Был обычный субботний вечер. Я, Алина, наконец-то выдохнула после рабочей недели: дети у бабушки, муж Дмитрий задержался на работе, и я решила устроить себе небольшой отдых – чашка чая, любимый сериал и тишина.
Но не тут-то было.
В дверь резко постучали. Не звонок – именно стук, как будто ломом. Я вздрогнула, отложила чашку и пошла открывать.
– Кто там? – спросила я, ещё не догадываясь, что за порогом меня ждёт очередной семейный скандал.
– Открывай, это я! – раздался знакомый резкий голос.
Свекровь. Людмила Петровна.
Я глубоко вдохнула, стараясь сохранить спокойствие, и повернула ключ. Передо мной стояла она – в пальто, которое я терпеть не могла, с огромной сумкой в руках. Без предупреждения. Без звонка. Как всегда.
– Здравствуйте, – натянуто улыбнулась я. – Вы что-то хотели?
– Что значит «что-то»? – фыркнула свекровь, проходя мимо меня, как будто это её дом. – Я к сыну приехала. Где Дима?
– На работе, – ответила я, закрывая дверь. – Он сказал, что задержится.
– Опять? – Людмила Петровна бросила сумку на диван и окинула квартиру оценивающим взглядом. – И что это у тебя тут? Пол не вымыт, посуда в раковине… Ты вообще хозяйством занимаешься или только сериалы смотришь?
Я сжала кулаки. Каждый её визит – как проверка. Как экзамен, который я никогда не сдаю на «отлично».
– Людмила Петровна, – начала я, стараясь говорить ровно, – мы с Димой сами решаем, как нам жить. И если вам что-то не нравится – это ваши проблемы.
Она замерла, потом медленно повернулась ко мне. Глаза холодные, как лёд.
– Ах вот как? – прошипела она. – Ты ещё и грубить мне начала?
– Это не грубость, – я уже не могла сдерживаться. – Это факт. Вы приходите без предупреждения, указываете, как мне жить, а потом удивляетесь, почему я не в восторге.
– Это мой сын! – резко повысила голос свекровь. – И я имею право приходить, когда хочу!
– Нет, не имеете, – моё терпение лопнуло. – Это наша квартира. Наши правила. Вы не хотите, чтобы мы приезжали на дачу? Отлично. Тогда и вы не приезжайте к нам.
Тишина.
Людмила Петровна побледнела. Потом её лицо исказилось от злости.
– Ты… Ты ещё пожалеешь об этих словах, – прошипела она, хватаясь за сумку.
– Может быть. Но сегодня – дверь там.
Я открыла её и жестом показала на выход.
Свекровь вышла, не сказав больше ни слова. Я закрыла дверь, облокотилась на неё и закрыла глаза.
Война началась.
Я еще стояла у двери, прислушиваясь к затихающим шагам свекрови на лестничной площадке, когда в кармане зажужжал телефон.
— Алло? — голос дрожал, хотя я старалась взять себя в руки.
— Алина, это мама. Ты в порядке? — тревожный голос моей матери мгновенно выдал, что она уже в курсе происходящего.
— Как ты...
— Людмила только что названивала всем родственникам, — мама вздохнула. — Говорит, ты ее выгнала, хамила, чуть ли не била.
Я закатила глаза.
— Она сама пришла без предупреждения, начала указывать, как мне жить...
— Дочка, я тебя понимаю, — мама говорила тихо, — но ты же знаешь, как она умеет раздувать из мухи слона. Дмитрий в курсе?
Как будто по мановению волшебной палочки, в этот момент раздался звук ключа в замке.
— Он только что пришел. Позже перезвоню.
Я бросила телефон на диван и глубоко вдохнула. Дверь открылась, и на пороге появился Дмитрий — усталый, с помятым лицом после долгого рабочего дня.
— Привет, — он потянулся ко мне для поцелуя, но я машинально отстранилась.
— Твоя мама была здесь.
Он замер, потом медленно поставил сумку на пол.
— И что случилось?
— Что всегда! — голос сорвался на крик. — Пришла без предупреждения, начала указывать, как мне жить, критиковать уборку...
