— Твоя мать в моем доме? — Голос Игоря, сорвавшийся на крик, эхом разнесся по прихожей и ударился о стены гостиной. Он стоял, не сняв ботинок, сжимая в руке портфель так, что побелели костяшки. Его лицо, обычно спокойное, сейчас было багровым от гнева. — Лена, я не ослышался?
Елена вздрогнула, вытирая руки о передник. Она вышла из кухни, и ее сердце ухнуло куда-то вниз, в холодную, липкую бездну. Она знала, что этот разговор будет, но не думала, что так скоро. Не думала, что он будет таким… яростным.
— Игорь, тише, пожалуйста, — прошептала она, бросив испуганный взгляд в сторону дальней комнаты. — Мама услышит.
— А мне плевать, услышит она или нет! — рявкнул он, делая шаг ей навстречу. Мокрые следы от его ботинок пачкали светлый ламинат, который она только утром натерла до блеска. — Я задал тебе прямой вопрос! Что твоя мать делает здесь со всеми своими чемоданами? Вы с ней даже не спросили моего согласия! Вы решили все за моей спиной!
Он швырнул портфель на пол. Глухой удар заставил Лену снова вздрогнуть. Она почувствовала, как к горлу подкатывает обида, горячая и колючая.
— Не кричи на меня! — ее голос задрожал, но в нем появились стальные нотки. — У мамы случилась беда. У нее прорвало трубу, затопило всю квартиру. Ремонт нужен капитальный. Ей некуда было идти! Я должна была ее на улице оставить, по-твоему?
— Беда? — Игорь саркастически хмыкнул. — У Тамары Павловны беда случается с завидной регулярностью. Каждый раз, когда ей становится скучно или требуются деньги. А потоп — это вообще ее коронный номер. Что на этот раз? Соседи снизу уже выставили счет на миллион?
— Прекрати! Это не смешно! — слезы брызнули из глаз Лены. — Она моя мать! Она старый, больной человек! У нее давление скачет, сердце прихватывает. А ты… ты ведешь себя как чудовище!
— Я веду себя как хозяин в этом доме! — отчеканил Игорь, и его глаза холодно блеснули. — В доме, за который я плачу ипотеку. В доме, где я хочу отдыхать после работы, а не выслушивать жалобы и нравоучения твоей матери! Ты прекрасно знаешь, как я к ней отношусь. Ты знала, что я буду против! И все равно сделала по-своему!
В этот момент из комнаты несмело выглянула Тамара Павловна. Худенькая, в стареньком домашнем халате, с испуганным и одновременно скорбным выражением на морщинистом лице. Она прижимала к груди дрожащие руки.
— Леночка, Игореша, не ссорьтесь из-за меня, — проговорила она тихим, надтреснутым голосом. — Я же виновата во всем. Не нужно было вас обременять. Я сейчас соберу вещички и пойду… Куда-нибудь пойду. На вокзал, может… Там для таких, как я, всегда место найдется.
Сердце Лены сжалось от жалости. Она бросилась к матери, обняла ее за худенькие плечи.
— Мамочка, что ты такое говоришь! Никуда ты не пойдешь! Это и твой дом тоже!
Игорь издал звук, похожий на рычание.
— Вот как? Интересно, с каких это пор? Может, я пропустил тот момент, когда переписывал на нее долю в квартире? Лена, это последняя капля. Я устал. Я хочу приходить домой и видеть свою жену, а не весь ее табор. Так что выбирай: или я, или она.
Он развернулся и, не разуваясь, прошел в спальню, с силой захлопнув за собой дверь. В квартире повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипываниями Тамары Павловны на плече у дочери. Лена гладила мать по седым волосам и чувствовала, как ее мир, такой уютный и стабильный еще сегодня утром, трещит по швам и разлетается на мелкие, острые осколки.
Первые несколько дней прошли в состоянии холодной войны. Игорь почти не разговаривал с Леной, ограничиваясь односложными ответами. С тещей он не разговаривал вовсе, делая вид, что ее не существует. Он приходил с работы, молча ужинал тем, что Лена ставила на стол, и уходил в свой кабинет, плотно прикрывая дверь. Он демонстративно надевал наушники, даже если в комнате стояла тишина, показывая всем своим видом, что отгородился от них невидимой стеной.
