Принц военного времени
До самой своей смерти в 1968 году одна королевская вдова каждое лето совершала паломничество. В августе она приезжала из Лондона в отдаленный уголок Кейтнесса, на севере Шотландии, и шла по узким дорогам, рассекающим склоны холмов, пока не достигала высокой, мрачной громады Орлиной скалы. Именно здесь, неподалеку, тогдашняя герцогиня Кентская потеряла своего мужа. 25 августа 1942 года сорокалетний принц Георг, герцог Кентский, погиб, когда летающая лодка «Сандерленд», на которой он летел в Исландию, встретила свой конец на этом склоне. Он стал первым за пять веков сыном английского монарха, павшим на действительной службе. В 1942 году смерть снова стала обыденностью, ее трагедия и последствия воспринимались как неотъемлемая часть войны. Тем не менее, весть о гибели герцога Кентского, на службе, но не в бою, стала для всех особенно острым ударом. Помимо всего прочего, катастрофа казалась столь же ненужной, сколь и необъяснимой. Как выразился премьер-министр Уинстон Черчилль в трогательной речи в Палате общин: «Потеря этого доблестного и прекрасного принца стала шоком и горем для народов Британской империи, прискорбно выделяясь даже в эти суровые дни войны».
В романе молодой греческой принцессы Марины, дочери изгнанного принца Николая и великой княгини Елены Владимировны, было что-то сказочное. В возрасте 28 лет, в ноябре 1934 года, она приехала в Англию, чтобы выйти замуж за представительного королевского герцога. Восхищенный народ принял пару в свои сердца. И все же, если бы не война, герцог, вероятно, исчез бы из поля зрения британской общественности. В 1939 году он готовился к отъезду, чтобы занять пост генерал-губернатора Австралии. Когда разразилась война, он немедленно попросил о более активной роли. Карьера на флоте казалась логичной, поскольку он уже отслужил десять лет до войны, но после недолгого пребывания в Адмиралтействе он перевелся в Королевские ВВС и занял пост капитана группы в Управлении социального обеспечения. Внося свой вклад в неустанную работу королевской семьи по поддержанию боевого духа в Британии, герцог Кентский не ограничивал свою деятельность полуофициальными визитами, во время которых он встречался только со старшими офицерами на базах ВВС. Он презирал помпезность и без предупреждения заглядывал к летным экипажам по всей стране, изучал предполетные инструктажи, провожал их на задания и общался с наземным персоналом.
В 1941 году он летал на американском бомбардировщике B-24 «Либерейтор» в Канаду, где инспектировал работу Имперской программы подготовки летных кадров. Герцог был общительным человеком с кругом интересов, как правило, более широким, чем у его братьев, короля Георга VI и герцога Виндзорского. Его страсть к музыке и другим искусствам отнюдь не делала его более отстраненным от простых людей, а, сочетаясь с его приветливостью, создавала цельный, располагающий к себе характер. Он был первым членом королевской семьи, пересекшим Атлантику по воздуху, и получил лицензию пилота еще в 1929 году. Его не привлекала рутинная жизнь при дворе; он искал действия и смысла, и война предоставила ему эту возможность. Он временно отказался от своего звания вице-маршала авиации, чтобы занять пост капитана группы и не быть старше по званию более опытных офицеров. Это был человек, который хотел быть полезным, а не просто символом.
4 августа 1942 года в семейном доме Кентов в Айвере, Бакингемшир, состоялась семейная вечеринка. Она последовала за крещением младенца, принца Майкла, родившегося месяцем ранее. Герцогу удалось совместить крестины с трехнедельным отпуском. Когда отпуск закончился, герцог, в форме с широкой нашивкой коммодора авиации на рукаве, поехал из Айвера на лондонский вокзал Юстон. Впереди была очередная инспекционная поездка, на этот раз в Исландию. Он должен был отправиться в Инвернесс, а затем в Инвергордон, военно-морскую базу в заливе Кромарти-Ферт, откуда ему предстояло вылететь на летающей лодке «Сандерленд» 228-й эскадрильи. Полет из Инвергордона в Исландию, расстояние почти в 1500 километров, должен был занять семь часов. Это была рутинная миссия, одна из многих, которые он совершал. Ничто не предвещало, что эта поездка станет для него последней.
