Последний глоток холодного чая был горьким. Я сидела на кухне, пытаясь закончить отчет, который все никак не давался из-за усталости. За окном давно стемнело, а тишину в квартире нарушал только стук моих пальцев по клавиатуре. Я ждала Артема. Он задерживался, как часто бывало в последнее время.
Ключ скрипнул в замке ровно в десять. Я уже собралась сказать что-то про холодный ужин, но он вошел не один. За ним, громко переговариваясь, ввалились его мать, Галина Ивановна, и старший брат Максим с женой Ириной. У меня внутри все съежилось. Визиты родственников мужа редко сулили что-то хорошее, а их довольные, даже праздничные лица настораживали еще сильнее.
— О, Людочка, работаешь? — густым, медовым голосом проговорила Галина Ивановна, снимая пальто и не глядя на меня, протягивая его Артему, будто гардеробщику. — Все свои копеечки считаешь?
Я промолчала, лишь стиснула зубы. Максим, не здороваясь, прошел к холодильнику, открыл его и уставился на содержимое с видом хозяина.
— Артем, а пива холодного нет? С дороги пить хочется. —Сейчас посмотрю, — тут же засуетился муж.
Ира тем временем уже удобно устроилась на диване в гостиной, включила телевизор и листала ленту в телефоне. Мой дом в мгновение ока наполнился их шумом, их присутствием, их бесцеремонностью. Мне стало душно.
— Люд, бросай свои дела, иди к нам, — окликнул меня Артем, ставя на стол бутылку пива и пачку чипсов для брата. Его глаза блестели от какого-то странного возбуждения. — У меня важное предложение.
Я медленно поднялась и прошла в гостиную, чувствуя себя не хозяйкой, а незваным гостем на своей же территории. Я села в кресло напротив, по ту сторону стола, будто готовясь к обороне. Они все устроились на диване: Артем посередине, мать и брат по бокам, как совет директоров.
— Ну, рассказывай, сынок, не томи, — нетерпеливо толкнула Артема локтем Галина Ивановна.
Он выдохнул, сделал драматическую паузу и обвел нас взглядом.
— Я нашел покупателей на твою квартиру, Людмила, — объявил он, и от этих слов у меня перехватило дыхание. Он говорил о моей двушке, доставшейся от бабушки, моем единственном надежном тыле, островке безопасности. — Серьезные ребята, дают хорошие деньги. Наша с тобой мечта, наконец, сбывается! Продаем и слетаем куда-нибудь круто, на море! Ты же так устала на своей работе, надо отдохнуть.
Он сиял, ожидая моей радостной реакции. Но я онемела. В голове стучало только одно: «мою квартиру… продаем…».
— Подожди, Артем, — наконец выдавила я. — Какую продажу? Я ничего продавать не собиралась. Это же бабушкина квартира.
— Ну вот, я же говорил! — фыркнула Галина Ивановна, брезгливо сморщив нос. — Она опять начнет упрямиться. Неблагодарная. Мой сын все силы вкладывает в эту семью, а она даже ради общего блага пальцем пошевелить не хочет.
— Мама, не надо, — беззвучно попытался остановить ее Артем, но та уже разошлась.
— Что это ты «не надо»? Мы же все обсудили! Эти деньги всем нам жизнь облегчат. Вам с Артемом — на путешествие, нам с Максом — на новые вложения. У него такой проект намечается, перспективный! А ты тут со своей развалюхой сидишь, словно клад нашел.
Максим, хрустя чипсом, важно кивнул.
— Да, проект огонь. Но стартовый капитал нужен. Твоя квартира — то, что надо. Рынок сейчас как раз хороший.
Я перевела взгляд на мужа. Он не смотрел на меня, увлеченно оттирая этикетку от пивной бутылки.
— Артем, ты в своем уме? — прошептала я. — Это моя собственность. Мы не обсуждали это. Никогда.
— А что обсуждать? — наконец поднял он на меня глаза, и в них я увидела не привычную усталость, а холодный, расчетливый блеск. — Ты сама постоянно жалуешься, что денег не хватает, что работаешь за копейки. Я решение нашел. Мы продаем эту квартиру, вкладываем деньги во что-то стоящее и начинаем, наконец, жить, а не выживать.
— Выживаю-то я одна! — не выдержала я. — Ты-то как раз неплохо устроился.
— Люда, не заводись, — вздохнул он, будто урезонивая капризного ребенка. — Речь о нашем общем будущем. Не будь эгоисткой.
Слово «эгоистка» прозвучало как пощечина. Эгоистка. Сидя на моей жилплощади, пользуясь моей машиной, зная, что именно я оплачиваю большую часть счетов и кружки для дочки, он говорил мне об эгоизме.
Ира оторвалась от телефона и сказала со скучающим видом: —Да ладно, Люда, чего ты раздухарилась? Продадите и всем хорошо будет. Тебе же Мальдивы светят. Мечта же.
Их было четверо. Они сидели напротив меня сплоченным, уверенным в своей правоте строем. Они уже все решили. Они пришли не советоваться, а объявлять вердикт. Давить. Заставлять.
Я чувствовала, как по спине бегут мурашки, а ладони становятся ледяными и влажными. Возражения, крики, попытки доказать что-то — все это разбилось бы об их стену сплоченного непонимания. Сейчас нужно было выживать. Взять паузу.
Я опустила глаза, сделала вид, что сомневаюсь, что меня сломили. —Я не знаю... Мне нужно подумать. Это очень неожиданно.
— Вот и умница, — тут же сменила гнев на милость Галина Ивановна. — Подумай. Только быстро. Покупатели ждать не будут.
