Сложно найти другого русского писателя, в жизни и творчестве которого такое большое место занимал чай, — Фёдор Достоевский обычно работал по ночам, наедине с рукописью и дымящимся самоваром. Он предпочитал крепчайший чёрный чай («почти как пиво») и пил его даже остывшим до самого утра. Один из героев романа «Записки из подполья» говорил: «Свету ли провалиться, или мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».
Как рассказывала вдова писателя Анна Григорьевна, Достоевский «был капризен насчёт чая», и потому заваривал его самостоятельно. Так она описывает способ заваривания чая «по-Достоевски»: «Заваривал чай, сначала споласкивал чайник горячею водой, клал 3 ложечки чаю (причем непременно требовал “свою” ложку, она так и называлась “папиной ложечкой”) и наливал лишь ⅓ чайника и закрывал салфеточкой; затем минуты через три дополнял чайник и тоже накрывал. Наливал чай лишь тогда, когда самовар переставал кипеть. Наливая себе чай, непременно смотрел на цвет чая, и ему случалось очень часто то добавлять чаю, то сливать в полоскательную чашку чай и добавлять кипятком; часто случалось, что унесет стакан в свой кабинет и опять вернется, чтоб долить или разбавить чай. Уверял: “Нальёшь чай, кажется хорош цветом, а принесёшь в кабинет, цвет не тот”. Клал два куска сахару». По словам корректора журнала «Гражданин», где Достоевский проработал несколько лет редактором, когда он читал описания чаепития, то сам так и тянулся к самовару.
«Всегда покупал на углу Владимирского и Невского закуски и гостинцы и непременно заезжал к Филиппову за калачом или за булкой к обеду, а иногда привозил детям баранков. Булку клал в карманы шубы, и иногда было очень трудно ее вытащить. Чай любил черный в 2 р. 40 и всегда его покупал у Орловского, против Гостиного Двора. Любил тульские пряники. <…> Любил пастилу белую, мед непременно покупал в посту, киевское варенье, шоколад (для детей), синий изюм, виноград, пастилу красную и белую палочками, мармелад и также желе из фруктов» — вспоминает Анна Григорьевна.
Будучи студентов инженерного училища в Санкт-Петербурге, Достоевский был настолько беден, что иногда денег не хватало даже на чай, «товар первой необходимости» — приходилось писать отцу в Тульскую губернию:
«…жизнь каждого воспитанника военно-учебных заведений требует по крайней мере 40 р. денег. (Я Вам пишу всё это потому, что я говорю с отцом моим.) В эту сумму я не включаю таких потребностей, как например: иметь чай, сахар и проч. Это и без того необходимо, и необходимо не из одного приличия, а из нужды. Когда вы мокнете в сырую погоду под дождем в полотняной палатке или в такую погоду, придя с ученья усталый, озябший, без чаю можно заболеть; что со мною случилось прошлого года на походе. Но все-таки я, уважая Вашу нужду, не буду пить чаю».
Романы Достоевского отчасти определили то, как мы представляем себе дореволюционную чайную культуру. По деталям чайного стола можно определить происхождение героев, их место в социальной иерархии, какие отношения связывают их между собой. Например, в романе «Бедные люди» описываются скромные чаепития главного героя Макара Девушкина, экономившего на всём, а в «Униженных и оскорблённых», напротив, — стол зажиточного горожанина, частного сыщика Маслобоева: «Хорошенький томпаковый самовар кипел на круглом столике, накрытом прекрасною и дорогою скатертью. Чайный прибор блистал хрусталём, серебром и фарфором. На другом столе, покрытом другого рода, но не менее богатой скатертью, стояли на тарелках конфеты, очень хорошие, варенья киевские, жидкие и сухие, мармелад, пастила, желе, французские варенья, апельсины, яблоки и трёх или четырёх сортов орехи, — одним словом, целая фруктовая лавка».
В «Нитке» мы создали японский чёрный чай «Сны Достоевского» с лепестками сакуры, ярким ароматом цветущей вишни и нотами гибискуса. Мы вдохновлялись «печальным очарованием вещей» — феноменом японской культуры, близким миросозерцанию писателя.