— Ну и что? — Дима снял куртку, слишком спокойно для моего состояния. — Она же просто зашла проведать.
— Проведать? — я засмеялась, но смех звучал истерично. — Она приходит, как на проверку! Каждый раз!
— Ты преувеличиваешь, — он прошел на кухню, открыл холодильник. — Мама просто беспокоится о нас.
Я последовала за ним, сжимая кулаки.
— Она не беспокоится, она контролирует! И знаешь что? Я ей сказала, что если она не хочет, чтобы мы приезжали на дачу, то и ей здесь не рады.
Дмитрий резко обернулся, бутылка с водой в его руке замерла на полпути ко рту.
— Ты что, серьезно?
— Абсолютно.
Он швырнул бутылку на стол.
— Ты вообще понимаешь, что натворила?
— Отлично понимаю! Наконец-то установила границы!
— Границы? — он засмеялся, но в его глазах не было веселья. — Ты просто нахамила моей матери!
— А она мне может хамить? — я встала напротив него, глядя прямо в глаза.
— Она старшее поколение, Алина!
— И что? Это дает ей право вести себя как последняя стерва?
Тишина.
Дмитрий побледнел.
— Ты переходишь все границы.
— Нет, это ваша семья не знает границ! — я уже кричала, не в силах сдержаться. — Ты даже не представляешь, что она сейчас творит! Звонит всем родственникам, поливает меня грязью!
Он достал телефон.
— Что ты делаешь?
— Звоню маме. Надо разобраться.
— О да, — я закатила глаза. — Конечно. Сначала она нажалуется тебе, потом ты мне устроите сцену...
Но он уже набрал номер.
— Мам? Что там у тебя с Алиной произошло?
Я видела, как его лицо меняется по мере того, как свекровь что-то рассказывала. Сначала недоумение, потом раздражение, наконец — гнев.
— Понял, — он бросил телефон на диван. — Ты назвала мою мать стервой?
— Она сама ведет себя как...
— Хватит! — он крикнул так, что я вздрогнула. — Ты извинишься перед ней!
— Ни за что!
— Тогда я не знаю, как мы дальше будем жить, — он резко повернулся и вышел из кухни.
Я осталась стоять посреди комнаты, сжимая край стола до побеления костяшек.
В соседней комнате хлопнула дверь спальни.
Война только начиналась.
Утро началось с гробового молчания. Дмитрий ушел на работу, даже не попрощавшись, хлопнув входной дверью так, что задрожали стекла в серванте. Я сидела за кухонным столом, сжимая в руках остывшую чашку кофе, когда зазвонил телефон.
— Алло? — мой голос звучал хрипло после вчерашних криков.
— Алина, это тетя Ира, — в трубке раздался взволнованный голос сестры свекрови. — Что у вас там происходит? Люда мне всю ночь звонила, рыдала, говорит, ты ее из дома выгнала!
Я закрыла глаза, чувствуя, как начинает болеть голова.
— Тетя Ира, она сама пришла без предупреждения...
— Дорогая, она же мать! — перебила меня тетя. — Она имеет право проведать сына когда захочет! А ты, между прочим, живешь в их квартире!
Я резко встала, опрокинув стул.
— В какой это "их" квартире? Мы с Димой сами ее покупали!
— Ну да, конечно, — тетя фыркнула. — На какие деньги? На твою зарплату библиотекаря? Это все Дима зарабатывает!
Мои пальцы так сильно сжали телефон, что хрустнул пластик.
— Вы все сговорились, да? — прошептала я. — Хорошо. Передайте Людмиле Петровне, что в субботу мы приедем на дачу. На нашу дачу.
— Ой, вряд ли, — яростно прошипела тетя. — Люда сказала, что больше вас туда не пустит. Дача оформлена на свекра!
Я медленно опустилась на стул. В ушах звенело.
— Мы вкладывали в нее деньги! Делали ремонт!
— Докажи, — бросила тетя и положила трубку.
Я сидела, уставившись в стену, когда телефон снова зазвонил. На этот раз — СМС от Дмитрия: "Вечером поговорим. Не звони мне".