Артем облегченно выдохнул и улыбнулся мне, своей победе. —Спасибо, родная. Ты не пожалеешь. Я все сам улажу.
Они снова заговорили о деньгах, о проектах, о поездках, деля шкуру еще не убитого медведя. Я сидела и молчала, глядя, как Максим крошит чипсы на мой чистый пол. Внутри у меня все замерло и превратилось в маленький, твердый, холодный камень. Они думали, что я сдалась. А я в тот самый момент поняла, что война только началась. И они только что отдали мне свое главное оружие — свою самоуверенность.
После их ухода в квартире повисла гнетущая, звенящая тишина. Она была густой, как бульон, и такой же неприятной. Я стояла посреди гостиной и смотрела на пустую бутылку из-под пива, на крошки чипсов на полу, на отпечатки на диване. Физические свидетельства вторжения. Внутри все дрожало, как струна, готовая лопнуть. Предательство мужа жгло изнутри раскаленным железом. Он не просто предложил — он с ними заговор составил. План.
Мне нужно было двигаться, делать что-то, чтобы не сойти с ума. Я механически взяла тряпку, начала вытирать стол, сметать крошки. Руки дрожали. В голове прокручивался этот вечер снова и снова, как заезженная пластинка, и с каждым разом фразы звучали все отвратительнее, а улыбка мужа — все лживее.
И вдруг, среди этого хаоса, память услужливо подкинула другой вечер. Год назад. Такой же обычный, ничем не примечательный. Тогда еще ничто не предвещало бури.
Тогда наша дочка Катя захотела пойти на дорогие спортивные танцы. Я, окрыленная ее желанием, наивно предложила на семейном ужине: «Может, сбросимся? Я половину внесу, Артем, ты и твои родители немного поможете? Это же для ребенка».
Реакция была не просто отрицательной. Она была унизительной. Галина Ивановна фыркнула, сказала что-то вроде «развелась бы на баловство», а Артем отмахнулся: «Найдем что-то попроще». Я тогда смирилась, списала на обычную скупость.
Но через час после того ужина я искала на балконе старую сумку для Катиного инвентаря. И вот я в полумраке, за грудой коробок, услышала голоса из кухни. Артем звонил матери. Он говорил по громкой связи, и голос Галины Ивановны разносился по тихой квартире злым, ядовитым шёпотом.
— Нет, ты правильно сделал, что отказал, — шипела она. — Это же какие деньги! На что это она их собирается тратить? На пляски какие-то! У нее вообще чувство реальности есть? Она что, думает, что мы золотой фонд для ее принцессы?
— Ну, мам, она просто хотела для ребенка лучшего, — беззубо попытался возразить Артем.
— Лучшего? Лучшее — это чтобы она наконец-то начала зарабатывать нормально, а не копейки в своей конторе считать! Сидит на твоей шее, а сама мается ерундой. И не вздумай ей давать ни копейки, слышишь? Пусть учится экономить. А то привыкла, что ты все тянешь.
Я замерла за коробками, чувствуя, как кровь отливает от лица. «Сидит на твоей шее». Это про меня. Про меня, которая уже год как тайно получала в три раза больше него и почти все общие расходы вела на свои деньги, потому что ему «с проектом нужно помочь», а потом «маме надо на лечение», а потом «Максу в долг». Я вложила в него и его семью столько, что могла бы уже две такие секции оплатить. А они вот так. За глаза.
Я тогда не вышла. Не устроила скандала. Я просто тихо выбралась с балкона, прошла в спальню и легла лицом в стену. Горячие слезы злости и обиды текли по вискам на подушку. Я чувствовала себя последней дурой. Банкоматом с глупой надписью «благодарю за использование».
Именно в ту ночь что-то во мне сломалось окончательно. Раньше я думала, что это просто сложные отношения, что свекровь — это всегда сложно. Но тут я увидела систему. Сплоченный клан, где я была чужой, дойной коровой, которая пока она молчит и платит.
На следующее же утро, отведя Катю в сад, я поехала в большой электронный магазин. Долго ходила между витринами, пока мой взгляд не упал на небольшие, стильные диктофоны с функцией голосовой активации. Я выбрала самый маленький, черный, неприметный. Расплатилась наличными, чтобы не осталось следов на карте.
Первый раз я установила его вечером, когда ждала их в гостиной. Спрятала в книжном шкафу, между старыми томами, направила микрофон в сторону дивана. Сердце колотилось так, будто я готовила не запись, а ограбление банка.
И вот, их голоса. Четкие, без помех.
— Она что, совсем с деньгами не умеет обращаться? — это Максим. — Ты посмотри, какой у нее телефон, старый уже. А тебе новую машину надо бы. Солиднее.
— Я знаю, — вздыхал Артем. — Но она же говорит, что копит. На что — не говорит.
— На черта ее копейки? — вступала Галина Ивановна. — Вот ее машина хорошая. Японка. Надежная. Ты бы ее себе забрал, а ей свою старую отдал. Ты же больше ездишь. Как бы это устроить?
— Не даст, — сомневался Артем.
— А ты попробуй! Придумай что-нито. Сломалась твоя, в ремонт надолго, срочно нужно по делам… Мы тебе поможем уговорить.
Я слушала эту запись, сидя в той же позе, что и сейчас, посреди опустевшей гостиной. Тогда, год назад, я плакала от бессилия. Сегодня — нет. Сегодня слез не было. Была только холодная, спокойная ярость. Тот вечер с планом продажи квартиры был лишь закономерным продолжением. Они проверяли границы дозволенного и, не встретив должного отпора, решились на главный куш.
Я подошла к книжному шкафу, отодвинула том «Войны и мира» и достала оттуда маленький черный приборчик. Он был холодным и гладким. Моим самым главным союзником.