Последний вылет из Инвергордона
Герцог и его свита — личный секретарь, исполняющий обязанности шталмейстера ВВС и денщик — прибыли в Инвергордон 24 августа. «Сандерленд», ожидавший герцога, не был одним из сверхроскошных самолетов представительского класса, обычно предоставляемых в распоряжение королевской семьи. Это был просто оборудованный служебный самолет, на котором пилот, лейтенант Фрэнк Гойен, привык летать в патрули над Средиземноморьем и Атлантикой. В свои 25 лет Гойен был одним из самых опытных пилотов «Сандерлендов». Австралиец, его кажущаяся беззаботная манера скрывала высочайший профессионализм. Казалось, что королевский пассажир не мог быть в лучших руках. Гойен налетал сотни часов в боевых условиях, участвовал в атаке на французский флот в Оране, в операциях в Греции и на Крите, спасал выживших с потопленных кораблей. Он был из тех пилотов, которым доверяли самые ответственные задания, включая перевозку таких высокопоставленных лиц, как министр иностранных дел Энтони Иден.
Экипаж состоял из десяти человек, включая второго пилота, двух радистов, трех стрелков, штурмана, инженера и механика. Единственным признанием статуса высокого гостя было присутствие на борту командира эскадрильи, еще одного австралийца, коммандера Т. Л. Мозли, чей опыт полетов на летающих лодках уходил корнями в довоенные времена. Самолет с бортовым номером W4026 был рабочей лошадкой Берегового командования, предназначенной для охоты на подводные лодки и дальних патрулей, а не для комфортных путешествий. Его топливные баки были полностью заправлены, и он нес глубинные бомбы на случай встречи с вражескими субмаринами по пути. Все было как обычно, стандартная процедура для военного времени.
Прогноз погоды на 25 августа не был идеальным. Над всеми Британскими островами перемежались штормы и низкая облачность, хотя и не настолько сильные, чтобы делать полеты невозможными. На севере Шотландии, где обычно наблюдались наихудшие условия, полеты все еще считались практически осуществимыми. Метеорологи говорили о нижней границе облачности над Кромарти-Ферт около 250 метров. Над Фарерскими островами, прямо по курсу на Исландию, условия улучшались. Казалось, не было никаких причин, по которым «Сандерленд» не мог бы взлететь. Время полета составляло семь часов на самолете с запасом хода в двенадцать часов и крейсерской скоростью около 200 километров в час. Все было рассчитано с запасом.
Залив Кромарти-Ферт — это чрезвычайно узкий участок воды, окруженный береговой линией, по форме напоминающей большой и указательный пальцы, изогнутые навстречу друг другу. После довольно длинного разбега Гойен оторвал корпус «Сандерленда» от воды. Впереди вырисовывались две отвесные скалы Сутор, обозначавшие вход в залив. Теперь курс лежал на северо-восток, мимо мыса Тарбат-Несс, выступавшего на краю залива Дорнох-Ферт, после чего «Сандерленд» должен был продолжать следовать вдоль побережья, все время оставаясь над морем. Он должен был приблизиться к суше для поворота у Джон-о'Гротс, а затем взять курс на северо-запад, на Исландию. Причина, по которой он не следовал прямым маршрутом над сушей, заключалась в размерах и весе «Сандерленда». Его скороподъемность, особенно при полной загрузке, была недостаточно надежной, чтобы справиться с высокогорьем, которое могло встретиться на более простом, на первый взгляд, маршруте. Инструктаж подчеркивал необходимость следования вдоль береговой линии на протяжении 140 километров до узкого поворота у Джон-о'Гротс, который вел в пролив Пентленд-Ферт, к югу от Оркнейских островов, откуда начинался прямой полет над морем к месту назначения. План был простым, безопасным и логичным.
Роковые тридцать две минуты
«Сандерленд» набрал около 300 метров и продолжал подъем. Показался мыс Тарбат-Несс. За ним раскинулся большой залив Дорнох-Ферт. На мгновение можно было разглядеть выдающиеся башни замка Данробин, резиденции семьи Сазерленд. Затем облака снова сгустились. Не желая надолго терять из виду эту обнадеживающую береговую линию, капитан Гойен снизился до 350 метров и ниже. В хвостовой турели 21-летний сержант Эндрю Джек поймал себя на мысли, что желает, чтобы туман, окутывающий летающую лодку, как кокон, поскорее рассеялся. Все было бы хорошо, если бы «Сандерленд», помимо потери высоты, не сдрейфовал опасно близко к побережью. Вскоре он летел прямо над высокогорьем, которое, согласно предписанию, следовало обходить как можно дальше.