Вечером Дима пришел поздно, явно выпивший. Он бросил ключи на тумбу и, даже не глядя в мою сторону, направился в ванную.
— Мы должны поговорить, — остановила я его.
Он обернулся, и в его глазах читалась усталость и раздражение.
— О чем? О том, как ты унизила мою мать? Или о том, что теперь вся моя родня считает меня подкаблучником?
— А меня они считают стервой! — выкрикнула я. — И знаешь что? Мне плевать! Но дача — это уже слишком. Твоя мать запрещает нам туда приезжать!
Дмитрий тяжело вздохнул и провел рукой по лицу.
— Дача оформлена на отца. Они имеют право...
— Мы три года вкладывались в нее! — перебила я. — Ты сам делал там ремонт! Я покупала мебель! Это наш второй дом!
— Тогда надо было оформлять документы, — холодно ответил он.
— Оформлять? — я засмеялась. — Это же семья! Кто мог подумать, что они вот так вот...
— Вот что? — он резко подошёл ко мне. — Используют против нас? А ты сама что сделала? Ты начала эту войну!
Я отшатнулась, как от удара.
— Я начала? Я просто защищала наш дом! Наше пространство!
— Путем оскорблений? — он покачал головой. — Знаешь что... Я поеду к родителям в выходные. Без тебя. Надо все уладить.
— То есть ты выбираешь их сторону? — голос мой дрожал.
— Я выбираю мир в семье! — крикнул он и хлопнул дверью спальни.
Я осталась стоять посреди гостиной, глядя на фотографию на стене — мы с Димой на той самой даче, смеемся, обнявшись. Всего год назад...
Телефон в кармане завибрировал. Новое сообщение от неизвестного номера: "Алина, это соседка по даче. Тут твоя свекровь велела сказать, чтобы ты даже не думала приезжать. Она уже сменила замки".
Я медленно опустилась на пол, чувствуя, как горячие слезы катятся по щекам. Это была уже не просто ссора — это была война. И я явно проигрывала первый раунд.
Я провела бессонную ночь, ворочаясь на диване, пока Дмитрий спал в спальне за закрытой дверью. Утро встретило меня холодным светом из окна и полной тишиной в квартире. Дима ушел рано, оставив только смс: "Уехал к родителям. Вернусь вечером".
Мой взгляд упал на коробку с документами, которую я достала ночью из шкафа. В ней лежали все чеки за ремонт дачи, распечатки банковских переводов, фотографии "до" и "после". Я перебирала бумаги дрожащими пальцами, когда раздался звонок.
— Алло, Алина? Это Ольга, — голос моей подруги-юриста звучал бодро, пока я не начала рассказывать о ситуации. — Так... Это серьезно. Можешь подъехать в офис через час?
Кабинет Ольги пахло кофе и дорогими духами. Она внимательно изучала документы, которые я принесла, иногда делая пометки в блокноте.
— По закону, если недвижимость оформлена на свекра, то формально они имеют право запрещать вам доступ, — начала Ольга, и мое сердце упало. — Но! — она подняла палец, — у нас есть несколько козырей.
Я выпрямилась в кресле.
— Во-первых, вот эти чеки на 750 тысяч за ремонт. Во-вторых, переписка, где свекр благодарит за помощь с дачей. Это доказывает, что вы вкладывали деньги, рассчитывая на совместное пользование.
— Значит, мы можем через суд...?
— Не торопись, — Ольга покачала головой. — Суды по таким делам тянутся годами. Но у меня есть другая идея.
Она достала чистый лист бумаги.
— Давай составим официальную претензию. Опись вложений, расчет компенсации. Отправим заказным письмом. Часто после этого родственники становятся сговорчивее.
Я кивнула, чувствуя, как появляется слабая надежда.
— А что с квартирой? — спросила я. — Тетя Ира сказала, что мы живем в "их" квартире.
Ольга ухмыльнулась.
— Проверила по базам. Квартира оформлена на тебя и Дмитрия в равных долях. Никаких прав у свекрови там нет. Можешь спокойно менять замки.