Я включила его. Прокрутила несколько записей. Вот они обсуждают мой «плохой характер». Вот — как удачнее взять у меня в долг, чтобы не отдавать. Вот — как отговорить меня от поездки к моей больной тете, потому что это «лишние траты».
Я выключила диктофон и крепко сжала его в ладони. Он был тяжелее, чем казался.
«Хорошо, — подумала я, глядя в темное окно, где отражалось мое бледное, решительное лицо. — Вы хотите играть по-крупному? Вы хотите мою квартиру? Получите. Но я гарантирую, это будет самая дорогая и неприятная сделка в вашей жизни».
Осталось только найти, с кем обсудить правила этой игры. И я точно знала, к кому мне нужно обратиться завтра утром.
Ночь была долгой и безсонной. Я ворочалась, глядя в потолок, в то время как Артем спал рядом мертвым, спокойным сном человека, чей коварный план вот-вот должен осуществиться. Каждый его ровный вдох отдавался во мне новым уколом обиды. Я мысленно репетировала диалоги, строила и ломала планы защиты, но понимала: без профессиональной помощи мне не обойтись. Интуиция подсказывала, что их наглость подкреплена какой-то уверенностью, и мне нужно было узнать, на чем она основана.
Ровно в девять утра, проводив мужа на работу с таким ледяным спокойствием, что он даже странно на меня покосился, я набрала номер. Трубку подняли почти сразу.
— Алло? Людка, это ты? — послышался бодрый, знакомый голос. — Давно не звонила! Как ты?
— Привет, Лен, — мой собственный голос прозвучал хрипло и устало. — У меня… проблемы. Серьезные. Мне нужен твой профессиональный совет. Можешь выделить минут двадцать сегодня?
Леонид, Леня для друзей, был моим одноклассником, а теперь — успешным юристом с своей небольшой, но крепкой фирмой. Мы всегда поддерживали связь, и я знала, что ему можно доверять.
— Для тебя — сорок, — без раздумий ответил он, и в его голосе тут же пропала беззаботность, появилась деловая хватка. — Час пик сейчас, но я могу к одиннадцати освободиться. Приезжай в офис.
Офис Лени был стильным и минималистичным: стекло, хром, ничего лишнего. Сама атмосфера настраивала на деловой лад. Секретарь проводила меня в кабинет, где Леня уже ждал, отложив в сторону стопку бумаг.
— Кофе? — предложил он.
— Нет, спасибо, — я опустилась в кожаное кресло напротив его стола, чувствуя, как подкашиваются ноги. Вся моя решимость начала таять, стоило оказаться в безопасном месте.
— Люд, ты выглядишь ужасно. Что случилось? — его взгляд стал внимательным, оценивающим.
Я молча достала из сумки диктофон и положила его на стол между нами.
— Мне нужно, чтобы ты послушал кое-что. Как юрист. И скажи мне, есть ли у меня хоть какие-то шансы.
Я включила запись, сделанную вчера. Ту самую, где они решают судьбу моей квартиры. Леня откинулся на спинку кресла, сложил руки домиком и слушал, не перебивая. Его лицо было невозмутимым, профессиональным, но я видела, как постепенно темнеют его глаза и сжимаются уголки губ.
Когда запись закончилась, в кабинете повисла тишина.
— Ну что, доктор, я жива? — попыталась пошутить я, но шутка вышла горькой.
Леня тяжело вздохнул и провел рукой по лицу.
— Боже, Людмила… Это просто какой-то шабаш. Я, конечно, наслышан о похожих историях, но чтобы так цинично, прям семейным подрядом… Артем вообще в своем уме? Он что, не в курсе, что это твоя личная собственность, купленная до брака?
— В курсе, — кивнула я. — Но, видимо, считает, что раз мы в браке, то все общее. Или просто надеется, что я не разберусь.
— Хорошо, давай по порядку, — Леня перешел в рабочий режим, его голос стал четким и размеренным. — Согласно статье 36 Семейного кодекса РФ, имущество, принадлежавшее каждому из супругов до вступления в брак, является его собственностью. Квартира — твоя, и только твоя. Распоряжаться ею можешь только ты. Мнение Артема или его замечательной семейки не просто не учитывается — оно юридически ничтожно.
От его слов мне стало заметно легче. Камень на душе сдвинулся с места.
— Но, — Леня поднял палец, — есть нюансы. Если за счет общих средств или личных средств второго супруга в эту квартиру делались существенные улучшения, увеличившие ее стоимость, он может претендовать на компенсацию. Был капитальный ремонт? Муж вкладывался?
— Нет, — покачала головой я. — Ремонт я делала еще до свадьбы на свои деньги. После мы только косметику меняли, и то я платила. Он максимум полку прибил.
— Отлично. Значит, этот путь для них закрыт. Теперь о главном. Они могут давить на тебя морально, устраивать скандалы, шантажировать, манипулировать. Закон здесь бессилен, пока не начинаются прямые угрозы. Ты должна быть к этому готова.
— Я готова, — тихо, но твердо сказала я. — Я уже все поняла про них. Я не хочу с ними больше ничего общего иметь. Я хочу развод.
Леня одобрительно кивнул.
— Правильное решение. И вот тут мы подходим к самому интересному. По статье 38 СК РФ, разделу подлежит только совместно нажитое имущество. Твоя квартира — нет. А что есть? Машина?
— Машина моя, тоже куплена до брака.
— Тогда, прости за прямоту, делить вам особо нечего. Ты выходишь из брака со своим имуществом, он — со своим. Если, конечно, у него есть это самое свое.
