Тишина в машине после звонка Марины была густой и тяжелой, как предгрозовое небо. Таня и Сережа, напуганные криками, притихли на заднем сиденье. Артур молча вел машину, крепко сжимая руль. Вера смотрела в окно на проносящиеся мимо серые дома, но видела не их, а искаженное яростью лицо матери. Слова «прокляну» и «убийца» эхом отдавались в ушах. Но сквозь страх и вину, которые копошились в душе, пробивался тонкий росток чего-то нового — облегчения. Словно она только что вырвала больной зуб, который мучил ее годами. Боль была адская, но она знала, что скоро станет легче.
Затишье, однако, продлилось недолго. Тамара Ивановна, поняв, что прямая атака и шантаж здоровьем провалились, сменила тактику. Она развернула полномасштабную партизанскую войну, главным оружием в которой были сплетни и жалость.
Первый звоночек прозвенел через пару дней. Вере позвонила двоюродная тетка из Саратова, которую она не слышала года два.
— Верочка, здравствуй, деточка, — заворковала тетя Люба в трубку. — Как вы там? Как детки? Мне тут Тамарочка твоя звонила, плакала так… Говорит, вы с Артуром совсем стариков бросили, на произвол судьбы. Они, бедные, хлеб с водой едят, а ты даже на лекарства отцу денег не дала. Что ж ты так, Верочка? Родители — это святое, их почитать надо, последнюю рубашку отдать…
Вера слушала, и внутри у нее все холодело. Она попыталась объяснить ситуацию, рассказать про ипотеку, про детей, про новый телевизор, но тетя Люба ее не слушала.
— Ах, телевизор… Ну, может, и погорячились старики. Но они же как дети малые, им радости в жизни хочется. А ты, молодая, сильная, должна понимать, прощать… Нехорошо это, Верочка, ой, нехорошо. Бог все видит.
После этого разговора Вера долго не могла прийти в себя. Она поняла, что мать методично обзванивает всю родню, выставляя ее бессердечным монстром. Следующими были соседи. Когда Вера в воскресенье, как и обещала, привезла родителям две сумки с продуктами, на лестничной клетке ее встретила соседка, тетя Валя. Та самая, что якобы носила им суп.
— И не стыдно тебе, Верка? — зашипела она, глядя на Веру с презрением. — Мать до слез доводишь! Тамара вся исстрадалась, говорит, дочь от нее куском хлеба попрекает! А ты ей подачки носишь, как собаке!
Вера опешила от такой наглости.
— Тетя Валя, это не подачки, а продукты на неделю. И я не попрекаю, а…
— Знаем мы вас, городских! — не унималась соседка. — Зажрались там в своих ипотеках, а про родителей забыли! Стыдоба!
Она демонстративно отвернулась и зашла в свою квартиру, громко хлопнув дверью. Вера осталась стоять с тяжелыми сумками в руках, чувствуя, как щеки горят от унижения.
Но самый сильный удар был еще впереди. Его нанесла Марина. Она не стала звонить. Она приехала. Прямо к Вере в парикмахерскую, в самый разгар рабочего дня.
Марина влетела в салон, как фурия. Вся в черном, с трагическим выражением на лице. В кресле у Веры сидела клиентка, женщина средних лет, с фольгой на волосах.
— Вера! Как ты могла?! — закричала Марина с порога, привлекая внимание всех присутствующих. — Мать из-за тебя при смерти! У нее давление двести, она с постели не встает! А ты тут сидишь, кудряшки крутишь!
Вера побледнела.
— Марина, прекрати. У меня работа.
— Работа?! — взвизгнула Марина. — У тебя работа важнее родной матери?! Ты довела ее до инфаркта! Я только что от них, она тебя зовет, просит приехать, попрощаться! А ты…
Клиентка в кресле испуганно смотрела то на Веру, то на ее сестру. Другая парикмахерша, Светка, подруга Веры, попыталась вмешаться.
— Девушка, давайте вы выйдете и спокойно поговорите.
— А вы не лезьте! — рявкнула на нее Марина. — Это наше семейное дело! Моя сестра — убийца! Она бросила умирать тех, кто дал ей жизнь!
Она развернулась и, рыдая, выбежала из парикмахерской, оставив за собой шлейф скандала и осуждающих взглядов. Клиентка, дождавшись, пока Вера смоет ей краску, расплатилась и ушла, не сказав ни слова. Вера знала, что больше она не вернется.
Вечером, рассказывая обо всем Артуру, Вера не выдержала и разрыдалась.