Я глубоко вздохнула — впервые за последние дни.
Вечером я сидела на кухне с папкой документов, когда вернулся Дмитрий. Он выглядел измотанным, его рубашка была помята.
— Ты где была? — спросил он, бросая ключи на стол.
— У юриста, — ответила я ровно, отодвигая в его сторону папку. — Вот что нам нужно сделать, чтобы вернуть дачу.
Дима раскрыл папку, его брови поползли вверх по мере чтения.
— Ты серьезно? Претензия? Ты хочешь судиться с моими родителями?!
— Я хочу вернуть то, что принадлежит нам по праву, — сказала я спокойно. — И кстати, наша квартира полностью наша. Твоя мать не имеет здесь никаких прав.
Он швырнул папку на стол.
— Ты совсем с ума сошла! Они же семья! Как ты можешь?!
— Семья не поступает так, как они! — голос мой дрожал, но я держалась. — Они украли у нас дачу! Ты действительно этого не видишь?
Дима схватился за голову.
— Мама сказала... она готова забыть все, если ты извинишься. Мы сможем приезжать на дачу, как раньше.
Я медленно встала, глядя ему прямо в глаза.
— Значит, по их мнению, это я должна извиняться? После всего, что они сделали?
— Алина, давай просто...
— Нет, Дима, — я покачала головой. — Я не буду извиняться. И завтра мы отправляем эту претензию. Решай — ты с ними или с нами. Со мной и детьми.
Его лицо исказилось от гнева.
— Ты не оставляешь мне выбора!
— Как раз оставляю, — прошептала я. — Впервые за все эти годы.
Он резко развернулся и вышел, хлопнув дверью. Через минуту я услышала, как завелась его машина.
Я осталась одна на кухне, передо мной лежала папка с документами и фотография нашей семьи на дачном крыльце. Слезы капали на пластиковую обложку, но впервые за долгое время я чувствовала не отчаяние, а решимость.
Завтра начиналась настоящая война. И я была готова.
Утро началось с телефонного звонка, который разорвал тишину как нож. Я взглянула на экран — "Мама". Вздохнув, я приняла вызов.
— Дочка, ты в порядке? — голос матери дрожал. — Мне только что звонила Людмила. Она... она сказала ужасные вещи.
Я села на кровать, сжимая телефон.
— Что именно?
— Что ты подала на них в суд, что хочешь отобрать дачу... — мама замолчала, затем добавила тише: — И что ты запрещаешь Диме с ними общаться.
Я зажмурилась. Вот как. Игра пошла по-крупному.
— Это неправда. Я просто отправила официальную претензию о возмещении наших вложений в дачу. И Дима сам решил уехать.
— Алина... — мама вздохнула. — Я знаю, ты права. Но вся их родня теперь против тебя. Тетя Ира звонила, говорит, ты разрушаешь семью.
Я встала и подошла к окну. На улице шел мелкий дождь, словно отражая мое состояние.
— Мам, а кто разрушил семью, когда они запретили нам приезжать на дачу, которую мы сами обустраивали? Когда свекровь приходила ко мне домой и устраивала разборки?
Тишина в трубке. Затем тяжелый вздох.
— Ты права. Просто... будь осторожна. Людмила не остановится.
Я только собиралась ответить, когда в дверь раздался резкий стук. Не звонок — именно стук, как тогда...
— Мам, мне надо идти. Кто-то пришел.
Я медленно подошла к двери, заглянула в глазок. На площадке стоял мужчина в строгом костюме с папкой в руках.
— Кто там? — спросила я через дверь.
— Сергей Ковалев, адвокат. Я представляю интересы Людмилы Петровны и Дмитрия Сергеевича, — его голос звучал холодно и официально. — Мне нужно вручить вам документы.
Мои колени вдруг стали ватными. Дмитрий... Он уже настолько?
Я открыла дверь, оставив цепочку. Мужчина протянул мне конверт через щель.
— Уведомление о расторжении брака и требования по разделу имущества, — сказал он. — Ваш муж просит передать, что вам лучше согласиться на его условия.