В его голосе прозвучал едва уловимый намек. Я посмотрела на него вопросительно.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что такие наглые и скоординированные действия часто имеют под собой финансовую подоплеку. Им срочно понадобились большие деньги. Уверен, если покопать, мы найдем какую-нибудь авантюру брата или долги твоего мужа. Будь готова к этому.
Его слова словно осветили темный уголок моего сознания. Да, это объясняло их внезапную и такую агрессивную активность.
— И что мне делать?
— План такой, — Леня взял блокнот и начал тезисно записывать. — Первое: ты продолжаешь играть свою роль. Сомневаешься, но поддаешься нажиму. Веди себя как испуганная, неуверенная в себе женщина. Пусть они уверуют в свою победу и потеряют бдительность.
— Второе: собирай все доказательства. Эти записи — отлично. Распечатай расшифровки диалогов. Если будут смски, скриншоты. Все в хронологическом порядке.
— Третье: готовься к разводу. Я подготовлю исковое заявление. И главное — мы подготовим нотариально заверенное соглашение о разделе имущества, где будет черным по белому написано, что ты не претендуешь на его имущество, а он — на твое. Это обезопасит тебя от любых его поползновений в будущем.
Он отложил ручку и посмотрел на меня серьезно.
— Ты понимаешь, на что идешь? Это будет война. Они не отдадут свою добычу просто так.
Я посмотрела на диктофон, лежащий на столе. Вспомнила их самодовольные лица. И почувствовала не страх, а холодную, стальную решимость.
— Я понимаю. Они сами эту войну начали. Я просто собираюсь ее закончить. С твоей помощью.
— Помощь обеспечена, — улыбнулся Леня. — А теперь иди домой и начинай acting. Записывай каждый их шаг. И помни: закон на твоей стороне. А моральное превосходство — и подавно.
Выйдя из офиса, я вдохнула полной грудью холодный осенний воздух. Впервые за последние сутки я не чувствовала себя загнанной в угол жертвой. У меня был план. Было оружие. И был адвокат.
Теперь все было по-настоящему.
Возвращаясь от Лени, я чувствовала себя шпионом, заброшенным на вражескую территорию. Каждый прохожий, каждый звук казались частью большой игры. В голове четко стучал план: играть роль, собирать доказательства, не вызывать подозрений.
Дома меня ждал Артем. Он нервно расхаживал по гостиной, но при моем появлении попытался придать лицу радостное и невинное выражение.
— Ну что, как твои дела? Где была? — спросил он, стараясь, чтобы прозвучало заботливо, но вышло лишь подозрительно.
— Устала, — вздохнула я, снимая пальто с видом полнейшего утомления. — Ходила по магазинам, думала, может, настроение поднимется. Но цены сейчас такие, что настроение только хуже становится.
Это была первая ложь, запущенная в соответствии с планом. Я увидела, как в его глазах мелькнуло удовлетворение. Он поверил. Поверил, что я — та самая слабая, растерянная женщина, которой он всегда меня считал.
— Не переживай, родная, — он обнял меня, и его прикосновение вызывало тошноту. — Когда все наладится. Я уже договорился, завтра риелтор придет, квартиру посмотрит.
— Правда? — я сделала глаза по-круглому, изобразив испуг, смешанный с проблеском надежды. — А он... хороший? Не обманет? Я же ничего в этом не понимаю...
— Я все проконтролирую, не волнуйся, — похлопал он меня по плечу, явно довольный своей ролью великодушного спасителя. — Ты только не мешайся под ногами и подписывай, где скажут.
На следующий день пришел риелтор, молодой самоуверенный парень, которого явно заранее проинструктировали. Он бегло осмотрел квартиру, щелкал фотоаппаратом и бросал на меня снисходительные взгляды.
— Квартирка ничего, но вид из окон так себе, ремонт устаревший, — заключил он, обращаясь исключительно к Артему, будто меня вообще не существовало. — Миллион триста выжму максимум. И то, если повезет.
— А разве не больше? — робко встряла я. — Бабушка говорила, что район хороший...
Риелтор фыркнул.
— Район уже не тот, барышня. Да и рынок падает. Так что вам еще повезло, что такие щедрые покупатели нашлись.
Я опустила глаза, делая вид, что меня пристыдили. Артем одобрительно кивнул риелтору.
Вечером того же дня состоялся очередной «семейный совет». На этот раз они явились с тортом — видимо, праздновали скорую победу. Галина Ивановна, распахнув дверь, с порода объявила:
— Ну что, невестка, готовься к новой жизни! Скогда заживешь по-человечески!
Они уселись на свои привычные места, и начался привычный дележ шкуры неубитого медведя. Я сидела молча, сжимая в кармане включенный диктофон, и лишь изредка вставляла наивные реплики, подливая масла в огонь их жадности.
— Артемушка, а мы правда на Мальдивы полетим? — спросила я, глядя на него с подобострастием. — Я вот читала, что там очень дорого. Может, в Турцию лучше?
— Какая Турция! — всплеснула руками Галина Ивановна. — Ты что, с жиру бесишься? Деньги нужны на важное! Максиму на бизнес, нам с тобой на шубы. Да, сынок? — она толкнула Артема локтем.
— Ну, мам, может, все-таки отдохнуть... — попытался он что-то возразить, но был немедленно осажен.
— Отдохнешь потом, когда деньги пойдут! — отрезал Максим, набивая рот тортом. — Мне оборудование закупать надо, каждая копейка на счету. Ты уж потерпи, невеста, — бросал он мне снисходительную ухмылку.
— А... а на какое именно оборудование? — поинтересовалась я, делая вид, что мне безумно интересен его «бизнес».