Лена разрывалась на части. Она пыталась угодить обоим, но это было все равно что пытаться усидеть на двух стульях, которые с каждой минутой разъезжались все дальше друг от друга. Она готовила любимые блюда Игоря, но он ел их без всякого удовольствия, словно делая одолжение. Она покупала маме прописанные врачом лекарства, выслушивала ее бесконечные жалобы на здоровье и одиночество, и чувствовала, как на плечи ложится неподъемный груз вины.
Тамара Павловна, оправившись от первого шока, начала потихоньку осваиваться на новом месте. Она вела себя тихо и незаметно, но ее присутствие ощущалось в каждом уголке квартиры. Она с несчастным видом бродила по комнатам, постоянно вздыхая и охая. То у нее кольнет в боку, то закружится голова, то подскочит давление. Она могла часами сидеть в кресле, уставившись в одну точку, и на все вопросы Лены отвечала: «Ничего, доченька, не обращай на меня внимания. Я тут в уголочке посижу, никому не мешаю».
Но это «не мешаю» было хуже любого скандала. Оно пропитывало воздух в квартире тяжелым, удушливым чувством вины. Игорь это чувствовал и зверел еще больше.
Однажды вечером он вышел из кабинета, чтобы налить себе чаю. На кухне хозяйничала Тамара Павловна. Она переставляла баночки со специями на полке.
— Ой, Игореша, — встрепенулась она, увидев зятя. — А я тут порядок навожу. У Леночки совсем руки не доходят. Все вперемешку стоит, ничего не найдешь. Вот я решила, как лучше сделать. По алфавиту расставлю.
Игорь молча посмотрел на полку. На ту самую полку, где он годами выстраивал свою собственную, удобную ему систему. Где все стояло так, как он привык.
— Не трогайте мои вещи, — ледяным тоном произнес он.
Тамара Павловна испуганно отдернула руку.
— Да я же как лучше хотела…
— Я сказал, не трогайте, — повторил Игорь, глядя ей прямо в глаза. — Это мой дом. И мои специи. И стоять они будут так, как я хочу.
Он взял чайник, налил воды в чашку и, не сказав больше ни слова, вышел. Тамара Павловна осталась стоять посреди кухни, прижимая руки к груди. Когда через пару минут вошла Лена, она застала мать в слезах.
— Он на меня накричал, — всхлипывала она. — Просто так, на ровном месте. Сказал, что он тут хозяин, а я никто… Что я его вещи трогаю… А я ведь просто помочь хотела, доченька.
Лена почувствовала, как внутри все закипает. Она ворвалась в кабинет к мужу без стука.
— Ты зачем обидел маму? — с порога спросила она.
Игорь оторвался от монитора. В его глазах не было ни капли раскаяния.
— Я обидел? Лена, ты серьезно? Я всего лишь попросил ее не трогать мои вещи. Вежливо попросил. Или в моем доме мне уже и этого нельзя? Может, мне нужно разрешение спрашивать, чтобы в туалет сходить?
— Ты мог бы сказать по-другому! Она старый человек! Она хотела как лучше!
— А получилось как всегда! — отрезал Игорь. — Лена, я тебя предупреждал. Я не хочу ее здесь видеть. Ее присутствие отравляет мне жизнь. Она постоянно лезет не в свое дело, все делает по-своему, вздыхает, стонет, давит на жалость. Я так больше не могу!
— А что я должна делать? Выставить ее на улицу?
— Сними ей квартиру! — воскликнул Игорь. — Мы можем себе это позволить! Найди ей хорошую однушку рядом с нами. Будешь ходить к ней каждый день, но жить она будет отдельно!
— Она не сможет одна! — в отчаянии воскликнула Лена. — Ей нужен уход, за ней присматривать надо!
— Тогда найми ей сиделку! — не унимался Игорь. — Мы оплатим! Лена, есть тысяча способов решить эту проблему! Но ты выбрала самый простой для себя и самый невыносимый для меня! Ты просто притащила ее сюда и поставила меня перед фактом!