Я взяла конверт дрожащими руками. Бумага внутри казалась невероятно тяжелой.
— Какие... условия? — прошептала я.
— Квартира остается ему, как основному кормильцу. Вы получаете компенсацию в размере одной четвертой от стоимости. Дети остаются с вами, но без алиментов — в обмен на отказ от претензий на дачу.
Я засмеялась — этот смех звучал истерично даже в моих ушах.
— Он действительно думает, что я на это соглашусь?
Адвокат пожал плечами.
— Это его окончательное предложение. В противном случае будет суд, где мы представим доказательства вашего... неадекватного поведения, что может повлиять на решение о детях.
Он повернулся, чтобы уйти, но я резко закрыла дверь и бросилась к телефону. Мои пальцы дрожали, когда я набирала номер Ольги.
— Срочно, — прошептала я, когда она взяла трубку. — Дима подал на развод. И он угрожает забрать детей.
Через сорок минут я сидела в кабинете Ольги, пока она изучала документы. Ее лицо становилось все мрачнее.
— Грязно, — наконец сказала она. — Но предсказуемо. Они играют на том, что ты "нестабильна". — Ольга ткнула пальцем в один из листов. — Вот, свекровь написала заявление, что ты якобы бросалась на нее с кулаками.
— Это же ложь! — я вскочила со стула.
— Конечно. Но суды часто встают на сторону мужчин в таких делах. Особенно с поддержкой "свидетелей".
Ольга отложила бумаги и посмотрела на меня серьезно.
— Алина, теперь это война по всем фронтам. Нам нужно:
1. Собрать доказательства твоей адекватности — характеристики, справки от психолога.
2. Зафиксировать все их угрозы — купи диктофон.
3. Найти свидетелей их давления.
Я кивнула, чувствуя, как страх сменяется холодной решимостью.
— А дети... — голос мой дрогнул.
— Детей они не получат, — твердо сказала Ольга. — Но нужно действовать быстро. И, Алина...
Она замолчала, выбирая слова.
— Будь готова к тому, что твой муж... Теперь он твой противник. По-настоящему.
Я вышла из офиса под холодным осенним дождем. В кармане лежал диктофон, который одолжила Ольга. В голове — план действий. А в сердце — ледяная пустота на месте той любви, что была еще вчера.
Мой телефон завибрировал. Неизвестный номер. Я подняла трубку.
— Алло?
— Алина Сергеевна? — женский голос. — Это соседка снизу, Нина Ивановна. Я... я должна вам сказать. К вам только что приходили какие-то люди. Спрашивали, часто ли у вас бывают скандалы, пьете ли вы... Я ничего плохого не сказала! Но... будьте осторожны.
Я поблагодарила ее и опустила телефон. Дождь усиливался, капли стекали по моему лицу, смешиваясь со слезами.
Так вот как они играют. Хорошо. Теперь я знала правила.
Я достала телефон и набрала номер детского сада.
— Алло, это Алина Сергеевна, мама Маши и Ильи. Завтра за детьми придет только я. Никто больше. Даже муж. Особенно муж.
Я стояла у ворот детского сада за десять минут до окончания занятий. В кармане пальто лежал диктофон, включенный с момента выхода из дома. Руки дрожали, хотя я сжимала их в кулаки.
— Алина Сергеевна? — ко мне подошла заведующая, Наталья Петровна. — Можно вас на минутку?
Я кивнула и последовала за ней в кабинет. На столе лежала папка с именем моей дочери.
— Сегодня утром звонил ваш... точнее, уже бывший муж, — заведующая избегала моего взгляда. — Он просил разрешения забирать детей без вашего согласия. Говорил, что вы... — она замялась, — что у вас нервный срыв.
Я медленно выдохнула, чувствуя, как нарастает ярость.
— И что вы ответили?
— Что без вашего письменного разрешения мы не можем... Но он был очень настойчив. Угрожал жалобами.
Я открыла сумку и достала заверенную копию заявления в полицию, которое мы с Ольгой подали вчера вечером.
— Вот официальный документ. До решения суда дети остаются со мной. Если он попытается их забрать — сразу звоните мне и в полицию.