Максим на мгновение запнулся, но потом разошелся, начав нести околесицу про «инновационные стартапы» и «высокомаржинальные ниши». Я кивала с видом полного понимания, а про себя думала, что каждое его слово — еще один гвоздь в крышку их общего гроба.
— А шуба... — не унималась я, обращаясь к свекрови, — а какая именно? Из норки или из песца? Я вот видела в журнале...
— Какая разница! — отмахнулась та, но глаза у нее заблестели. — Главное, чтобы солидная. Чтоб все соседки обзавидовались.
Я смотрела на них и ловила себя на мысли, что мне почти жаль этих людей. Почти. Их жадность, их уверенность в своей безнаказанности делали их такими убогими и по-своему несчастными. Но это было слабое, мимолетное чувство. Оно тонуло в холодной волне решимости, которая нарастала во мне с каждой их репликой.
Они ушли, оставив после себя крошки, пустую коробку от торта и ощущение тяжелой, липкой энергии. Я выключила диктофон. Очередная запись была в кармане. Буквально.
Я подошла к окну и увидела, как они внизу, у подъезда, о чем-то оживленно спорят. Видимо, делили то, что еще не получили. Галина Ивановна что-то активно жестикулировала, тыча пальцем в грудь Артему. Он покорно слушал, опустив голову.
В тот момент я поняла важную вещь. Они не просто хотели моих денег. Они были в их власти. Они уже были рабами своих аппетитов, и это делало их слепыми и глухими. Они так хотели верить в свою победу, что не видели ничего вокруг.
А я видела. И записывала. И ждала своего часа.
Игра давалась мне все легче. С каждым днем я все убедительнее вживалась в роль сомневающейся, но постепенно сдающейся под напором обстоятельств женщины. Артем стал даже мягче, почти заботливее, видимо, чувствуя приближение желанных денег и пытаясь загладить свою совесть. Его нежность была фальшивой, как монета в три копейки, но я принимала ее с наигранной благодарностью.
Однажды вечером он позвонил и сказал, что задержится на работе. В квартире воцарилась тишина, та самая, которую я успела полюбить за последние дни. Я решила воспользоваться моментом и навести идеальный порядок. Не просто убрать, а перебрать залежи старых бумаг и журналов, скопившихся на антресолях. Символично — выбросить хлам перед началом новой жизни.
Я сдвинула стул, забралась наверх и принялась вытаскивать коробки. Пыль столбом висела в воздухе, заставляя чихать. Старые открытки, детские рисунки Кати, какие-то гарантийные талоны на давно сломавшуюся технику... Я безжалостно отправляла все это в мусорный пакет.
И вот, когда я уже почти закончила, моя рука наткнулась на плотную картонную папку в самом углу. Я не помнила, чтобы клала ее туда. Стянув резинку, я открыла ее. Внутри лежали не мои документы. Сверху лежал полис добровольного медицинского страхования Артема, несколько старых трудовых договоров. Ничего интересного.
Я уже собралась закрыть папку, как мой взгляд упал на уголок бумаги, выглядывавший из-под стопки. Бланк был непривычно плотным, с водяными знаками. Я потянула за него.
Это был кредитный договор.
Сердце на мгновение замерло, а потом заколотилось с бешеной скоростью, отдаваясь глухим стуком в висках. Я машинально скользнула взглядом по сумме. Цифры были настолько большими, что сначала мозг отказался их воспринимать. Сумма кредита была всего в два раза меньше стоимости моей квартиры.
Я опустилась на стул, чувствуя, как подкашиваются ноги. Руки дрожали. Я стала жадно читать, проглатывая строчку за строчкой. Банк, дата оформления — полгода назад. Цель кредита: «пополнение оборотных средств». А дальше — самое страшное. Графа «Залоговое имущество».
Там стоял адрес. Адрес двухкомнатной квартиры, принадлежавшей Галине Ивановне. Мать Артема заложила свое жилье.
Я откинулась на спинку стула, пытаясь перевести дыхание. В ушах стоял звон. Все кусочки пазла, наконец, с треском встали на свои места. Их внезапная, отчаянная жадность. Давление. Уверенность, что я должна согласиться.
Это был не просто план. Это было спасение от финансовой пропасти. Деньги от продажи моей квартиры должны были погасить этот чудовищный кредит и спасти жилье свекрови. А бизнес Максима... Видимо, именно на этот «перспективный проект» и были потрачены эти деньги. Они прогорели. И теперь я, моя скромная двушка, должна была стать их спасательным кругом.
Гнев подступил к горлу едким, горьким комом. Они не просто хотели обогатиться. Они собирались решить свои проблемы за мой счет, даже не посчитав нужным сказать мне правду. Они собирались оставить меня без моего единственного актива, чтобы закрыть дыру, которую сами же и проделали.
Я вспомнила их лица во время «семейных советов». Самодовольство Галины Ивановны, делящей мои деньги. Напряженную жадность в глазах Максима. И самое главное — виновато-испуганный взгляд моего мужа. Он не просто участвовал в афере. Он вел меня под нож, чтобы спасти себя и свою мать.
Я сидела неподвижно, сжимая в руках злополучный договор, и смотрела в одну точку. Обида, боль, предательство — все это отступило на второй план, уступив место холодной, расчетливой ярости. Теперь это была не просто защита. Это была война без правил. Они поставили на кон все. Значит, и мне терять было нечего.
Я аккуратно, стараясь не помять, положила договор обратно в папку. Вернула все на место, на самый дальний угол антресоли. Стерла следы пыли. Мое лицо в зеркале в прихожей было бледным, но абсолютно спокойным.
Когда через пару часов вернулся Артем, я как раз заканчивала готовить ужин.