Море теперь было далеко справа, а под крылом проплывал Ленгвелл-Хаус, к югу от Берридейла. Пока еще большой опасности не было. Местность внизу представляла собой мирные пастбища, где обитатели беленых коттеджей жили в компании оленей и овец. Но впереди, в тумане, маячила суровая цепь багровых гор, увенчанная Орлиной скалой, возвышавшейся на 270 метров над остальными вершинами. Местные жители считали это место самым неприветливым во всем Кейтнессе. Если бы летающей лодке нужно было только преодолеть вершину, все могло бы обойтись. Но с другой стороны находился отдельный уступ, на 30 метров ниже вершины. Пилот, возможно, не среагировав достаточно быстро, не смог остановить снижение после того, как миновал вершину Орлиной скалы.
«Сандерленд» зацепил край откоса. Удар был достаточно сильным, чтобы подбросить летающую лодку вверх, а затем перевернуть на спину. На мгновение она замерла в воздухе, а затем, содрогаясь, рухнула в вереск, сминая папоротник обломками и пламенем. Как позже посчитали эксперты, конец для всех был мгновенным. Для всех, кто в тот момент покинул этот мир. Единственным выжившим был Эндрю Джек, стрелок из задней турели. Позже он скажет: «Все, что я помню, — это как в один момент я был в самолете, а в следующий — очнулся в вереске». Его спасение было не чем иным, как чудом. К счастью для него, хвостовая часть при ударе оторвалась и была отброшена в сторону от остальной части пылающих обломков. Словно человек, сброшенный с лошади, но все еще запутавшийся в поводьях, Джек был протащен, наполовину внутри, наполовину снаружи своей турели. Он мало что мог вспомнить об этом. Положение турели и сорванные подошвы его летных ботинок позволили следователям позже восстановить картину того, что произошло, пока он был в шоке и не чувствовал ужасной боли, которая, должно быть, пронзала его обожженные лицо и руки.
К счастью, он быстро потерял сознание. Его последним воспоминанием перед тем, как он отключился, был вид сквозь туман и морось безмолвных фигур его товарищей, разбросанных по склону. Когда он снова пришел в себя, ожоги начали болеть, и когда он попытался идти, раскаленная боль пронзила его ступни и ноги. Он не знал, что мучительнее — пытаться идти или сорвать с себя ботинки. После многих попыток ему удалось избавиться от них, а также от изорванных брюк униформы. Он почувствовал себя немного лучше, но устал так, как никогда в жизни. Даже спасение казалось неважным. Он лег на папоротник и с благодарностью отдался забвению. Его воспоминания о том, что произошло, когда он очнулся, напоминали серию туманных снимков: дружелюбный коттедж с гостеприимной семьей, хирургические повязки, добрые успокаивающие слова и снова сон.
Тишина на вересковом холме
Фермер Дэвид Моррисон и его сын Хью услышали рев двигателей «Сандерленда», когда летающая лодка проходила над Орлиной скалой. Затем раздались два удара — касание нижнего пика и жестокий финальный аккорд о землю. Моррисоны обладали хладнокровием и здравым смыслом. Они быстро поняли, что искать самолет вдвоем будет бесполезно. В тумане они не могли даже предположить, где он находится. Хью Моррисон бросился вниз к бурной тропе, где оставил свой мотоцикл, и яростно погнал в деревню Берридейл за помощью. Все в округе — работники поместья, пастухи и фермеры — сошлись на болотах и склонах холмов. К ним присоединилась полиция с местным врачом, 71-летним Джоном Кеннеди, но в тот день мало что можно было сделать, так как туман был как никогда густым, а сумерки приближались.
Лишь в обеденное время следующего дня у Орлиной скалы были замечены куски искореженных обломков. Поисковики наткнулись на одиннадцать тел. Одно лежало в стороне от остальных. Лицо его было умиротворенным, и не казалось, что он сильно страдал. На рукаве его мундира было одно широкое кольцо коммодора авиации. Под рукавом — платиновые наручные часы. Они остановились через 32 минуты после взлета. Что произошло за это время, что заставило экипаж «Сандерленда» совершить столь катастрофическую и совершенно непостижимую ошибку в суждениях, мы просто не знаем. Фрэнку Гойену было приказано придерживаться морского маршрута, который был для него спланирован. Даже если бы он по какой-то неизвестной причине был вынужден от него отказаться, невозможно было представить, что заставило его лететь в непосредственной близости от Орлиной скалы.