— Я больше так не могу, Артур! Они меня сожрут! Они уничтожат меня, мою репутацию, мою работу! Все вокруг думают, что я чудовище! Может, они правы? Может, я действительно должна была дать им эти деньги и не начинать все это?
Артур крепко обнял ее.
— Нет, Вера. Не правы. Это агония. Они понимают, что теряют контроль, и идут ва-банк. Ты не должна сдаваться сейчас. Если сдашься — они победят, и все вернется на круги своя, только будет еще хуже. Нам нужна помощь. Тяжелая артиллерия.
— Какая еще артиллерия? — всхлипнула Вера.
— Звони тете Зине, — решительно сказал Артур.
Тетя Зина, Зинаида Петровна, была младшей сестрой отца Веры. Бывшая учительница истории, пенсионерка, вдова, она жила одна в старой «сталинке» в центре города. Тетя Зина обладала острым умом, еще более острым языком и абсолютным, врожденным иммунитетом к манипуляциям Тамары Ивановны, которую за глаза называла не иначе как «наша императрица Тамара».
Вера позвонила ей в тот же вечер.
— Алло! — бодро рявкнула в трубку тетя Зина. — Кого я слышу? Верочка! Племяшка моя заблудшая! Ты что, вспомнила, что у тебя есть тетка? Или случилось что? Хотя, если ты звонишь, значит, точно случилось. Тамарка опять концерт устроила?
Вера, запинаясь, рассказала ей все: про звонки, про телевизор, про скандал в парикмахерской, про тотальную травлю. Тетя Зина слушала молча, лишь изредка хмыкая.
— Так, — сказала она, когда Вера закончила. — Картина ясная. Классическая операция «Выжженная земля». Знаешь, в истории был такой тактический прием: при отступлении уничтожать все, что может достаться врагу. Вот и твоя матушка, отступая, пытается уничтожить твою репутацию, твое спокойствие, твою семью. Глупо, но предсказуемо.
— Что мне делать, тетя Зин? — с надеждой спросила Вера.
— Ничего, — неожиданно ответила тетка. — Абсолютно ничего. Затаись, как партизан в болоте. На звонки родни не отвечай. С соседками не разговаривай. На провокации Маришки не ведись. Пусть они и дальше себя закапывают. А мы пока подготовим контрнаступление. У твоего отца скоро юбилей?
— Да, через две недели. Шестьдесят пять лет.
— Прекрасно! — обрадовалась тетя Зина. — Это будет наш Сталинград. Они соберут всю родню, чтобы устроить тебе публичную порку. А мы устроим порку им. Так, диктуй, что там твоя маменька требовала? Лекарства от давления? Отлично. Завтра с утра едешь в лучшую платную клинику города и покупаешь для отца полный курс обследования у кардиолога. С выездом врача на дом. И чтобы все чеки, все заключения были у тебя на руках. Поняла?
— Поняла, — растерянно ответила Вера.
— Дальше. Продукты. Ты им возишь? Молодец. Продолжай возить. Но каждый раз фотографируй чек и содержимое сумок. И складывай в папочку. Дальше. Коммуналка. Оплачиваешь? Квитанции сохраняй. И главное — сиди тихо. Пусть думают, что ты сломалась и боишься. А на юбилей мы придем. И не одни.
План тети Зины был рискованным, но Вере он почему-то придал сил. Впервые за долгое время она почувствовала, что у нее есть союзник.
Следующие две недели были похожи на ад. Телефон разрывался от звонков сочувствующих родственников. В социальных сетях на Веру посыпались гневные комментарии от каких-то троюродных племянниц, которых она в жизни не видела. Марина еще раз попыталась устроить скандал, подкараулив Веру у подъезда, но та, следуя совету тетки, просто молча прошла мимо, не сказав ни слова.
Вера выполнила все инструкции: организовала обследование для отца (врач, приехавший на дом, не нашел у него ничего серьезнее возрастной гипертонии и прописал недорогие таблетки), исправно возила продукты, собирала чеки. Отец во время визита врача был тише воды, ниже травы, только виновато смотрел на дочь. Когда врач уехал, он подошел к Вере и тихо сказал:
— Прости нас, дочка. Тамара… она не со зла. Она просто боится старости, нищеты…
— А я не боюсь, папа? — горько спросила Вера. — Я не боюсь, что моим детям нечего будет есть, потому что я оплачиваю мамины страхи?
Отец ничего не ответил, только тяжело вздохнул.
День юбилея настал. Вера и Артур, оставив детей у Светки, подъехали к родительскому дому. У Веры от волнения дрожали руки.
— Не бойся, — сказал Артур, сжимая ее ладонь. — Мы пришли на праздник к отцу. Мы имеем на это право.