— Как дела на работе, дорогой? — спросила я своим самым мягким, наигранно-заботливым голосом.
— Нормально, — он бросил портфель и потянулся меня обнять. — Соскучился.
Я позволила ему обнять себя, положила голову ему на плечо. И глядя прямо в стену перед собой, абсолютно безразличным тоном произнесла:
— Знаешь, я тут подумала... Насчет квартиры. Ты, наверное, прав. Надо продавать. Надоело уже бороться одной.
Он замер, потом отстранился, чтобы посмотреть мне в лицо. Его глаза сияли от неподдельного, животного восторга.
— Правда? Ты согласна? Окончательно?
— Окончательно, — кивнула я, глядя в его счастливые, предательские глаза. — Давай продадим это все и наконец начнем жить. Как ты и хотел.
Он снова прижал меня к себе, бормоча что-то благодарное. Он был на седьмом небе. Он праздновал победу.
Он не видел моего лица. Он не видел ледяного спокойствия в моих глазах. Он не знал, что его победа длилась ровно три секунды. А теперь начиналось мое наступление.
На следующий день я позвонила Лене. Мой голос звучал ровно и холодно, без тени тех эмоций, что бушевали внутри. Я коротко изложила суть находки. На том конце провода повисла тяжелая, многозначительная пауза.
— Ну что ж, — наконец произнес Леня, и в его голосе я услышала то же леденящее спокойствие, что было и у меня. — Картина стала полной. Теперь понятен источник их азарта. Они не просто играют, они ставят на кон все. И проиграть не могут. Значит, будут бороться до конца. Приезжай. Срочно.
Его кабинет показался мне еще более стерильным и деловым, чем в прошлый раз. На столе уже лежала стопка чистых бланков и моя папка с распечатками расшифровок.
— Показывай, — без лишних предисловий потребовал он.
Я протянула ему телефон с фотографиями кредитного договора, которые сделала тайком, пока Артем был в душе. Леня внимательно изучил каждую страницу, иногда покряхтывая и качая головой.
— Стандартный потребительский кредит под залог недвижимости. Никаких нарушений, увы, тут нет. Твоя свекровь сознательно пошла на это. А вот цель... «Пополнение оборотных средств»... Расплывчатая формулировка, но банка она устроила. Значит, были предоставлены документы о якобы существующем бизнесе. Скорее всего, твоего деверя.
Он отложил телефон и посмотрел на меня поверх очков.
— Ты понимаешь, что это меняет? Теперь это не просто гражданский спор. Это твоя защита от беспредела. Они финансовые аферисты, попавшие в ловушку собственной жадности. И ты для них — единственный выход. Это делает их опасными.
— Я знаю, — кивнула я. — Что делать дальше?
— Дальше мы действуем на опережение и готовим все документы. Пока они уверены в своем превосходстве, мы должны нанести удар первыми. Юридически безупречный и сокрушительный.
Он достал из стопки несколько бланков.
— Первое. Исковое заявление о расторжении брака. Основание — невозможность дальнейшей совместной жизни вследствие утраты доверия и неуважительного отношения ответчика к истцу. К нему прикладываем все наши доказательства: расшифровки, копию кредитного договора. Судья должен с первого взгляда понять, с кем имеет дело.
— Второе. И самое главное. Соглашение о разделе имущества. — Он ткнул пальцем в длинный, испещренный пунктами документ. — Мы распишем здесь все до мелочей. Ты не претендуешь на его личное имущество, каким бы оно ни было. Он — на твое. Квартира, машина, все твои банковские счета, твои будущие доходы — все только твое. Это твой главный щит. Его нужно будет завершить у нотариуса, и тогда он станет железобетонным.
— А если он не подпишет? — спросила я, с трепетом глядя на толстую пачку бумаг.
— Он подпишет, — уверенно сказал Леня. — Когда мы предъявим ему все козыри. У него не будет выбора. Либо цивилизованный развод на этих условиях, либо громкий, позорный суд, где всплывут все его махинации и долги, после которого он останется ни с чем и еще должен будет тебе платить алименты, если докажем, что он нетрудоспособен. Он не дурак, выберет первое.
Мы начали репетицию. Леня играл роль Артема, его матери, его брата. Он сыпал оскорблениями, давил на жалость, угрожал, пытался торговаться.
— Да как ты могла! Я же все для тебя! — кричал он, изображая искреннее горе.
— Это не имеет значения, — отрабатывала я свою роль, глядя в пустоту холодным, отрепетированным взглядом. — Вот соглашение. Подписывайте.
— Мы тебя в суде закопаем! У нас связи! — рычал он, изображая Максима.
— Попробуйте, — отвечала я. — Ваши «связи» сначала ознакомятся с материалами о попытке мошенничества с недвижимостью и гигантским долгом. Думаю, им будет интересно.
Я спотыкалась, голос срывался, я хотела все бросить. Слезы подступали к горлу. Это было невыносимо тяжело — играть эту железную леди, когда внутри все было разбито.
— Не могу, Лень, — прошептала я, опускаясь на стул. — Я не смогу так с ним говорить. Это же Артем...
Леня снял очки и устало протер переносицу.
— Людмила, посмотри на меня. Твой Артем умер. Тот, кто приходил к тебе домой с этим циничным планом, — это не он. Тот, кто позволил своей матери заложить квартиру ради аферы брата, — это не он. Тот, кто собирался оставить тебя без жилья, чтобы спасти свою шкуру, — это не он. Ты имеешь дело с чужими, опасными людьми. И жалость к ним — это роскошь, которую ты не можешь себе позволить. Ради себя. Ради Кати.
Он был прав. Жестоко прав. Я глубоко вдохнула, сжала кулаки и поднялась.