Они снова кричали друг на друга, не слыша и не желая понимать. Их брак, который казался таким крепким, трещал и рассыпался, как старый, пересохший пергамент. А из-за приоткрытой двери своей комнаты за этим скандалом внимательно наблюдала Тамара Павловна. И в ее глазах, покрасневших от слез, не было ни страха, ни отчаяния. В них был холодный, расчетливый блеск.
Прошла еще неделя. Напряжение в доме достигло предела. Игорь и Лена практически перестали общаться. Они жили в одной квартире как чужие люди, соседи по несчастью. Лена похудела, под глазами залегли темные круги. Она чувствовала себя белкой в колесе, из которого не было выхода.
Тамара Павловна же, наоборот, как будто расцвела. У нее перестал скакать давление, она стала лучше спать. Она взяла на себя часть домашних дел, но делала это так, что постоянно подчеркивала свою незаменимость и Ленину несостоятельность.
— Леночка, я тут супчик сварила, — говорила она, когда Лена возвращалась с работы. — А то ты опять полуфабрикатами мужа кормишь. Мужчину надо хорошо кормить, тогда он добрый будет.
Или:
— Я погладила Игореше рубашки. А то у тебя совсем времени нет. Висят в шкафу мятые, как из одного места. Непорядок. Жена должна за мужем следить.
Каждая такая фраза была как маленькая, ядовитая иголка, которая впивалась в самое сердце. Лена понимала, что мать делает это не со зла, а из лучших побуждений, но от этого было не легче. Она чувствовала себя плохой женой, никчемной хозяйкой. И этот стыд, смешанный с обидой на мужа, съедал ее изнутри.
Игорь же воспринимал «заботу» тещи как очередную провокацию. Он демонстративно отказывался от ее супа, предпочитая разогреть вчерашние макароны. Он переглаживал свои рубашки сам, доводя Лену до слез.
Однажды вечером к ним в гости зашла Лариса, лучшая подруга Лены. Они сидели на кухне, пили чай, пока Игорь был в кабинете, а Тамара Павловна смотрела в своей комнате сериал.
— Ленка, ты на себя в зеркало смотрела? — без обиняков спросила Лариса. — Ты же как тень стала. Что у вас происходит?
И Лена не выдержала. Она разрыдалась и рассказала подруге все: про мамин переезд, про ссоры с Игорем, про невыносимую обстановку в доме.
Лариса внимательно выслушала, не перебивая. Потом взяла Лену за руку.
— Лен, прости, если я сейчас скажу что-то резкое, — начала она осторожно. — Но ты не думала, что твоя мама тобой манипулирует?
— Что? — Лена удивленно посмотрела на подругу. — Ларис, ты что такое говоришь? Она же моя мама!
— И что? Мамы бывают разные. Послушай, я помню твою Тамару Павловну еще со школы. Она всегда была такой. Вечно несчастная, вечно больная. Всегда ей все должны. Она и отцом твоим так же вертела. Чуть что не по ней — сразу за сердце хватается. А он вокруг нее на цыпочках бегал.
— Но у нее правда со здоровьем плохо! И квартиру действительно затопило!
— А ты сама видела эту квартиру? — прищурилась Лариса. — Ты ездила туда?
Лена растерянно моргнула.
— Нет… Мама сказала, что там ужас что творится, смотреть не на что. Сказала, что сама все решит, когда деньги появятся.
— Ага, решит, — хмыкнула Лариса. — Лен, а ты не думала позвонить соседям снизу? Ну, тете Вале, например. Вы же с ее дочкой дружили. Узнать, так сказать, из первых уст, что там за всемирный потоп случился.
Слова подруги зародили в душе Лены крошечное семя сомнения. Ей было стыдно за эти мысли, она гнала их прочь, но они возвращались снова и снова. Неужели мама могла ее обмануть? Зачем?
На следующий день, когда Тамара Павловна ушла в поликлинику, Лена, мучаясь от чувства вины, все-таки нашла в старой записной книжке телефон тети Вали. Ее сердце колотилось, когда она набирала номер.
— Леночка, здравствуй, дорогая! — радостно отозвалась на том конце провода тетя Валя. — Сто лет тебя не слышала! Как ты? Как Игорь? Как Тамара Павловна? Что-то давно ее не видно.
