Надежда Петровна внимательно разглядывала содержимое пакета, слегка прищурив глаза, словно искала в нём что-то большее, чем пара билетов на симфонический концерт. Её аккуратно накрашенные брови сошлись в задумчивой складке.
— И это всё? — она встряхнула пакет, будто надеялась, что внутри спрятано что-то ещё. — На день рождения?
Алексей напрягся, ощутив, как Лариса, сидящая рядом, замерла. Её пальцы в его руке похолодели.
— Мам, это билеты на Берлинский филармонический оркестр, — Алексей старался говорить ровно. — Второй ряд, лучшие места. Мы думали, тебе будет приятно.
— Ну, конечно, приятно, — Надежда Петровна положила пакет на стол и поправила бусы на шее. — Просто я ждала… чего-то более значимого. Шестьдесят лет — это ведь не шутки.
Лариса почувствовала, как внутри всё сжалось. Они с Алексеем откладывали деньги на эти билеты несколько месяцев, отказывая себе в поездках и ужинах вне дома. Концерт должен был стать главным подарком года. Когда они их покупали, Алексей был полон энтузиазма, представляя, как мать обрадуется. Но теперь Лариса видела, как его лицо омрачилось, будто под тяжестью разочарования.
— Я приготовлю твой любимый десерт, — Лариса попыталась смягчить атмосферу. — Тирамису с малиной, как ты любишь.
Надежда Петровна слегка скривила губы.
— Надеюсь, он не будет таким пресным, как в прошлый раз на Рождество, — она поднялась из-за стола. — Ладно, мне пора. Клуб йоги не ждёт.
Когда за свекровью закрылась дверь, Лариса тяжело выдохнула и опустилась на диван. Семь лет брака, а она так и не научилась справляться с этими семейными ужинами. Семь лет попыток угодить, заслужить похвалу, найти общий язык — и всё безрезультатно.
— Прости, — тихо сказал Алексей, глядя в сторону. — Она… такая.
Лариса хотела ответить, что всё в порядке, что она справится. Но слова не шли. Потому что ничего не было в порядке. Потому что она устала притворяться.
— Пойду разберу посуду, — только и выдавила она.
Горячая вода обжигала пальцы, но Лариса не замечала. Перед глазами стояло лицо свекрови, открывающей пакет, и взгляд Алексея — виноватый, почти детский, тот самый, что появлялся после очередных замечаний Надежды Петровны о пыли на полках, невкусном салате или неправильно выбранном подарке.
Чашка выскользнула из рук и разбилась о край мойки.
— Лара? — Алексей заглянул на кухню. — Ты как?
— Нет, — неожиданно для себя ответила она. — Я не в порядке, Лёша.
— Ты сама на себя не похожа уже месяцев восемь, — Светлана поставила перед Ларисой кружку травяного чая и села напротив. — Что происходит?
Маленькая квартира подруги была как спасательный круг — место, где Лариса могла выдохнуть. Уютная комната, заваленная журналами и украшенная постерами, была её убежищем.
— Он замечательный, Свет. Правда, — Лариса сжала кружку, согревая ладони. — Но…
— Но у замечательного мужа мама, которая лезет во всё, — Светлана хмыкнула, откинув тёмные локоны. — Ларис, ты же понимаешь, что это ненормально? Жить так, будто каждый день сдаёшь экзамен?
Лариса кивнула. Конечно, она понимала. Но осознавать — одно, а менять — совсем другое.
— Я вернула билеты, — тихо сказала она. — На тот концерт.
— Серьёзно? — Светлана поперхнулась чаем. — На Берлинский оркестр?
— Деньги уже на карте. Я перевела их на счёт для отпуска в Греции, — Лариса смотрела в окно, где шёл мелкий ноябрьский дождь. — Знаешь, что самое странное? Лёша даже не заметил. Я сказала, что билеты заберёт его мама в день концерта. Он просто кивнул.
— И что дальше? — Светлана наклонилась ближе. — Что ты будешь делать с этим её юбилеем?
Лариса поставила кружку и выпрямилась.
— Ничего. Совсем ничего.
Шестидесятилетие Надежды Петровны пришлось на воскресенье. Лариса проснулась раньше Алексея и долго смотрела в потолок. За окном сияло октябрьское утро, солнечные лучи пробивались сквозь шторы, рисуя узоры на стене. Такие дни звали жить, дышать, радоваться. Но Лариса чувствовала лишь тяжесть предстоящего дня.
— Доброе утро, — сонно пробормотал Алексей, обнимая её. — Хорошо спала?
— Нормально, — Лариса повернулась к нему. — Лёш, нам надо поговорить.
Он сразу насторожился, приподнявшись.
— Что-то не так?
— Я не поеду сегодня к твоей маме.
Алексей заморгал, словно не веря.