— Давай еще раз. Я готова.
Мы репетировали еще час. К концу мой голос перестал дрожать. Фразы звучали четко и безапелляционно. Я научилась не смотреть им в глаза, а смотреть сквозь них. Я превратилась в стену. В холодный, бездушный механизм, целью которого было выживание.
— Достаточно, — наконец сказал Леня, собирая бумаги. — Ты справишься. Я буду рядом, как свидетель и твой представитель. Они не посмеют наброситься на тебя при мне.
Он протянул мне папку с документами. Она была тяжелой.
— Завтра, в шесть вечера, кафе «Эдем». Я забронировал отдельный зал. Ты все скажешь им. Это будет точка невозврата. Ты готова?
Я взяла папку. Ее вес казался мне знаком новой, горькой ответственности.
— Да, — ответила я, и в моем голосе не было ни капли сомнения. — Я готова.
Весь следующий день прошел в напряженном, звенящем ожидании. Я двигалась как автомат, отвечала Артему односложно, избегая его взгляда. Он, окрыленный моим якобы согласием, был полон планов и даже попытался обнять меня сзади, когда я мыла посуду. Я застыла, и моя спина стала каменной под его прикосновением. Он почувствовал это и отстранился, смущенно пробормотав что-то о предвкушении вечера.
В шесть часов мы подъезжали к кафе «Эдем». Мое сердце колотилось где-то в горле, а ладони были ледяными и влажными. Я сжимала в руке сумочку, внутри которой лежала папка с документами и мой телефон с включенным диктофоном. Последнее оружие.
— Ты как? — спросил Артем, выключая зажигание. — Вроде не бледная. Волнуешься?
— Очень, — честно призналась я, и это была единственная правда, сказанная мной ему за весь день.
— Не бойся, я с тобой, — он потрепал меня по плечу, и его пальцы показались мне раскаленными щипцами.
Внутри они уже были. Все в сборе. Галина Ивановна, разодетая в новое платье, словно на собственный день рождения, Максим с Ирой, уже изучавшие меню с видом хозяев жизни. Они заняли большой угловой стол.
— А, наши молодожены! — воскликнула свекровь, увидев нас. — Садитесь, садитесь, мы уже шампанское заказали! Надо же отметить такое решение!
Я молча села на свободный стул, спиной к стене, чтобы видеть всех сразу. Артем устроился рядом, излучая довольство.
— Где же покупатель? — оглянулся по сторонам Максим. — Опоздывает, что ли?
— Никто не опоздывает, — тихо, но четко сказала я. Все взгляды устремились на меня.
— Что значит, никто? — нахмурился Артем. — Ты же сказала, что встречаемся с...
В этот момент дверь в зал открылась, и на пороге появился Леонид. Он был в строгом деловом костюме, с портфелем в руке. Его появление было настолько неожиданным и инородным в этой праздничной атмосфере, что они замерли с глупыми, недоуменными лицами.
— А это еще кто? — фыркнула Галина Ивановна, смерив его высокомерным взглядом.
— Это мой представитель, — сказала я, и мой голос прозвучал на удивление твердо. — Леонид, юрист.
Леонид молча кивнул, подошел и сел рядом со мной, положив портфель на колени. За столом повисла гробовая тишина.
— Людмила, что за дурацкие шутки? — первым опомнился Артем, и в его голосе зазвенела тревога. — Какой еще юрист? Мы здесь по семейному делу.
— Именно поэтому он здесь, — я отпила глоток ледяной воды, чтобы смочить пересохшее горло. — Семейное дело требует юридического оформления. Я не буду продавать квартиру. И я подаю на развод.
Эффект был как от разорвавшейся бомбы. Галина Ивановна побледнела, Максим отодвинул стул с грохотом, Ира открыла рот. Артем смотрел на меня так, будто я внезапно заговорила на китайском.
— Ты... ты что несешь? — выдавил он. — Мы же все решили! Ты сама согласилась!
— Я ничего не решала. Вы все решили за меня. А я просто сделала вид, что поддаюсь. Чтобы услышать все до конца.
Я не стала тянуть. Я достала телефон, нашла нужную запись и включила ее на полную громкость. По залу поплыли их собственные голоса, циничные и жадные.
— Миллион триста выжму максимум... — На шубы нам с тобой... — Мне оборудование закупать надо, каждая копейка на счету... — Ты уж потерпи, невеста...
Они сидели, парализованные, слушая самих себя. Лицо Галины Ивановны стало багровым, Максим сжал кулаки. Артем смотрел на мой телефон с таким ужасом, будто видел призрак.
— Выключи! Немедленно выключи эту гадость! — взревела наконец свекровь, пытаясь вырвать у меня телефон.
Леонид мягко, но твердо отстранил ее руку. —Успокойтесь, гражданка. Это вещественное доказательство.
— Какое еще доказательство! Это провокация! — закричал Максим. — Она все выдумала! Слышишь, Артем, твоя дура что удумала!
Но Артем не слышал. Он смотрел только на меня, и в его глазах читалось непонимание, предательство и дикий, животный страх.
— Зачем? — прошептал он. — Почему?
— Потому что я все знаю, Артем, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. — Я знаю про кредит. На полтора миллиона. Под залог маминой квартиры. Который вы с братом благополучно прокутили. И теперь моя квартира — ваш единственный chance спастись. Вы хотели решить свои проблемы за мой счет. Не вышло.
Его лицо стало абсолютно белым. Он понял, что игра проиграна полностью и окончательно. Его карты были биты.
— Это ложь! Клевета! — завопила Галина Ивановна, но в ее визге уже слышалась паника.