В квартире уже было полно гостей. Вся родня, которую Тамара Ивановна успела обработать, была в сборе. При виде Веры и Артура разговоры смолкли, и на них уставились десятки осуждающих глаз.
Тамара Ивановна, в новом бордовом платье, с высокой прической, играла роль убитой горем, но несгибаемой хозяйки. Марина порхала рядом, подливая гостям в бокалы и бросая на сестру испепеляющие взгляды.
— А, явились, не запылились, — прошипела Тамара Ивановна, проходя мимо. — Посмотреть пришли, живы ли еще старики?
Веру спасло появление тети Зины. Она вошла в квартиру, как ледокол, — шумная, энергичная, в ярком синем платье, с огромным букетом хризантем.
— Коля, дорогой! Юбиляр! — прогремела она на всю квартиру, бросаясь обнимать растерявшегося брата. — Шестьдесят пять — дед ягодка опять! А ты у нас еще о-го-го! Тамарка, привет! Выглядишь… как всегда. Маришка, и ты здесь, пчелка наша.
Она окинула собравшихся наметанным взглядом опытного педагога.
— Что сидим, как на поминках? У человека праздник! Давайте за стол!
Ее энергия и напор немного разрядили обстановку. Гости расселись за стол. Начались тосты. Говорили много и пафосно, и в каждом тосте, адресованном Николаю Петровичу, сквозил упрек в адрес «неблагодарных детей».
Наконец, Тамара Ивановна подняла бокал. Она обвела всех трагическим взглядом и начала свою речь.
— Я хочу выпить за своего мужа. За Колю. За его терпение, за его доброту. Ему в жизни пришлось нелегко. И особенно тяжело ему сейчас, когда в старости, когда, казалось бы, можно ждать помощи и поддержки от детей… — она сделала паузу, и ее голос задрожал. — Когда родная дочь, которую ты вырастил, ночей не спал, отказывает тебе в самом необходимом! В куске хлеба, в таблетке от давления!
По столу пронесся сочувствующий гул. Все взгляды впились в Веру. Она сидела бледная, как полотно, и смотрела в свою тарелку.
— Да, дорогие гости, — продолжала Тамара Ивановна, входя в раж. — Нам с отцом пришлось узнать, что такое голод! Что такое ходить по соседям с протянутой рукой! Нам пришлось взять кредит на самый дешевый телевизор, чтобы хоть как-то скрасить одинокую старость, а теперь нам нечем за него платить! А наша дочь, у которой муж-машинист гребет деньги лопатой, сказала, что мы сами виноваты!
— Мама, перестань, — тихо сказала Вера.
— Молчи! — взвизгнула Тамара Ивановна. — Тебе слова не давали! Ты опозорила нашу семью! Ты довела отца до приступа!
И тут в разговор вмешалась тетя Зина. Она спокойно поставила свой бокал на стол и громко, на всю комнату, сказала:
— Тамара, а ты не ври.
В комнате повисла тишина.
— Что? — опешила Тамара Ивановна.
— Я говорю, не ври, — повторила тетя Зина, глядя ей прямо в глаза. — Особенно так бездарно. Ты же не на сцене Малого театра.
Она встала. В ее руках откуда-то появилась та самая папка, которую Вера собирала две недели.
— Дорогие родственники! — зычным голосом учительницы начала она. — Поскольку тут началось публичное судилище, я, как человек с историческим образованием, хочу внести ясность и оперировать только фактами. Факт первый: о голодающих стариках. Вот, — она достала пачку чеков. — Это чеки за продукты, которые моя племянница Вера привозила своим родителям каждую неделю. Суммы тут, знаете ли, не на «хлеб с водой». Тут и мясо, и сыр, и икра красная. Фотографии содержимого сумок прилагаются.
Она веером разложила на столе чеки и фотографии. Гости вытянули шеи.
— Факт второй: о больном отце, умирающем без лекарств. Вот, — тетя Зина достала заключение врача-кардиолога из платной клиники. — Полное обследование, проведенное на дому по инициативе и за счет Веры. Заключение: возрастная гипертония, не требующая дорогостоящего лечения. Список прописанных лекарств с чеком из аптеки — вот он. Как видите, цены вполне гуманные. Ни о каких «импортных дорогих таблетках» речи не идет.
Лицо Тамары Ивановны стало сначала красным, а потом белым, как скатерть.