— В смысле? Это же её…
— Я знаю, что за день, — Лариса села на кровати. — Но я больше не могу. Не могу сидеть с человеком, который меня не принимает. Который считает, что я недостойна быть твоей женой. Который каждый раз даёт понять, что я — его ошибка.
— Лара, ты драматизируешь, — Алексей потёр виски. — Мама просто… из другого поколения. Она так проявляет внимание.
— Это не внимание, Лёша, — Лариса покачала головой. — Это давление. И я больше не хочу в этом участвовать.
Алексей встал и начал мерить шаги по комнате.
— И что ты предлагаешь? Просто не явиться на её юбилей? Ты представляешь, как она это воспримет?
— А как, по-твоему, я должна воспринимать всё, что было эти семь лет? — Лариса тоже поднялась. — Я старалась, Лёша. Правда старалась. Но я устала притворяться, что всё нормально.
— Я между вами, понимаешь? — в голосе Алексея звучала тоска. — Вы обе мне дороги. Я не хочу выбирать.
— Я не прошу выбирать, — Лариса положила руки ему на плечи. — Я прошу быть со мной. Хотя бы иногда.
Они смотрели друг на друга, замерев. Потом Алексей мягко убрал её руки.
— Я поеду к маме, — тихо сказал он. — Это её день. Я должен быть там.
Лариса кивнула, отступив.
— Понимаю.
— Ты не передумаешь? — в его глазах мелькнула надежда.
— Нет, — твёрдо ответила Лариса.
Когда дверь за Алексеем закрылась, Лариса опустилась на диван и впервые за долгое время дала волю слезам. Без попыток казаться сильной, без мыслей о том, что подумают другие. Просто плакала, пока слёзы не иссякли.
А потом умылась ледяной водой и набрала Светлану.
— Ты свободна? — спросила она, услышав голос подруги.
— Для тебя — всегда, — Светлана явно улыбалась. — Что стряслось?
— Я сделала это, — Лариса глубоко вдохнула. — Не поехала на юбилей.
Пауза.
— И как ты?
— Пусто, — честно призналась Лариса. — И страшно.
— Приезжай, — решительно сказала Светлана. — У меня суши и вино. Будем отмечать твой первый шаг к себе.
Алексей вернулся поздно. Лариса сидела с ноутбуком, бездумно листая страницы, не в силах сосредоточиться.
Он выглядел измотанным, тени под глазами. Снял пальто, аккуратно повесил на вешалку.
— Как всё прошло? — спросила Лариса, стараясь говорить ровно.
— Нормально, — Алексей пожал плечами. — Были торт, подарки. Все спрашивали про тебя.
— И что ты сказал?
— Что ты простудилась, — он отвёл взгляд. — Мама сказала, что ты зря не пришла. Концерт был шикарный.
Лариса замерла.
— Какой концерт?
— Тот, на который мы билеты дарили, — Алексей посмотрел на неё. — Они с тётей Мариной ходили. Сказала, второй ряд — идеально всё видно.
Комната поплыла перед глазами. Лариса медленно выдохнула.
— Лёша, я вернула эти билеты месяц назад. После того ужина.
Алексей застыл.
— Что? Но… — он нахмурился. — Если билетов не было, то как…
— Вот именно, — Лариса закрыла ноутбук. — Как?
Алексей сел на диван, глядя в пустоту.
— Не понимаю. Она так подробно рассказывала. Про Шуберта, про виолончель. Про зал, как всё звучало…
— Думаю, твоя мама солгала, — мягко сказала Лариса. — И, кажется, не впервые.
— Зачем? — Алексей посмотрел на неё, растерянный.
— Чтобы ты видел, какая она благодарная. Как ценит ваши усилия, — Лариса села рядом. — В отличие от меня, которая даже на юбилей не явилась.
Алексей долго молчал, осмысливая. Потом горько усмехнулся.
— Знаешь, она и про прошлый Новый год наврала. Сказала, что ты поругалась с её сестрой, когда мы уходили. А я ведь видел, ты просто попрощалась.
— Я никому не грубила, — тихо сказала Лариса. — Я весь вечер старалась быть незаметной.
Они молчали, держась за руки. Потом Алексей спросил:
— Что теперь?
Лариса вздохнула.
— Теперь нам решать, Лёша. Продолжать жить в этом кругу или попробовать всё изменить.
Спустя неделю они снова сидели в гостиной Надежды Петровны. Лариса чувствовала, как сердце бьётся в горле, но старалась держаться спокойно.
— Ты бледная, — заметила Надежда Петровна, оглядывая её. — Заболела?
— Нет, всё хорошо, — Лариса улыбнулась. — Как вы после юбилея?
— Отлично, — Надежда Петровна поправила кольцо на пальце. — Концерт был великолепный. Жаль, ты не видела.
