«Его песни актуальны по любую сторону баррикад»
У Стены Цоя на Старом Арбате. Фото: Дмитрий Константинов
— Я бы не сказал, что у него песни про войну, — говорит мужчина лет тридцати в худи, сидящий на асфальте с колонкой, из которой играют песни Цоя. — Конечно, да, навевает военные дела та же «Кукушка». Но знаете, тут такое дело, каждый видит в песнях то, что хочет.
— А что «Кукушка» для вас значит?
— Хм. Никогда не задумывался… — протягивает мужчина. — Она про что угодно, но только не про войну.
15 августа Стена Цоя выглядит иначе, чем обычно: люди пишут новые надписи, стоят букеты цветов, рядом — свечи, горка сигарет и рисунки с Цоем. Собралось несколько сотен людей самых разных возрастов, вокруг бегает мальчик лет пяти с зеленым ирокезом. На стене я вижу как минимум три пацифистских символа, один из них гласит: «Цой жив! Peace & Love!».
Рядом стоят три автозака, периодически проходят омоновцы и туристическая полиция. Ровно 35 лет назад музыкант погиб в автокатастрофе.
К стене пришли уличные музыканты: две группы с профессиональным оборудованием и несколько отдельных гитаристов. Они играют вразнобой, периодически перебивая друг друга. У одного конца стены можно послушать одну песню, у другого — другую. Люди массово подпевают и снимают выступающих на камеру.
Мужчина в худи, к которому я подошел, сидит у подножия стены вместе со своей девушкой. Песни в их колонке тоже перебивают живое исполнение.
— Для меня музыка Цоя — это общение поколений, — говорит мой собеседник. — Его песни более чем актуальны. Каждая песня актуальна. Сюда приходит и старшее поколение, и младшее поколение, и так далее, и так далее… И это будет длиться очень долгое-долгое время.
Я спрашиваю этого уличного философа, что, как он думает, Цой сказал бы о нынешней России. Ну, если бы он остался жив. Мужчина уверен: музыкант был бы «за нас».
У Стены Цоя на Старом Арбате. Фото: Дмитрий Константинов
Стена Цоя тоже отмечает юбилей, ведь она появилась практически сразу после гибели музыканта. За все эти годы стена многое пережила — ее пытались закрасить, ходили разговоры о ее переносе, — но сегодня это фактически официальный мемориал с огромным количеством надписей, в том числе строк из цоевских песен.
Посередине крупным текстом — «Перемен требуют наши сердца», а справа — крупный канонический портрет Цоя. Но сегодня отдельно принесли другой большой портрет на холсте с надписью «Я живой». Судя по всему, полотно написано художником специально к годовщине — внизу указана дата. В другом месте на стене сегодня висит листок со стихотворением, посвященным легендарному исполнителю.
Недалеко остановились две девушки лет двадцати и разглядывают стену.
— У меня мама — большая фанатка Цоя, и папа тоже, — говорит одна из них. — Они вместе его слушали, и когда я родилась, тоже очень часто мне включали песни. Поэтому Цой для меня — это, наверное, что-то родное, и он очень много для меня значит. Хотя я и не застала, но мне кажется, это был великий, очень хороший, добрый человек.
— А его песни актуальны сейчас, как вы думаете? — спрашиваю я.
— Конечно! Это классика!
— А вот если бы Цой жил сейчас — он же пел много о войне, — что бы он сказал?
— Наверное, поступил бы так же, как и Земфира (Минюст считает исполнительницу «иноагентом». — Ред.), — осторожно отвечает девушка.
У Стены Цоя на Старом Арбате.
Многие пришли в футболках с названием группы «Кино» или с изображением самого музыканта. Некоторые — в довольно необычных образах: с ирокезами, в очках в виде сердечек, кто-то даже с нашивкой Российской империи на одном рукаве и гербом СССР — на другом. Многие курят сигареты. Недалеко ходит корреспондент телеканала «Звезда» и снимает все на профессиональную камеру.
— Это обычный парень, — говорит следующий мой собеседник, спокойный мужчина средних лет. — Он просто пел об общечеловеческих ценностях. Витя вообще не лез в политику. Ему это было просто неинтересно. Он не был каким-то там революционером или что-то еще. Ему все равно было. Он человек мира был.
Мужчина явно много знает про историю группы — он начал мне ее в деталях рассказывать. Про то как «выбросили» Рыбина из группы; про то, как Каспарян «совершенно не умел играть на гитаре»; про первый альбом группы «Кино», про смерть Цоя…
— Ну, как сказал Константин Кинчев, только один человек мог врезаться в автобус, одиноко стоящий на пустой трассе. Это был Виктор Цой, — говорит мой собеседник, грустно улыбаясь.
— Он хотел стать легендой и бессмертным, а чтобы стать бессмертным, нужно умереть. Вот мой друг расскажет больше, — показывает мужчина на подходящего к нам юношу с бородой. — Сергей, поговорите вот, это журналист, он пишет статью.
Сергей тушит сигарету и рассказывает, что они с группой уже давно играют песни «Кино», и в детстве он учился играть на гитаре именно по песням Цоя.
— Про смерть расскажи что-нибудь, — говорит его друг.
— Про смерть? — удивляется Сергей. — Про смерть Цоя или вообще про смерть?
— Про смерть Цоя.
На какое-то время Сергей задумывается.
— Многие меня не поймут, но она была вовремя.
Тут к нашему разговору подключается другой мужчина, постарше и невысокого роста. С прежними моими собеседниками он не знаком, но услышал наш разговор и решил поддержать. Он тоже с интересом и даже экспрессивно начинает обсуждать историю Цоя и его группы.
— Я думаю, он бы еще что-нибудь сочинил, — рассуждает этот мужчина о том, что сказал бы Цой сегодня. — И мне кажется, он был бы как Кинчев сейчас, а он со своими музыкантами ездит на фронт. Они не афишируют, но это можно найти в интернете, это есть такое. И думаю, Цой бы тоже так делал. А некоторые, типа Пугачевой и так далее, они — да…
— Я думаю, что он уехал бы в Америку, — вдруг говорит Сергей.
— Возможно, возможно, да… — задумчиво кивает его друг. — Ему очень нравилось в Америке.
— Да нет, дело даже не в Америке. Может, уехал бы во Францию. Просто сказал бы «***, как все надоело» и уехал бы. Скорее всего так.
— А ведь он простой человек был, — говорит один из моих собеседников. — Вот, пожалуйста, картины, которые рисовал Цой, — показывает он на воспроизведенный на стене рисунок музыканта. — Все целуются, танцуют. Это все, что ему было нужно.
Чуть поодаль, где музыка играет тише, стоит двухметровый дружелюбный парень со светлыми волосами. На футболке у него — портрет Юрия Шевчука.
— Мне кажется, он настоящий анархист, — говорит он про Цоя. — Крайне негативно ко всем войнам относился и будет относиться. Мне кажется, сейчас некоторые люди, далекие от песен Цоя, пытаются его приплести на какую-то сторону. Мол, если бы он дожил до наших дней, он бы был на этой стороне, на той стороне… Грешно так делать по отношению к погибшим — за них думать, пытаться продолжать их мысли… Мне кажется, не стоит додумывать… И все же я думаю, что он бы был вроде Шевчука. Ну они возраста одинакового. Тот, бывает, че-то высказывает. Цой — мастер вуали. Напрямую песни ни о чем не говорят, все равно надо додумывать. Почему он сейчас и актуален — потому что и в одну сторону можно подтянуть, и в другую…
Его песни актуальны по любую сторону баррикад.