В этой части мира была одна точка высотой более 600 метров, гора Марвен, в нескольких милях вглубь суши, и все же Фрэнк Гойен, ветеран-пилот «Сандерленда», снизился до безумных 270 метров. Даже если бы он на мгновение полностью потерял рассудок, остальная часть экипажа вряд ли могла не осознавать опасности. Все они были военнослужащими Королевских ВВС на действительной службе в военное время, а не зелеными курсантами. Следствие досконально изучило первоначальный инструктаж. Были изучены сводки погоды и летные книжки каждого члена экипажа. 7 октября 1942 года сэр Арчибальд Синклер, министр авиации, объявил выводы в Палате общин. Они гласили: «Катастрофа произошла потому, что самолет летел по курсу, отличному от указанного пилоту, и на слишком малой высоте, чтобы миновать возвышенность. Ответственность за последующие события лежит на пилоте. Погода не должна была представлять трудностей. Отказа двигателя не было, так как винты работали на полной мощности, когда самолет столкнулся с землей».
Вердикт и вечная загадка
Оставался вопрос: почему все это произошло? Многим казалось нереалистичным возлагать всю вину на пилота в том, что должно было быть делом коллективной ответственности. Позже высказывалось предположение, что герцог Кентский настоял на полете, несмотря на то, что погодные условия не были идеальными. Не было никаких доказательств, подтверждающих такое утверждение, которое подразумевало нечто совершенно нехарактерное для него. В любом случае, немногие пилоты — и уж точно не Фрэнк Гойен — согласились бы лететь, если бы его профессиональное начальство не сочло это безопасным, будь на борту герцог или нет. Может, ответ крылся в самом «Сандерленде»? Суд установил, что, насколько известно, с ним все было в порядке. Но приборы и органы управления повреждаются в авиакатастрофах, и, возможно, жизненно важные улики были уничтожены. Ключевой вопрос остается и по сей день: почему «Сандерленд» вообще оказался у Орлиной скалы?
С годами эта загадка лишь обросла слухами и теориями заговора. Племянница единственного выжившего, Эндрю Джека, утверждала, что ее дядя рассказывал своему брату, будто за штурвалом в момент катастрофы сидел сам герцог, имевший лицензию пилота. Якобы Джек вытащил его из кресла пилота после крушения. Также ходили слухи о таинственном пятнадцатом пассажире на борту, чья личность так и не была установлена. Самая дикая теория гласила, что это был Рудольф Гесс, и самолет летел не в Исландию, а на секретную миссию в нейтральную Швецию для мирных переговоров с немцами. Говорили даже, что катастрофа была подстроена британской разведкой по приказу Черчилля, который якобы считал герцога симпатизирующим Германии. Все эти версии, от правдоподобных до совершенно фантастических, подпитывались тем фактом, что бортовой журнал и полетный план Гойена таинственным образом исчезли, а материалы секретного расследования были засекречены на долгие годы.
Тело герцога Кентского было доставлено в замок Данробин, а оттуда поездом на похороны в Виндзор. Гроб был покрыт трехцветными опознавательными знаками Королевских ВВС и флагом Великобритании. Четыре короля — Георг VI, король Норвегии, король Греции и король Югославии — проводили его в королевскую усыпальницу. За двадцать два года до своей смерти в 1968 году принцесса Марина, бывшая герцогиня Кентская, взяла с семьи обещание, что ее мужа в конечном итоге похоронят рядом с ней. Она чувствовала, что герцог, который всегда любил природу, захотел бы покоиться в прекрасном парке в Виндзоре. Когда ее саму похоронили во Фрогморе, в миле оттуда, гроб герцога был перенесен на место рядом. Через несколько месяцев после той трагедии у Орлиной скалы в 1942 году король Георг VI совершил тихое паломничество к этому уединенному месту. Он молча смотрел на выжженный вереск и обломки, все еще лежавшие там. Крест из камней, сложенный теми, кто жил в этом отдаленном уголке Кейтнесса, до сих пор отмечает место трагедии, окончательного объяснения которой мы так и не услышали.