Переговоры с чеченами были напряжёнными. Тимур после них был взбешён. Рвал и метал на своих подчинённых.
-Ну теперь-то что икру метать? - спокойно спросил Паша Технарь. Кличку свою он получил за то, что работал когда-то в техническом отделе, пока предприятие их не развалилось в начале девяностых. Паша оказался тогда без работы, на грани выживания с семьёй. Находясь в каком-то шоке, сперва запил. Он же лет десять отпахал на своей должности. Квартиру получил. Была стабильность и перспективное, казалось бы, будущее. Жена, дочь. И вдруг с развалом СССР он был выброшен из своей стабильности и уверенности в завтрашнем дне на край пропасти под названием "безнадёга и нищета".
Жена, не выдержав каждодневных запоев, собрала дочь и ушла. Через полгода непрекращающихся запоев Паши подала на развод. Ещё через полгода всё-таки развели. Паша всё пытался отсрочить, просил, обещал. Но снова срывался и уходил в запой. Его жена после развода уехала по обмену опытом в США. Дочка пока жила у её родителей. А потом и она уехала к маме и её новому мужу-американцу. Пашка остался не у дел. И если бы не Тимур Авдеев, лежать бы бы ему на дне питерского водохранилища.
-Да эти бородатые совсем оборзели! - вызверился Тимур - от меня многое зависит, и это у меня в силовых структурах старые подвязки остались. А это хамло нерусское так со мной разговаривает, будто я быдло последнее!
Паша усмехнулся. Знал он этих исламистов и их стойкую нелюбовь ко всем славянам. С молоком матери они в себя впитали ненависть к русским и враждебность. А ведь он Тимура предупреждал, чтобы губу не раскатывал раньше времени.
-Тебе бабки нужны или лобызания чеченов? Хр.н с ними! Забей на них ... - Паша цветисто окончил фразу, заставив секретаршу Авдеева густо покраснеть и поспешить скорее из кабинета шефа. Аллочка принесла им с Пашей крепкий кофе и бутерброды. Технарь не преминул хлопнуть её ласково по мягкому месту, отчего Аллочка ещё больше смутилась, вызвав у Паши довольный смех.
Тимур так на него посмотрел опять, что Технарь тут же заткнулся и принял серьёзный вид. Когда его шеф бесится, то лучше на рожон к нему не лезть, а то и избить может в порыве гнева. Было у Авдеева такое отклонение от нормы в психике, что когда его что-то страшно злило, он пускал в ход свои крепкие кулаки, чтобы выпустить пар.
-Бабки нужны и закрепиться в Москве. Потому как здесь под меня уже давно яму роет Панкрат, ты же знаешь.
Размашисто подойдя к двери кабинета, Тимур повернул ключи в замке, чтобы никто их не побеспокоил с Пашей. Затем он деловито достал пузатую бутылку армянского коньяка и разлил его по стопкам. Иной посуды не имелось под рукой, кроме этих микроскопических стопок, которые секретарша Аллуся приобрела на какой-то распродаже и подарила шефу на его день рождения. Как она выразилась, эксклюзив.
-У Панкрата у самого одно место горит. Наше время проходит. Новые группировки из молодых да борзых плодятся с каждым днём как грибы в лесу - Паша опрокинул в себя стопку и занюхал долькой лимона.
-Молодость и борзость не показатель. Выживают только хитрые и изворотливые. У нас с Панкратом давно вражда длится, ещё с конца восьмидесятых. И в живых, если мы с ним когда-нибудь столкнёмся, останется кто-то один.
Тимур выпил не спеша, смакуя. Лимон он не занюхал, а полностью засунул в рот и жевал, даже не поморщившись ни грамма. У Паши, глядя на него, стало кисло во рту, и, достав сигареты, он предпочёл закурить.
-Вы не столкнётесь. Повода нет - обронил он.
В ответ на его слова на столе Авдеева ожил телефон. Тимур схватил трубку и несколько минут напряжённо слушал. Лицо его при этом напоминало маску, и лишь в глазах загорелись огоньки ярости и гнева.
-Нину выкрали. Панкрат - коротко бросил Тимур, положив трубку. Уперев кулаки в столешницу, он мрачно смотрел в одну точку. Почему Нина его не послушала и не взяла быков с собой? Ведь он предупреждал её, чтобы не разгуливала по городу одна, без охраны.