Заведующая внимательно изучила бумагу, затем кивнула.
— Хорошо. Мы предупредим воспитателей.
Дети выбежали ко мне, как всегда радостные. Маша что-то оживленно рассказывала про поделку, Илья дергал меня за руку, требуя мороженого. Их обычная беззаботность резанула по сердцу — они даже не подозревали, что происходит.
— Мам, а папа когда придет? — вдруг спросила Маша, пока мы ждали такси. — Он обещал мне новую куклу.
Я прикусила губу.
— Папа... сейчас очень занят. Но скоро обязательно увидится с тобой.
— А бабушка Люда сказала, что ты не пускаешь нас к папе, — продолжала дочь, и у меня похолодело внутри. — Она вчера звонила в садик, разговаривала с Татьяной Викторовной.
Так. Значит, они уже начали обрабатывать детей через воспитателей. Я наклонилась к Маше, стараясь говорить спокойно.
— Бабушка ошиблась. Просто сейчас у нас с папой... взрослые дела. Но мы оба вас очень любим.
Такси подъехало, и разговор прервался. Но я уже понимала — нужно срочно действовать.
Дома, уложив детей спать, я позвонила Ольге. Та выслушала меня, потом долго молчала.
— Это серьезнее, чем я думала, — наконец сказала она. — Они готовят почву, чтобы оспорить твою адекватность как матери. Нам нужно:
1. Завтра же пойти к детскому психологу — пусть даст заключение о состоянии детей и твоих с ними отношений.
2. Поговорить с воспитателями — зафиксировать факт звонка свекрови.
3. Подать ходатайство о запрете отцу и его родне приближаться к детям до суда.
Я записывала все ее рекомендации, когда в дверь раздался стук. Неожиданный, резкий. Я подошла к глазку — на площадке стоял Дмитрий. Без адвокатов, один. И выглядел он... странно. Бледный, с красными глазами.
— Алина, открой. Надо поговорить, — его голос звучал хрипло.
Я вспомнила совет Ольги — никаких контактов без свидетелей. Но диктофон в кармане был включен.
— Мы можем поговорить через дверь, — ответила я.
— Черт возьми, открой! — он ударил кулаком в дверь, и я отпрянула. — Я имею право видеть своих детей!
— Не в таком состоянии, — твердо сказала я. — Ты пьян.
За дверью наступила тишина. Потом раздался глухой стон, и что-то тяжелое рухнуло на пол. Через глазок я увидела, как Дима оседает на пол, прислонившись к стене.
— Они... они все испортили, — он говорил с трудом, слова путались. — Мама... эта чертова дача... Я не хотел этого...
Я стояла, прижав ладонь ко рту. Часть меня рвалась открыть дверь, другая — умнее — удерживала на месте.
— Дима, иди домой. Завтра, когда протрезвеешь, можешь прийти с адвокатом. Но детей ты сегодня не увидишь.
Он поднял на дверь мутный взгляд.
— Ты... ты все испортила. Если бы просто извинилась... Все могло быть по-другому...
Я выключила диктофон. Эти слова мне не нужно было записывать. Они навсегда врезались в память.
Через десять минут он ушел. Я наблюдала через окно, как он шатается к машине. Потом позвонила его лучшему другу — пусть убедится, что Дима не сядет за руль в таком состоянии.
Потом опустилась на пол в прихожей и наконец разрешила себе заплакать. Тихими, беззвучными слезами, чтобы не разбудить детей. Чтобы они не увидели, как рушится мир, который мы с их отцом строили столько лет.
Завтра будет новый день. Новая битва. Но сегодня... Сегодня я просто плакала.
Утро началось с телефонного звонка от неизвестного номера. Я уже привыкла к этому за последние дни. Рука автоматически потянулась к диктофону перед тем, как взять трубку.
— Алло?
— Алина? — мужской голос звучал неожиданно знакомо, но я не могла сразу понять, чей он. — Это Николай Сергеевич. Свекор.
Я замерла, сжимая телефон. За все годы брака мы с ним говорили от силы десяток раз — тихий, замкнутый мужчина, всегда остававшийся в тени своей властной жены.