— Здравствуйте, тетя Валя, — голос Лены дрожал. — У нас все хорошо, спасибо. А я вот по какому делу звоню… Мама сказала, у нее трубу прорвало, вас затопило сильно… Я хотела узнать, как вы там, может, помощь какая нужна?
На несколько секунд в трубке повисла тишина.
— Кого затопило? — удивленно переспросила тетя Валя. — Леночка, ты ничего не путаешь? Никто нас не топил. У Тамары твоей действительно на прошлой неделе кран на кухне протек, так она сантехника вызвала, он ей за полчаса все починил. Там и лужицы-то толком не было.
Лена слушала и не верила своим ушам. Земля уходила у нее из-под ног.
— Как… как починил? — пролепетала она. — А ремонт? Мама сказала, что там всю квартиру переделывать надо…
— Какой ремонт, деточка? — рассмеялась тетя Валя. — Да у нее там все в полном порядке. Я к ней вчера за солью заходила. Чистенько, уютненько, как всегда.
Лена молча опустила трубку. Она сидела на стуле, глядя перед собой невидящими глазами. Обман. Все это время был обман. Мама солгала ей. Солгала про потоп, про капитальный ремонт. Она просто придумала предлог, чтобы переехать к ним. Чтобы снова сделать дочь центром своей вселенной, чтобы контролировать ее жизнь, чтобы разрушить ее брак.
Гнев, черный и всепоглощающий, поднялся из глубин ее души. Гнев на мать, которая так жестоко ее предала. Гнев на себя за то, что была такой слепой и наивной дурой. За то, что позволила разрушить свое счастье. За то, что чуть не потеряла любимого человека из-за материнского эгоизма.
Она встала. Ноги были ватными, но она шла уверенно. Она знала, что должна делать. Этот спектакль окончен. Пора опускать занавес.
Когда Тамара Павловна вернулась из поликлиники, Лена ждала ее в гостиной. Она сидела в кресле, прямая, как струна, и ее лицо было похоже на застывшую маску.
— Мама, нам нужно поговорить, — сказала она ровным, безжизненным голосом.
— Ой, Леночка, я так устала, — начала было Тамара Павловна, привычно принимая страдальческий вид. — В очередях насиделась, голова кругом…
— Сядь, — приказала Лена.
В ее голосе прозвучало что-то новое, властное, и Тамара Павловна, удивленно моргнув, послушно опустилась на диван.
— Я звонила тете Вале, — без предисловий начала Лена. — Я спрашивала про потоп.
Лицо Тамары Павловны на мгновение дрогнуло, но она тут же взяла себя в руки.
— И что эта сплетница тебе наговорила? — пренебрежительно фыркнула она. — Вечно она сует свой нос не в свое дело.
— Она сказала, что никакого потопа не было. Что у тебя просто протек кран, и сантехник починил его за полчаса. Она сказала, что вчера была у тебя в квартире, и там все в полном порядке. Это правда, мама?
Тамара Павловна поджала губы.
— Ну, может, я немного преувеличила, — неохотно призналась она. — Но ведь кран действительно протек! Я так испугалась! Я старый, больной человек, я не могу жить одна! Мне страшно!
— Тебе не страшно, мама. Тебе скучно, — отчеканила Лена, и ее глаза сверкнули гневом. — Тебе скучно жить одной, поэтому ты решила развлечься, разрушив мою жизнь! Ты обманула меня! Ты заставила меня поссориться с собственным мужем! Ты превратила мой дом в ад! Зачем, мама? Зачем ты это сделала?
— Я сделала это ради тебя! — воскликнула Тамара Павловна, и в ее голосе зазвучали истерические нотки. — Я видела, что ты несчастна с этим… этим человеком! Он тебя не ценит! Он тебя не любит! Я хотела открыть тебе глаза! Я хотела спасти тебя!
— Спасти? — Лена рассмеялась. Это был страшный, безрадостный смех. — Ты называешь это спасением? Мама, ты всю жизнь меня «спасаешь»! Ты «спасала» меня от моих подруг, которые, по-твоему, плохо на меня влияли. Ты «спасала» меня от женихов, которые были меня недостойны. Ты «спасала» меня от хорошей работы в другом городе, потому что «кто же за мамой присмотрит». Ты душила меня своей любовью, своей заботой! Ты не давала мне дышать! Я люблю Игоря! Да, мы ссоримся, у нас бывают проблемы, как у всех! Но это моя жизнь! Моя! И я не позволю тебе ее разрушать!
