— Анечка, ты только на Димочку-то не сердись, ладно?
Голос свекрови, Тамары Павловны, сочился в телефонную трубку, как переслащенный сироп — липкий, вязкий, обволакивающий. У Анны на мгновение перехватило дыхание, словно её окунули в ледяную воду. Она стояла посреди кухни с пачкой пельменей в руках, только что вернувшись из магазина, и растерянно смотрела на весёленькие обои в ромашках.
— А за что мне на него сердиться, Тамара Павловна? — осторожно спросила она, пытаясь придать голосу беззаботность.
— Ну-у… как за что… Он же тебе, поди, ещё не сказал? — в голосе свекрови проскользнули нотки трагического удовлетворения. — Он же мальчик мой какой… ответственный. Всю семью на себе тащит. И про мать не забывает.
Внутри у Анны заворочался холодный комок неприятного предчувствия.
— Что-то случилось?
— Да не то чтобы случилось… Просто жизнь. Дима сегодня зарплату получил и… всю мне отдал. До копеечки.
Пачка пельменей выскользнула из ослабевших пальцев Анны и глухо шлёпнулась на пол. Несколько замороженных комочков, похожие на маленькие белые камешки, выкатились из разорванного картона и застыли у её ног.
— Как… всю? — прошептала она, не узнавая собственный голос.
— А вот так, — с готовностью подтвердила Тамара Павловна, и теперь в её тоне звенела неприкрытая победа. — Сказал, мам, возьми, тебе нужнее. А то, говорит, жена у меня и так много тратит, всё на какие-то глупости свои. Отдохнуть она, видишь ли, на море захотела… А у нас тут дела поважнее есть.
Слова свекрови били наотмашь, сильнее любого кнута. Каждое из них было пропитано ядом. «Глупости свои». «Отдохнуть она захотела». Это она-то, Анна, которая полгода откладывала с каждой зарплаты, отказывая себе в новой блузке и походе в кафе, чтобы летом они с Димой смогли вырваться к морю? Впервые за пять лет. Она, которая ведёт всю бухгалтерию семьи, оплачивает счета, покупает продукты, выкраивая из бюджета на ту же ипотеку и коммуналку?
— Какие… дела? — выдавила она, чувствуя, как немеют губы.
— Ох, Анечка, это дела семейные, старые. Не для твоих ушей, — томно вздохнула свекровь. — Долги там одни… Димка решил помочь. Мужик растёт! Ну ладно, дочка, ты там ужин ему повкуснее приготовь, он же устал, кормилец наш. Целую!
Короткие гудки. Анна так и стояла посреди кухни, глядя на рассыпанные пельмени. Воздух в лёгких закончился. Мир, такой понятный и предсказуемый ещё пять минут назад, накренился и поплыл. Дело было не в деньгах как таковых. Дело было в предательстве. Тихом, будничном, совершённом за её спиной. Её муж, её Дима, с которым они вместе планировали будущее, просто взял и вычеркнул её из этого будущего, отдав его в руки своей матери. А она, Анна, оказалась просто… транжирой, мечтающей о «глупостях».
Она посмотрела на часы. Дима должен был прийти с работы через час. И за этот час ей нужно было решить, как жить дальше. Потому что так, как раньше — уже не получится. Это было очевидно.
*****
Дмитрий вошёл в квартиру, как всегда, немного уставший, но довольный.
— Ань, привет! А чем пахнет? Пельмешками?
Он разулся, прошёл на кухню и замер, увидев жену, сидящую за столом. Перед ней не было тарелок. Только две банковские карты — её и его — и распечатка из онлайн-банка.
— Ань? Ты чего?
— Где твоя зарплата, Дима? — спросила она тихо, не поднимая глаз.
Он дёрнулся, как от удара. С лица сползла улыбка.
— А… это… Я же хотел тебе вечером сказать. Тут такое дело…
— Я уже знаю. Мама твоя позвонила, похвасталась, — в её голосе не было слёз, только сталь. — Так я спрашиваю, где деньги? Наши общие деньги.
Дмитрий сел напротив. Он избегал смотреть ей в глаза.
— Ань, ну пойми… Там маме помочь надо было срочно. У неё там… ну, в общем, проблемы.
— Какие проблемы, Дима? У неё в прошлом месяце были «проблемы» — мы ей новый холодильник купили. В позапрошлом — «проблемы со здоровьем», которые потребовали путёвку в санаторий. Какие на этот раз?
— Это другое! — он наконец поднял на неё взгляд, и в его глазах была смесь вины и упрямства. — Это старый долг. Ещё дяди Вити… Понимаешь? Семейное.
— Дяди Вити? Которого три года назад не стало? — Анна усмехнулась. — И что же это за долг такой, что всплыл именно в день твоей зарплаты?
Он начал путано и сбивчиво рассказывать какую-то невероятную историю про старые расписки, про внезапно объявившихся «серьёзных людей», про то, что матери чуть ли не угрожала опасность. История была шита белыми нитками и разваливалась на ходу.
— То есть, ты отдал все наши общие деньги, не посоветовавшись со мной?
— А что, я должен у тебя разрешения спрашивать, чтобы матери помочь? — вспылил он. — Это моя мать!
— Это наш бюджет, Дима! — Анна стукнула ладонью по столу. — Наш! Или ты забыл? Ипотеку нам тоже твоя мама платить будет? А за квартиру? Еду нам кто купит? Или мне теперь на две ставки работать, потому что ты решил поиграть в благородного спасителя?
Он сник.
— Ань, ну это же на один раз… В следующем месяце всё нормально будет.
— А отпуск, Дима? Наш отпуск, на который я по копейке собирала? На него тоже твоя мама деньги даст? Или скажет, что это «глупости»?
