разнообразию видов, сделав остров уникальным заповедником.
Что еще важнее, на Мадагаскаре не найдено никаких следов древнего человека. Остров оставался необитаемым до I тысячелетия до нашей эры, когда его заселили выходцы из Юго-Восточной Азии — великолепные мореплаватели, чьи родственники в то же время колонизировали Тихий океан. Они приплыли на каноэ, а не пришли пешком по затонувшему материку. Сейшельский микроконтинент и вовсе оставался безлюдным до XVIII века, пока туда не добрались французы. Никаких следов древних цивилизаций там нет и в помине.
Главный же удар по Лемурии как «колыбели человечества» нанесли открытия палеоантропологов в Восточной Африке. Начиная с 1960-х годов, в ущелье Олдувай, в долинах Эфиопии и Танзании, вдоль гигантского Восточно-Африканского рифта, были найдены останки всех ключевых предков человека: от австралопитеков, живших 3-4 миллиона лет назад (включая знаменитую «Люси»), до «человека умелого» (Homo habilis), первого создателя орудий. Стало очевидно, что основная драма человеческой эволюции разворачивалась именно здесь, в африканской саванне, а не на мифическом острове в океане. Да, в Индии были найдены останки рамапитека, обезьяны, близкой к человеческой линии, но это была лишь боковая ветвь. Генеральная линия вела из Африки.
Не выдерживает критики и гипотеза о Лемурии как прародине дравидов. Современная лингвистика, сравнивая языки, находит отдаленное родство дравидийской семьи с уральскими языками севера Евразии, а не с какими-то гипотетическими наречиями затонувшего континента. Скорее всего, предки дравидов пришли в Индию с севера или запада, а не всплыли из океана на юге. Таким образом, все косвенные улики, на которых строилась гипотеза о Лемурии, рассыпались. Каждая из загадок — расселение лемуров, происхождение человека, прародина тамилов — получила свое собственное, не связанное с другими, объяснение, не требующее привлечения утонувшего континента.
Призраки цивилизаций и память о воде
И все же оставался последний, самый интригующий пласт «доказательств» — поразительные параллели между древнейшими цивилизациями: шумеро-аккадской в Месопотамии, египетской в долине Нила и хараппской в долине Инда. Все они возникли почти одновременно, в IV–III тысячелетиях до нашей эры, и все имели выход к Индийскому океану. Все они обладали развитой культурой, монументальной архитектурой и письменностью, которая, казалось, появилась сразу в готовом виде. Мифы Месопотамии прямо говорят, что знания людям принес мудрый зверь Оанн, вышедший из Эритрейского моря (то есть Индийского океана). Не был ли он посланцем из высокоразвитой цивилизации, находившейся на Лемурии?
Эта идея о едином «центре икс», откуда разошлись лучи цивилизации, очень соблазнительна. Однако современная археология рисует иную картину. Раскопки последних десятилетий, например в Мергархе на территории Пакистана, показали, что хараппская цивилизация не возникла на пустом месте, а имела долгую предысторию местного развития, уходящую корнями в VI тысячелетие до нашей эры. То же самое можно сказать и о Месопотамии, и о Египте. Никакого «культурного десанта» не было.
Что же касается сходства, то оно объясняется не общим происхождением, а оживленными морскими контактами. Шумерские тексты упоминают торговлю со странами Дильмун (вероятно, Бахрейн), Маган (Оман) и Мелухха (долина Инда). Это была первая в истории глобальная торговая сеть, раскинувшаяся по всему северу Индийского океана. Корабли перевозили не только медь, дерево и слоновую кость, но и идеи, технологии и мифы. Таинственный Оанн — это, скорее всего, не пришелец с затонувшего континента, а поэтический образ, олицетворяющий культурные импульсы, приходившие с юга, по морю.
А как же быть с тамильскими легендами о затонувшей земле и всемирном потопе, которые находят отголоски и в шумерских, и в индийских, и в библейских текстах? И здесь, скорее всего, речь идет не о гибели целого континента, а о памяти о реальных, но локальных катастрофах. Конец последнего ледникового периода, около 10 000 лет назад, сопровождался быстрым подъемом уровня Мирового океана — примерно на 120 метров. Этот процесс, растянувшийся на тысячелетия, затопил огромные прибрежные равнины по всему миру, где как раз и располагались самые богатые охотничьи угодья и первые поселения древнего человека. Воспоминания об этой медленной, но неумолимой «трансгрессии» вполне могли сохраниться в коллективной памяти народов и кристаллизоваться в мифах о потопе. К этому добавлялись и локальные катаклизмы: разрушительные наводнения Тигра и Евфрата, цунами, вызванные землетрясениями в Индийском океане.
В итоге призрак Лемурии рассеивается, как утренний туман. Альфред Уоллес, один из ее «крестных отцов», под конец жизни мудро заметил, что подобные гипотезы «приносят пользу, обращая наше внимание на известные, но необычные факты, которые в результате более полного знания оказываются излишними». Лемурия была именно такой полезной гипотезой. Она заставила ученых задавать правильные вопросы. Но ответы, которые дала современная наука, оказались куда сложнее и интереснее, чем простая история о затонувшем материке. Вместо одной потерянной колыбели мы видим сложную картину тектоники плит, климатических изменений, биологической эволюции и великих человеческих миграций по суше и по морю.