— Что вам нужно? — спросила я холодно.
— Нам нужно встретиться. Без Людмилы. Без Димы, — он говорил тихо, но четко. — Я знаю, что происходит. И хочу помочь.
Я рассмеялась — этот смех прозвучал горько даже в моих ушах.
— Вы хотите помочь? После того как вы сменили замки на даче? После того как ваша жена натравила на меня всю родню?
— Я не знал, что она дойдет до детей, — в его голосе впервые прозвучали эмоции. — Встретьтесь со мной. В кафе на Ленина, в час дня. Я покажу вам кое-что важное.
Он повесил трубку, не дав мне ответить.
Кафе было полупустым в этот будний день. Я сидела за угловым столиком, нервно постукивая пальцами по столу, когда вошел Николай Сергеевич. Он выглядел постаревшим на десять лет — сгорбленные плечи, седая щетина.
— Спасибо, что пришли, — он опустился на стул напротив, оглядываясь по сторонам. Затем достал из внутреннего кармана конверт и положил его передо мной. — Это вам.
Я открыла конверт дрожащими пальцами. Внутри лежали:
1. Копия договора купли-дачи с пометкой о нашей с Димой оплате
2. Расписка свекра о получении от нас денег на ремонт
3. Фото дачи до и после нашего вложения средств
Я подняла на него глаза:
— Почему вы даете мне это сейчас?
Он потянулся к стакану с водой, и я заметила, как дрожат его руки.
— Потому что я больше не могу молчать. Людмила перешла все границы. Она... — он замолчал, подбирая слова, — она всегда контролировала Диму. А когда он женился на тебе... Ты была слишком самостоятельной. Она этого не простила.
Я перебирала документы, не веря своим глазам.
— Но почему именно сейчас? Почему не месяц назад?
Свекор наклонился вперед, его голос стал жестким:
— Потому что вчера я услышал, как она разговаривала с их адвокатом. Они планируют не только отобрать у тебя детей, но и добиться, чтобы тебя признали невменяемой. Чтобы закрыть в клинике.
У меня перехватило дыхание. В ушах зазвенело.
— Они... они не могут просто так...
— Могут, — перебил он. — У Людмилы есть связи в психдиспансере. Ее подруга — главврач. Они уже готовят документы.
Я отодвинула стул, чувствуя, как начинаю задыхаться. Николай Сергеевич неожиданно положил свою руку на мою — впервые за все годы знакомства.
— Я не позволю этому случиться. Я дам показания против них. Но тебе нужно действовать быстро.
— Почему вы вдруг... — я не могла поверить в эту перемену.
Его лицо исказилось гримасой боли:
— Потому что тридцать лет назад Людмила точно так же отобрала у меня сына. И я молчал. Больше не буду.
Вечером я сидела на кухне с Ольгой, разложив перед ней документы от свекра. Она просматривала их, время от времени издавая одобрительные звуки.
— Это золото, — наконец сказала она. — С такими доказательствами мы не только сохраним детей и квартиру, но и отсудим дачу. Но... — она посмотрела на меня пристально, — ты готова к тому, что это будет настоящая война? Людмила не сдастся просто так.
Я медленно кивнула, глядя на спящих детей в монитор радионяни.
— Я готова. Для них — на все сто.
Ольга улыбнулась и достала из портфеля толстую папку.
— Тогда начнем. Завтра подаем встречный иск:
1. О признании дачи совместной собственностью
2. О запрете свекрови приближаться к детям
3. О возмещении морального ущерба
Она замолчала, заметив мое выражение лица.
— Что-то не так?
— А Дима? — спросила я тихо. — Он ведь... Он все еще их отец.
Ольга вздохнула и положила руку на мою.
— Решать тебе. Но помни — он выбрал их сторону. Даже пьяный, он пришел не просить прощения, а требовать детей.
Я закрыла глаза, чувствуя, как последняя надежда на примирение угасает. Когда я снова открыла их, в них уже не было сомнений.
— Начинаем войну.