— Да что ты в нем нашла? — презрительно скривилась Тамара Павловна. — Сухарь, эгоист! Он даже со мной поздороваться не может!
— А ты дала ему повод себя уважать? — вскочила Лена. — Ты влезла в наш дом без спроса! Ты начала устанавливать свои порядки! Ты постоянно критикуешь меня, его, нашу жизнь! Ты делаешь все, чтобы нас рассорить! Ты думала, я не вижу? Не замечаю? Я все видела, мама! Просто я не хотела верить, что родная мать может быть такой… такой жестокой.
Слезы текли по щекам Лены, но это были слезы не слабости, а ярости и освобождения. Она говорила все, что накопилось у нее на душе за долгие годы. Все обиды, все невысказанные претензии.
— Завтра утром я вызову тебе такси, — твердо сказала она, вытирая слезы. — Ты поедешь домой. В свою квартиру. Где все в полном порядке.
— Ты выгоняешь родную мать? — ахнула Тамара Павловна, хватаясь за сердце. — Ты выгоняешь меня на улицу?
— Я не выгоняю. Я возвращаю тебя в твой собственный дом, — спокойно ответила Лена. — И я больше не позволю тебе манипулировать мной. Хватит. Я выросла, мама. Я больше не твоя маленькая девочка, которой можно управлять. У меня своя семья. И я буду за нее бороться.
Она развернулась и пошла в свою спальню, оставив мать сидеть на диване в полном ошеломлении. Тамара Павловна смотрела ей вслед, и ее лицо исказилось от злобы. Она не привыкла проигрывать. Она не позволит какой-то девчонке, пусть даже собственной дочери, указывать ей, что делать. Нет, это еще не конец. Это только начало.
Вечером, когда Игорь вернулся с работы, он сразу почувствовал перемену в атмосфере. В квартире было тихо, но эта тишина была не напряженной, а какой-то… умиротворенной. Из комнаты тещи не доносилось ни вздохов, ни звука работающего телевизора.
Лена встретила его в прихожей. Она была бледной, но на удивление спокойной.
— Игорь, нам надо поговорить, — сказала она тихо.
Они прошли на кухню. Лена налила им обоим чаю и села напротив мужа.
— Мама завтра уезжает, — без обиняков сказала она.
Игорь удивленно поднял брови.
— Что случилось?
И Лена рассказала ему все. Про звонок тете Вале, про обман с потопом, про тяжелый разговор с матерью. Она говорила честно, не утаивая ничего, не пытаясь оправдать ни себя, ни мать.
— Я была такой дурой, Игорь, — закончила она, и ее голос дрогнул. — Я позволила ей чуть все не разрушить. Я была слепа. Прости меня. Я должна была поговорить с тобой сразу. Я должна была тебе доверять.
Игорь молчал, глядя на жену. Он видел, как ей тяжело, как она измучена. И та ледяная стена, которую он выстроил вокруг себя в последние недели, начала таять. Он протянул руку через стол и накрыл ее ладонь своей.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал он мягко. — Ты просто любишь свою мать и хотела ей помочь. Это нормально. А она… она просто такой человек. И мы с этим ничего не поделаем. Главное, что ты все поняла.
— Я боюсь, Игорь, — прошептала Лена. — Я боюсь, что мы уже не сможем все вернуть. Я столько всего тебе наговорила…
— И я тебе наговорил, — вздохнул Игорь. — Мы оба хороши. Давай просто забудем это, как страшный сон. Мы семья. Мы справимся.
Он встал, подошел к ней и крепко обнял. Лена прижалась к нему, вдыхая такой родной, знакомый запах, и впервые за долгое время почувствовала облегчение. Казалось, самый страшный шторм в их семейной жизни миновал.
На следующее утро Лена, как и обещала, вызвала матери такси. Тамара Павловна собирала вещи молча, с видом оскорбленной королевы. Она не проронила ни слова, лишь бросала на дочь гневные, полные презрения взгляды. Когда машина подъехала, она вышла в прихожую, поджав губы.