— Да, жаль, — Лариса посмотрела на Алексея. Он кивнул. — Особенно потому, что никакого концерта не было.
Надежда Петровна замерла.
— Что ты сказала?
— Я вернула билеты в октябре, — спокойно сказала Лариса. — Никакого концерта не было.
— Это нелепость, — Надежда Петровна хлопнула ладонью по столу. — Лёша, скажи своей жене, что она ошибается.
— Мам, — Алексей наклонился вперёд. — Мы проверили. Берлинский оркестр не выступал в тот день в городе.
Лицо Надежды Петровны изменилось — смесь раздражения и растерянности.
— Вы что, следите за мной? — её голос задрожал. — Я была на концерте! Может, не берлинский, а другой, я не разбираюсь…
— Мама, — Алексей перебил, в его голосе появилась твёрдость. — Мы знаем, что ты солгала. И не только про концерт.
— Как ты смеешь так говорить со мной? — Надежда Петровна вскочила. — Я твоя мать! Я всё для тебя делала! А ты привёл эту… женщину, которая настраивает тебя против меня!
— Никто никого не настраивает, — твёрдо сказала Лариса. — Мы просто хотим честных отношений. Без игр. Без давления.
— Ты никогда не будешь для него достаточно хорошей! — выпалила Надежда Петровна. — Посмотри на себя! Что ты можешь? Суп пересоленный? Рубашки мятые? Он мог жениться на дочери Ковалёвых — умница, с дипломом, из хорошей семьи!
— Он выбрал меня, — твёрдо сказал Алексей, вставая рядом с Ларисой. — И я прошу тебя уважать мой выбор. Если ты не можешь, мы будем видеться реже.
Надежда Петровна побледнела.
— Ты угрожаешь мне? Своей матери?
— Нет, — Алексей покачал головой. — Я говорю, как будет. Мы с Ларой устали жить в напряжении. Либо мы учимся общаться нормально, либо…
— Либо что? Раз в год навещать с цветами? — Надежда Петровна горько усмехнулась. — Здравствуй, мама, с днём рождения, мама?
— Мама? — Лариса посмотрела на Алексея. Он был так же озадачен.
— О чём ты?
Надежда Петровна замолчала, отвернувшись.
— Ни о чём.
Лариса вдруг поняла.
— Вы думаете, я беременна? — тихо спросила она. — Что мы пришли из-за этого?
Надежда Петровна молчала.
— Мама, — Алексей покачал головой. — Лариса не беременна. Мы просто хотели поговорить.
— Пока не беременна, — добавила Лариса. — Но мы хотим детей. Позже.
Надежда Петровна повернулась, в её глазах блестели слёзы.
— Я хотела лучшего, — тихо сказала она. — Для тебя, Лёша.
— Я знаю, — Алексей обнял её. — Но мне тридцать четыре. Я сам знаю, что мне нужно.
— Ты всегда меня слушал, — в её голосе была тоска. — Делал, как я говорю.
— Потому что ты часто была права, — мягко сказал Алексей. — Но не всегда. Особенно в том, что касается Лары.
Лариса смотрела на них, чувствуя, как внутри что-то отпускает. Напряжение, копившееся годами, начало растворяться.
— Давайте попробуем заново, — сказала она, шагнув ближе. — Здравствуйте, Надежда Петровна. Я Лариса, я люблю вашего сына. Хочу, чтобы мы нашли общий язык.
Надежда Петровна долго смотрела на неё, потом протянула руку.
— Здравствуй, Лариса. Прости за всё.
Прошло два месяца. Два месяца осторожных попыток сблизиться, неловких разговоров, маленьких шагов навстречу. Лариса резала овощи для ужина, когда услышала звонок в дверь.
— Входи! — крикнула она.
Надежда Петровна вошла, держа пакет.
— Привет, — она улыбнулась. — Принесла пирожки. С яблоками, твои любимые.
— Спасибо, — Лариса улыбнулась в ответ. — Чай?
— Давай, — Надежда Петровна села за стол. — Лёша ещё на работе?
— Да, задерживается, — Лариса включила чайник. — Проект важный.
Они молчали, но это было уже другое молчание — спокойное, почти уютное.
— Знаешь, — вдруг сказала Надежда Петровна. — Я тоже была невесткой. Моя свекровь… — она усмехнулась. — Я обещала себе не быть как она. А в итоге…
— Стали ещё строже? — с улыбкой спросила Лариса.
— Хуже, — Надежда Петровна покачала головой. — Я пыталась всё контролировать. Думала, так защищаю Лёшу.
— Вы боялись его потерять, — тихо сказала Лариса. — Я понимаю.
— Понимаешь? — Надежда Петровна удивлённо посмотрела на неё.