— Факт третий: о кредитном телевизоре. Тамара, ты говоришь, вам нечем платить? А почему бы не попросить помощи у младшей дочери, Марины? — тетя Зина перевела свой взгляд на окаменевшую племянницу. — Мариночка, ты же у нас недавно в Турции отдыхала? С «добрым человеком»? Может, этот добрый человек поможет и родителям кредит закрыть? Или он помогает только в одну сторону?
Марина вспыхнула и что-то залепетала про «личное дело» и «зависть».
— Это не зависть, деточка. Это называется справедливость, — отрезала тетя Зина. — А теперь, дорогие гости, я вам объясню, что здесь на самом деле происходит. А происходит здесь вот что: одна дочь, Вера, много лет тянула на себе не только свою семью с двумя детьми и ипотекой, но и полностью содержала родителей, отдавая им половину своей зарплаты. А вторая дочь, Марина, жила в свое удовольствие, прикрываясь статусом «несчастной разведенки», и привозила родителям тортик раз в месяц. И при этом Вера всегда была плохой, а Марина — хорошей. А когда Вера, наконец, решила, что с нее хватит, и попыталась защитить свою собственную семью, ее решили смешать с грязью и выставить монстром. Вот и вся история.
Она села на свое место и победоносно посмотрела на Тамару Ивановну. Та сидела, открыв рот, и не могла вымолвить ни слова. Вся ее тщательно выстроенная драма рухнула в одночасье. Гости перешептывались, бросая на нее и на Марину уже совсем другие взгляды — любопытные и осуждающие.
Николай Петрович, юбиляр, все это время сидевший с опущенной головой, вдруг встал. Он посмотрел на жену, на младшую дочь, потом на старшую.
— Вера, дочка… прости, — сказал он глухо. — Прости меня. Я во всем виноват. Что молчал, что позволял…
Он подошел к Вере и Артуру.
— Спасибо, что пришли. Вы — моя семья.
Это был конец. Конец многолетней тирании. Тамара Ивановна и Марина были разгромлены. Их главное оружие — общественное мнение — обернулось против них самих.
После того юбилея в семье все изменилось. Тамара Ивановна замолчала. Она больше не звонила Вере с требованиями и жалобами. Обида и унижение были слишком велики. Марина тоже пропала с радаров, удалив Веру из всех социальных сетей.
Николай Петрович, наоборот, стал звонить дочери почти каждый день. Он неуклюже спрашивал о внуках, о работе, об Артуре. В его голосе больше не было вины, а была тихая, робкая нежность. Он как будто заново учился быть отцом.
Вера и Артур, как и обещали, продолжали помогать. Они так же привозили продукты, оплачивали коммуналку, покупали отцу лекарства. Но теперь это была помощь, а не дань. Помощь, основанная на любви и заботе, а не на чувстве вины и страха.
Через полгода они, наконец, осуществили свою давнюю мечту — всей семьей поехали на море. Впервые за много лет. Вера сидела на теплом песке, смотрела, как ее дети с визгом плещутся в волнах, как Артур смеется, подбрасывая Танюшку в воздух, и чувствовала себя абсолютно счастливой.
Она больше не была «дойной коровой» или «неблагодарной дочерью». Она была просто Верой. Любимой женой, любящей матерью, женщиной, которая сумела отстоять свое право на счастье. Путь был трудным, но он того стоил. Она посмотрела на мужа, и он, поймав ее взгляд, улыбнулся ей. В этой улыбке было все: и поддержка, и любовь, и гордость. Их семья выстояла. И стала только крепче.
Судьба остальных героев сложилась закономерно. Тамара Ивановна, лишившись финансовой подпитки от старшей дочери, была вынуждена умерить свои аппетиты. Кредит за телевизор им с отцом все-таки пришлось выплачивать самим, из своей пенсии. Это научило их жить по средствам. Марина, поняв, что от родителей больше помощи не будет, а «добрые люди» имеют свойство исчезать, была вынуждена, наконец, найти постоянную работу. Отношения между сестрами так и не наладились, но Вера об этом не жалела. Иногда, чтобы спасти семью, приходится жертвовать ее частью.
А тетя Зина… Тетя Зина была счастлива. Она доказала, что знание истории помогает не только сдавать экзамены, но и выигрывать семейные войны. Ведь любая семья — это маленькое государство, со своими законами, интригами и битвами за власть. Главное — знать, на чьей стороне правда.
Интересно, а сколько семей живут по такому же сценарию, даже не подозревая, что из этого порочного круга есть выход?
От автора:
Искренне признательна вам за то, что прошли этот путь вместе с героями.
Напишите, как вы относитесь к их поступкам — каждое мнение мне дорого.
Я читаю все комментарии и ценю вашу обратную связь, а отметки «лайк» помогают двигаться дальше.