— Ну, я поехала, — бросила она, не глядя на Лену. — Не поминайте лихом. Хотя, о чем это я… Вы же, наверное, праздник устроите, когда я уеду.
— Мама, прекрати, — устало сказала Лена.
— Не называй меня мамой! — вдруг взвизгнула Тамара Павловна. — Нет у меня больше дочери! У меня была дочь, Леночка, добрая, заботливая девочка. А ты… ты предательница! Ты променяла родную мать на этого мужлана! Ну ничего, ты еще приползешь ко мне! На коленях приползешь, когда он тебя бросит! А я на тебя и не посмотрю!
Она развернулась и, гордо вскинув голову, вышла за дверь, с силой ею хлопнув.
Лена осталась стоять посреди прихожей, оглушенная ее проклятиями. Но, к ее собственному удивлению, ей не было больно. Было только горько и пусто. Она поняла, что только что разорвала пуповину, которая связывала ее с матерью всю жизнь. Это было необходимо, но от этого не менее мучительно.
Когда вернулся Игорь, она рассказала ему о прощальной сцене. Он только покачал головой.
— Не бери в голову. Она остынет, и сама позвонит.
Но Тамара Павловна не звонила. Прошла неделя, потом вторая. Лена несколько раз пыталась набрать ее номер, но мать не брала трубку. Лена волновалась, но Игорь ее успокаивал: «С ней все в порядке. Просто дуется. Это ее способ манипуляции. Не поддавайся».
И Лена не поддавалась. Жизнь потихоньку входила в свою колею. Они с Игорем снова стали близки, как раньше. Гуляли по вечерам, ходили в кино, разговаривали обо всем на свете. Казалось, их брак, пройдя через это суровое испытание, стал только крепче.
Приближался юбилей Игоря — пятьдесят лет. Они решили отметить его с размахом: заказали столик в хорошем ресторане, пригласили близких друзей и родственников. Лена составляла список гостей и нахмурилась.
— Надо маму позвать, — сказала она Игорю. — Все-таки юбилей, неудобно как-то.
Игорь поморщился, но спорить не стал.
— Как знаешь. Если считаешь нужным — зови.
Лена позвонила матери. На этот раз та взяла трубку. Голос у нее был холодный и отчужденный. Лена, запинаясь, пригласила ее на юбилей.
— Юбилей? — переспросила Тамара Павловна. — Ну что ж. Раз приглашаете, приду. Надо же посмотреть, как вы там жируете, пока родная мать в одиночестве загибается.
Лена вздохнула, но промолчала. Она решила, что это просто слова. Что на празднике мама смягчится, увидит, как они счастливы, и все наладится. Как же сильно она ошибалась…
День юбилея настал. Ресторан был украшен шарами, гости собрались, все поздравляли Игоря, дарили подарки. Лена сияла от счастья. Она смотрела на своего красивого, успешного мужа, на друзей, и ей казалось, что все беды позади.
Тамара Павловна пришла одной из последних. Она была одета во все черное, с трагическим выражением лица. Она молча вручила Игорю какой-то конверт и села за стол. Весь вечер она сидела с каменным лицом, почти ни с кем не разговаривая.
Когда пришло время для тостов, она вдруг поднялась с бокалом в руке. В зале воцарилась тишина. Все взгляды были устремлены на нее.
— Я хочу сказать тост за своего дорогого зятя, — начала она громким, звенящим голосом. — За Игоря. В этот знаменательный день я хочу пожелать ему… того, чего он заслуживает.
Она сделала паузу, обводя всех тяжелым взглядом.
— Вы все думаете, что он прекрасный человек, успешный бизнесмен, верный муж. А я знаю его истинное лицо. Я знаю, какой он на самом деле…
Лена похолодела. Она почувствовала, что сейчас произойдет что-то ужасное.
— Мама, не надо, — прошептала она, но Тамара Павловна ее не слышала.
Она упивалась всеобщим вниманием. Это был ее звездный час, ее момент отмщения. И то, что она выкинула в следующую минуту, потрясло не только Лену и Игоря, но и всех присутствующих гостей, превратив праздник в настоящий кошмар…