— Все документы у нас на руках, — холодно констатировал Леонид, открывая портфель. — Исковое заявление готово. А также проект соглашения о разделе имущества. Суть его проста: Людмила не претендует на ваши долги, а вы — на ее собственность. Подписывайте, и мы решим все миром. Не подпишете — будет суд, где все эти материалы, — он ткнул пальцем в мой телефон, — станут достоянием общественности. Вместе с историей вашего кредита.
Он положил на стол две папки. Толстую — с иском, и потоньше — с соглашением.
Наступила тишина, которую нарушал только тяжелый, хриплый дыхание Галины Ивановны. Максим буравил взглядом стол, Ира плакала тихими, испуганными слезами. Артем смотрел на папку с соглашением, словно на яд.
— Ты... ты не оставляешь мне выбора, — хрипло сказал он.
— Ты сам его не оставил, — ответила я, вставая. — Ты сам все решил за нас обоих. Я просто приняла твои правила игры. Разговор окончен. Все общение — через моего представителя.
Я посмотрела на них в последний раз: на его побелевшее от страха лицо, на ее перекошенное злобой, на его сломленную спесь. И повернулась к выходу. Леонид собрал папки и последовал за мной.
Мы вышли на холодный ночной воздух. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как с плеч спадает каменная тяжесть, которую я тащила все эти месяцы. Сзади, из-за закрытой двери кафе, донесся чей-то сдавленный, яростный крик. Но он уже был мне безразличен.
Война была окончена.
Следующие несколько месяцев пролетели в странном, отрешенном ритме. Я словно наблюдала за своей жизнью со стороны, пока юристы и судебные аппараты перемалывали осколки моей прошлой жизни. Артем, после недолгих, но яростных попыток сопротивления через своего наспех найденного адвоката, все же подписал соглашение. Угроза огласки и полного финансового краха оказалась сильнее его обид и амбиций. Развод прошел ускоренно, по обоюдному согласию, без дележа того, чего у нас, по сути, и не было.
Он съехал в тот же день, как получил на руки решение суда. Собирал вещи молча, избегая моего взгляда. В его спине читалось одновременно и поражение, и какое-то недоумение, будто он до конца не понимал, как его надежный, послушный мир рухнул в одночасье. Я стояла в дверях своей — подчеркиваю, своей — спальни и наблюдала, как он упаковывает свои носки и дорогие рубашки, купленные, кстати, на мои деньги. Никакой боли уже не было. Была лишь усталость, огромная, всепоглощающая, как после долгой и изматывающей болезни.
Его семья пыталась атаковать. Галина Ивановна звонила на городской телефон — я сменила номер мобильного — и орала в трубку что-то про проклятия и неблагодарность. Я просто клала трубку на рычаг, и через неделю звонки прекратились. Максим, как мне рассказал Леня, пытался что-то говорить про «репутационный ущерб», но юрист вежливо поинтересовался, хочет ли он, чтобы история с кредитом и попыткой мошенничества стала достоянием его будущих партнеров. Максим отстал мгновенно. Угроза била в самую точку.
И вот сейчас, спустя полгода, я сидела в своей гостиной. Но это была уже совсем другая гостиная. Я сделала в квартире капитальный ремонт. Выбросила старый диван, на котором так любили восседать его родственники, купила новый, огромный и мягкий, в котором можно было утонуть. Переклеила обои со скучных бежевых на смелые, графитные. Купила большой телевизор и дорогую кофемашину. Все это я выбирала сама, ни с кем не советуясь, руководствуясь только своим вкусом и желанием. Это было невероятно освобождающее чувство.
Рядом, на ковре, возилась Катя, собирая замок из конструктора. Ей, слава богу, не пришлось стать свидетелем всей этой грязи. Для нее папа просто «уехал в долгую командировку». Мы будем разговаривать об этом позже, когда она подрастет. Сейчас главное было — ее спокойствие.
Я взяла с подноса кружку с только что сваренным капучино — густым, с пышной пенкой, как я люблю. Сделала глоток. Наступила та самая тишина, ради которой все и затевалось. Не пустая, не одинокая, а наполненная смыслом. Тишина моего личного пространства, которое больше никто не смел нарушать.
Мои мысли вернулись к тому вечеру, к словам Артема: «...наконец-то слетаем куда-нибудь». Горькая ирония этих слов теперь вызывала не боль, а лишь легкую грусть. Да, мы никуда не слетали. Вернее, слетаем не мы.
Я потянулась к ноутбуку, стоявшему на журнальном столике. Открыла браузер, нашла в закладках сайт авиакомпании. В другой вкладке был открыт сайт с уютными бунгало на берегу океана.
Я ввела данные: два паспорта. Людмила Сергеевна Орлова. Екатерина Артемовна Орлова. Выбрала даты.На следующий месяц. Нажала кнопку«Оплатить».
На экране появилось подтверждение бронирования. Два билета бизнес-класса до Мальдив. Не как побег от проблем и не как попытка залатать дыры в отношениях. А как праздник. Как награда. Как первый день нашей новой, настоящей жизни.
Я закрыла ноутбук, обняла колени и посмотрела на дочку. Она что-то увлеченно лепетала своему пластиковому дракону.
— Катюша, — позвала я ее. — Хочешь посмотреть, где живут настоящие пальмы и где море такое синее-синее?
Она подняла на меня свои большие, серьезные глаза и радостно улыбнулась.
— Ура! Поедим к солнышку!
Да, мы поедем к солнышку. Вдвоем. И это будет самое честное и счастливое путешествие в моей жизни. Потому что началось оно не с лживой мечты, а с тишины и спокойствия, завоеванных ценой большой борьбы. И от этого оно было в тысячу раз дороже.