Он вздрогнул, услышав знакомое слово.
— Она тебе так и сказала?
— Да. И ещё сказала, что ты считаешь меня транжирой. Это правда, Дима? Ты так считаешь?
Он молчал, и это молчание было страшнее любого ответа. Значит, он не просто отдал деньги. Он ещё и согласился с матерью. Обсуждал жену за её спиной, жаловался. В общем, предал дважды.
— Понятно, — сказала Анна, вставая. — Раз я транжира, то, наверное, мне не стоит распоряжаться деньгами вообще.
Она взяла свою банковскую карту.
— С этого дня бюджет у нас раздельный. Я плачу за свою половину ипотеки, свои счета и покупаю еду только на себя. А ты… Ты живи как хочешь. Можешь хоть всё до копейки маме отдавать. Только меня в это больше не впутывай.
— Ань, ты чего? — испуганно пробормотал он. — Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я устала быть удобной, Дима.
*****
Первую неделю Дмитрий пытался хорохориться. Он демонстративно покупал себе пельмени и сосиски, громко заявляя, что ему и так отлично. Анна молча готовила себе куриную грудку с гречкой. В холодильнике появилась чёткая граница: её полка и его полка. По вечерам они сидели в разных комнатах. Разговаривали только по необходимости.
К концу второй недели его энтузиазм поутих. Оказалось, что сосиски быстро приедаются, а деньги на них имеют свойство заканчиваться. Он несколько раз неловко пытался завести разговор.
— Ань, а может… того… борща сварим? Вместе?
— У меня есть суп, — ровно отвечала она. — А ты можешь сварить, если хочешь. Кастрюли на кухне.
Он не умел готовить ничего сложнее яичницы.
Финансовая реальность ударила по нему в день оплаты ипотечного взноса. Анна молча перевела свою половину. Он сидел перед ноутбуком, глядя на свой пустой счёт, и кусал губы. Вечером он позвонил матери. Анна слышала, как он просил у неё денег «в долг». Голос Тамары Павловны доносился даже через закрытую дверь — она в чём-то его упрекала, поучала, жаловалась на жизнь. В итоге денег она ему, видимо, не дала.
На следующий день он пришёл с работы чёрный, как туча. Молча подошёл к Анне.
— Дай денег. На ипотеку не хватает.
— Нет.
— В смысле «нет»?! — заорал он. — Это же и твоя квартира тоже! Наша!
— Была «наша». А теперь, как я понимаю, это больше твои проблемы. Разбирайся. Ты же взрослый мальчик, ответственный. Маме помогаешь.
— Ты… ты специально это делаешь! — прошипел он.
— А ты как думал, Дима? Что ты будешь рушить наши планы, врать мне, унижать меня за моей спиной, а я буду продолжать улыбаться и тащить всё на себе? Нет, дорогой. Эта игра закончилась.
Он ушёл, хлопнув дверью. Вернулся поздно ночью, пропахший дешёвым пивом. Анна сделала вид, что спит. Ей было больно, но она знала — если она сейчас уступит, всё вернётся на круги своя. Этот нарыв должен был прорваться, как бы мучительно это ни было.
Прошла ещё неделя. Дмитрий ходил по квартире тихий и мрачный. Анна видела, что он пытается где-то «перехватить» денег до аванса — звонил друзьям, знакомым. Видимо, безуспешно. В один из вечеров он снова сел напротив неё на кухне.
— Ань… Я был неправ.
Он выглядел измученным.
— Прости меня. Я дурак.
— В чём именно ты был неправ, Дима? — спросила она спокойно.
Он поднял на неё глаза.
— Во всём. В том, что отдал деньги. В том, что не посоветовался. В том, что позволил маме… говорить о тебе так. И в том, что сам так думал.
Он помолчал.
— На самом деле, не было никакого долга.
— Я знаю, — кивнула Анна.
Он удивлённо на неё посмотрел.
— Мама просто сказала, что ей нужно «на ремонт». Она всегда так говорит, когда ей что-то нужно. А я… я просто не смог ей отказать. Привык, что ли. Она начинает плакать, жаловаться, что она одна, что я её единственная опора… и я сдаюсь. А про тебя я ляпнул, не подумав. Просто чтобы она отвязалась.
Это было жалкое, но, кажется, честное признание.
— Я завтра поеду к ней, — сказал он твёрдо. — И заберу деньги. Все.
— Она не отдаст.
— Отдаст, — он упрямо сжал челюсти. — Значит, так. Она должна понять, что у меня теперь своя семья. И семья – на первом месте.
На следующий день он действительно уехал после работы к матери. Вернулся через три часа. Молча прошёл на кухню и положил на стол пачку денег. Не всю сумму, конечно, но большую её часть.
— Остальное отдаст через неделю, — сказал он, не глядя на Анну. На его щеке алел свежий след от пощёчины.
— Понятно.
Он сел на стул и закрыл лицо руками.
— Она сказала, что я её предал. Что ты меня против неё настроила. Что она мне не мать больше.
Анна молча подошла и положила руку ему на плечо.
Они просидели так долго, в тишине. Большой, упрямый, взрослый мужчина плакал, как маленький мальчик. И в этих слезах тонула его прошлая жизнь, в которой он разрывался между матерью и женой.
— Ничего, — тихо сказала Анна. — Прорвёмся.
Она знала, что впереди у них ещё долгий путь. Нужно будет заново учиться доверять друг другу, выстраивать границы с его матерью, которая, конечно же, не оставит своих попыток манипулировать. Но сейчас, глядя на сгорбленную спину мужа, она почему-то верила, что у них всё получится. Потому что сегодня он наконец сделал свой выбор.
🎀Подписывайтесь на канал. Ставьте лайки😊. Делитесь своим мнением в комментариях💕