— Теперь да, — Лариса разлила чай. — Он ваш единственный сын. А я появилась и всё изменила.
— Ты не отбирала его, — Надежда Петровна сжала кружку. — Это я чуть не потеряла вас обоих.
Они пили чай, говорили о мелочах — о погоде, о новом спектакле, о книге, которую Лариса дочитала. Обычный разговор, но в нём было что-то новое — искреннее, осторожное, но настоящее.
Когда Алексей вернулся и увидел их за столом, его лицо озарилось улыбкой. Лариса почувствовала тепло в груди. Ради этой улыбки стоили все усилия.
— Может, надо было предупредить? — нервно спросил Алексей, поправляя ремень. — Позвонить, сказать, что заедем?
— Чтобы она подготовила список замечаний? — Лариса усмехнулась, паркуясь у дома Надежды Петровны. — Нет, пусть будет сюрприз.
— А если её нет?
— В воскресенье утром? — Лариса фыркнула. — Она же говорила, что утро выходных — для её ритуалов красоты.
Алексей улыбнулся.
— Ты знаешь её лучше меня.
— Просто научилась слушать, — Лариса пожала плечами. — Идём?
Они поднялись на второй этаж и позвонили. Надежда Петровна открыла дверь, удивлённо глядя на них.
— Лёша? Лара? Что-то случилось?
— Нет, мам, — Алексей поцеловал её. — Просто заехали. Можно?
— Конечно, — она пропустила их. — Только у меня не убрано…
— Всё нормально, — сказала Лариса. — Мы ненадолго. Хотели кое-что передать.
В гостиной Надежда Петровна посмотрела на них.
— Что вы затеяли? Переезжаете?
— Нет, — Алексей рассмеялся. — Никаких переездов.
Лариса достала из сумки конверт и протянула свекрови.
— Что это? — Надежда Петровна взяла конверт, но не открыла.
— Посмотрите, — сказала Лариса.
Внутри были три билета в Рим и бронь отеля на побережье.
— Это… мне? — Надежда Петровна запнулась.
— Нам троим, — сказал Алексей. — Решили съездить вместе. Будет здорово.
Надежда Петровна смотрела на билеты, потом на Ларису.
— Твоя идея?
— Наша, — ответила Лариса. — Но я выбирала отель.
В глазах свекрови мелькнуло удивление.
— Зачем? — прямо спросила она.
— Потому что у нас с Лёшей нет другой мамы, — твёрдо сказала Лариса. — И я хочу, чтобы мы научились быть семьёй.
Надежда Петровна усмехнулась.
— Прямо говоришь.
— Вы же сами цените честность.
— Я хотела… — она замолчала, потом улыбнулась. — Наверное, чтобы всё было по-моему.
— Так не выйдет, — сказала Лариса.
— Понимаю, — Надежда Петровна кивнула. — Когда вылетаем?
— Через месяц, — Алексей обнял её за плечи. — Успеешь?
— Конечно, — она выпрямилась. — Я всегда готова.
Они стояли в гостиной — трое людей, связанных не идеальной любовью, а желанием найти общий язык. Не безупречная семья, а живые люди, с их ошибками и надеждами.
— Пойду заварю чай, — сказала Надежда Петровна. — Есть ещё пирог с вишней.
— Я помогу, — Лариса пошла за ней.
На кухне Надежда Петровна расставляла чашки.
— Знаешь, — сказала она, не оборачиваясь, — я всё ещё думаю, что ты не идеал для него.
Лариса замерла, но ответила спокойно:
— А я думаю, что вы слишком вмешиваетесь.
Надежда Петровна обернулась. В её взгляде не было ни улыбки, ни злости.
— Значит, мы друг друга поняли.
— Да, — Лариса кивнула. — Хорошо.
Это не было дружбой или примирением. Это было честным соглашением двух людей, решивших, что могут сосуществовать, не разрушая друг друга.
— Кстати, — добавила Надежда Петровна, нарезая пирог. — В Риме есть потрясающий театр. Хочу на оперу.
— Уже забронировала билеты, — сказала Лариса. — Пуччини, «Тоска».
Надежда Петровна удивлённо вскинула брови.
— Неплохо.
— Я знаю.
Они смотрели друг на друга через стол — две женщины, не подруги и не враги. Просто люди, которые учились делить то, что было им дорого.
Из гостиной донёсся голос Алексея:
— Помощь нужна?
— Иди к нему, — сказала Надежда Петровна. — Я справлюсь.
Лариса вышла, зная, что впереди ещё будут трудности. Что Надежда Петровна не изменится полностью, как и она сама. Что придётся искать баланс, уступать, но стоять на своём.
Но теперь она знала, что это возможно. Что можно жить рядом, сохраняя себя. Не из любви, а из уважения. И, может быть, этого было достаточно.