-Что делать будем? - Паша вопросительно смотрел на шефа, понимая, что это уже край.
-Ждать. Панкрат должен сам объявиться и выдвинуть свои условия.
Тимур рьяно шагнул к окну и прижался к холодному стеклу своим крепким, как орех, лбом. Нина носит его ребёнка под сердцем, и не дай Бог с ними обоими что-то случится. Он порвёт Панкрата на части.
***
Нину втолкнули в тёмное складское помещение и с лязгом закрыли тяжёлую железную дверь. Девушка осмотрелась. Глаза привыкали к темноте. По углам в беспорядке валялись картонные коробки, ящики. В общем, обыкновенный хлам и разруха.
Сделав пару шагов вперёд, Нина вдруг услышала едва слышный стон. Сердце её забилось быстро-быстро. Она здесь не одна?
-Детка, это ты? - прошелестел откуда-то из дальнего угла хриплый голос Шаха.
Нина бросилась в самый тёмный угол, где на ворохе тряпок полулежал её большой когда-то друг.
-Что они с тобой сделали? - зашептала Нина, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Шах держался рукой за бок, и его лицо даже в темноте было белее полотна.
-Я ранен, детка. Рана серьёзная. Отсюда мне не выбраться, и конец у меня один - всё так же хрипло произнёс Шах. Он тяжело дышал, лоб его покрылся испариной. Рана в боку невыносимо жгла, и страшная боль охватила всё его тело - но я должен ... Должен успеть тебе кое-что рассказать. Да, это я взорвал машину твоего отца. Только на тот момент я не знал, что там именно он и твоя мама. Ведь вспомни тот вечер? Твои родители и Борис Плотников отмечали какое-то событие в ресторане "Погребок". Ты об этом не знала, видимо, ничего, иначе была бы с ними. С Борисом на том праздничном ужине присутствовала его вторая жена, Валентина. Мы с ней ...
Шах замолчал. Говорить ему было тяжело. Очень. Но он хотел успеть облегчить душу.
-Что ... Вы с ней? - холодно переспросила Нина, отстранившись от Шаха. Между ними пролегла пропасть, и было огромное желание его прервать, не бередить ей ещё не зажившую рану от потери родителей. Но Шах уже начал свою исповедь, и нужно скрепя сердце дослушать его до конца.
Девушка отсела от него чуть поодаль, расположившись прямо на грязном полу, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Здесь было относительно холодно, и тело уже начинал потихоньку сотрясать мелкий озноб.
-Мы с Валентиной в восьмидесятых работали в паре. Валюта, фарца, прибывающие в командировку иностранцы в гостинице. Обували их как могли, сбывая доллары по месту назначения и получая за это наши деревянные рубли. Лихое время было, рисковое. Валя была для меня как сестра. Я в после армии её уже встретил. Голодная, холодная. Сбежала в семнадцать лет от пьющих родителей и скиталась где придётся. На вокзале она хотела у меня портмоне стырить, которое мне мой товарищ-сослуживец на память подарил. Я её за руку-то и схватил. Так мы с ней потом и подружились. Два одиночества нашли друг друга. Не знаю, какие чувства питала ко мне Валентина, лично я всегда её принимал за свою сестру и всем так представлял. Мы хорошо с ней жили. Не бедствовали. Но потом пошла чёрная полоса. Валю КГБ на крючок подцепили, в гостинице её кто-то из персонала сдал, и тёпленькую её встретили люди в чёрных пиджаках уже на выходе. Обвинения предъявили, в камеру предварительного заключения упекли. Через полгода суд, оглашение приговора. И я потерял Валю из виду. Помочь ей ничем не смог. Промышлял уже в одиночку чем придётся. Потом к вам в провинцию рванул и налетел на двух друзей: Строганова и Плотникова.
Шах помолчал. Столько событий в воспоминаниях, и будто бы недавно всё происходило, а уже Нине вон скоро двадцать.
-Дальше что? Как Валентина и гибель моих родителей связаны? От чего ты не знал, что в машине моего отца будет именно мой отец? Где логика? - вопрос за вопросом задавала Нина.
-Потерпи, детка, я всё тебе сейчас расскажу ... - просипел Шах, чувствуя, что жизнь вытекает из него по капле крови, которой пропиталась вся его одежда.