Зал суда напоминал мне поле боя. С одной стороны — я с Ольгой и неожиданно появившимся свекром. С другой — Дмитрий, Людмила Петровна и их дорогой адвокат в костюме за мою же зарплату за полгода. Между нами — судья с усталым лицом, который уже видел тысячи таких "семейных драм".
— Судья, мы настаиваем, что ответчица страдает психическим расстройством, — адвокат свекрови щелкнул пальцами, и его помощник начал раздавать какие-то бумаги. — Вот заключение врача-психиатра о ее неадекватном поведении.
Я сжала кулаки под столом. Ольга спокойно взяла документ, просмотрела и вдруг улыбнулась.
— Любопытно. Доктор Сидорова дает заключение, ни разу не видев мою подзащитную. — Она подняла лист бумаги. — Это подделка. И у нас есть подтверждение.
Судья нахмурился:
— Какое подтверждение?
— Свидетельские показания главного врача психдиспансера, — Ольга бросила взгляд на свекровь, — который подтвердит, что его заместитель Сидорова — подруга ответчика и действовала по ее просьбе.
Людмила Петровна резко встала:
— Это клевета!
— Садитесь! — рявкнул судья. — Продолжайте, представитель истца.
Ольга методично выкладывала на стол один документ за другим:
- Доказательства наших вложений в дачу
- Аудиозаписи угроз свекрови
- Показания воспитателя детсада о ее звонках
- Заключение детского психолога о нормальном состоянии детей
- И... самое главное.
— Судья, последний документ — заявление Николая Сергеевича, отца ответчика, — Ольга положила на стол лист с печатью нотариуса. — Он подтверждает, что все действия его жены — целенаправленная травля невестки с целью отобрать детей и квартиру.
В зале повисла гробовая тишина. Я видела, как Дмитрий медленно поворачивается к отцу с выражением немого ужаса на лице.
— Пап... что ты делаешь? — его голос дрожал.
Свекор поднялся, его руки тряслись, но голос звучал твердо:
— Я тридцать лет молчал, пока твоя мать ломала нам жизнь. Хватит. Эти дети — мои внуки. И они останутся с матерью.
Судья долго просматривал документы, потом снял очки и протер их.
— У меня есть решение.
Я закрыла глаза, чувствуя, как сердце готово вырваться из груди.
— На основании представленных доказательств постановляю:
1. Дети остаются с матерью
2. Бывший муж выплачивает алименты в двойном размере (как попытка лишить родительских прав)
3. Дача признается совместной собственностью и подлежит продаже с разделом средств
4. Запретить Людмиле Петровне приближаться к детям и невестке ближе чем на 500 метров
В зале раздался душераздирающий вопль. Свекровь бросилась к судье:
— Это заговор! Она всех купила! Мой же муж...
— Уведите ее, — устало сказал судья охраннику.
Я стояла, не веря своим ушам. Это... конец?
Дмитрий подошел ко мне, его лицо было серым.
— Алина... Я... — он протянул руку, но я отступила.
— Ты хотел отправить меня в психушку, — прошептала я. — Забрать детей. Это не прощается.
Он опустил руку, кивнул и пошел к выходу, не глядя на отца.
Месяц спустя я стояла перед зданием банка с чеком на половину стоимости проданной дачи. Дети играли рядом на лужайке. В кармане лежало заявление о новом месте работы — в другом городе.
Ко мне подошла Ольга:
— Ты уверена в своем решении?
Я посмотрела на смеющихся детей:
— Да. Им нужен новый старт. Без этой токсичной семьи.
Она кивнула и вдруг улыбнулась:
— Кстати, знаешь последние новости? Людмила Петровна подала на развод. Николай Сергеевич не простил ей историю с поддельной справкой.
Я покачала голову. Никто не выиграл в этой войне. Но по крайней мере, мы выжили.
— Мам, смотри! — Маша подбежала ко мне, размахивая одуванчиком. — Это цветик-светик! Загадай желание!
Я взяла цветок, зажмурилась и дунула. Белые парашютики разлетелись в разные стороны.
Я знала, что желание уже сбылось. Мы были свободны.