Я зашла в квартиру, сбрасывая мокрые ботинки в прихожей. Вечер пятницы, дождь за окном, а дома — тепло и пахнет жареной картошкой. Мама, как обычно, накрывала на стол, отец копался в телефоне.
— Алина, ну наконец-то! — мама обернулась, улыбаясь. — Мы тебя ждём, у нас новость!
Я села за стол, насторожившись. В их «радостных новостях» обычно скрывался подвох.
— Ну, говорите уже. Что случилось?
Отец отложил телефон, торжественно выпрямившись.
— Мы переоформили квартиру. Теперь она в собственности Игоря.
Тишина.
Я медленно поставила стакан, который только что взяла. В ушах зазвенело.
— Как… переоформили?
— Дарственная, дочка! — мама заулыбалась ещё шире. — Ну, ты же понимаешь, ему же мужчина, ему жильё важнее. Ты же девушка, выйдешь замуж, переедешь…
Я встала так резко, что стул грохнулся на пол.
— Вы что, совсем охренели?!
Отец нахмурился.
— Алина! Как ты разговариваешь?
— Как я разговариваю?! — голос сорвался на крик. — Вы только что отобрали у меня дом! Без предупреждения, без разговоров!
— Ничего мы не отбирали, — фыркнула мать. — Квартира наша, мы решаем, как ей распоряжаться.
— Я здесь живу! Я плачу за коммуналку, пока ваш сынок бухает с друзьями!
Из комнаты вышел Игорь — мой старший брат, 30 лет, безработный, вечно занятый «поиском себя». На лице у него была та противная ухмылка, от которой мне всегда хотелось дать ему по зубам.
— О, сестрёнка пришла! — он потянулся к моей тарелке, беря кусок хлеба. — Ну что, поздравляешь меня с новым жильём?
Я посмотрела на родителей.
— Вы серьёзно? Он? Он даже работать не может, а вы ему квартиру отдали?
— Алина, хватит! — отец ударил кулаком по столу. — Решение принято. Ты ещё здесь живёшь только потому, что мы разрешаем.
Тишина.
Я медленно повернулась, пошла в свою комнату. За спиной слышался смех Игоря:
— Чё, уходишь? Ну и вали тогда!
Дверь захлопнулась.
Через час я уже искала съемную комнату.
Я захлопнула дверь своей комнаты так, что с полки свалилась фарфоровая статуэтка - подарок бабушки на восемнадцатилетие. Осколки разлетелись по полу, но убирать их не было сил. Руки дрожали, в горле стоял ком.
Сев на кровать, я уставилась в шкаф. Как вообще можно собрать всю жизнь в чемоданы за один вечер? Мои книги, фотографии, памятные безделушки - все это вдруг стало чужим.
Раздался стук в дверь.
- Алина, открой! - это был мамин голос, но уже без прежней слащавости.
Я молчала. Стук повторился, настойчивее.
- Хватит дуться! Ты взрослый человек, веди себя соответственно!
Когда я не ответила снова, дверь распахнулась. На пороге стояли оба родителя. Отец нервно теребил ремень, мать скрестила руки на груди.
- Ты что, серьезно собралась уходить? - фыркнула мама. - Ну сколько можно драматизировать?
Я медленно подняла голову:
- Вы отдали мою комнату. Мое место в этом доме. Что я должна чувствовать?
- Твою комнату? - отец закатил глаза. - Ты что, платила за эту квартиру? Это наша собственность, мы решаем!
- Пап, я здесь выросла. Это мой дом.
- А Игорь здесь не вырос? - в голосе матери зазвучали нотки истерики. - Ему тридцать, а он все в съемных квартирах мыкается! Когда он семью заводить будет?
Я засмеялась. Этот смех звучал горько даже в моих ушах.
- Семью? Тот, кто последний раз работал три года назад? Кто ваши же деньги на ставки просаживает?
Лицо отца побагровело:
- Хватит! Ты всегда его унижала! Не смей говорить так о брате!
В дверях появился сам "братец". Игорь облокотился о косяк, жуя бутерброд. В его глазах читалось торжество.
- Ну что, сестренка, собираешься? - он нарочито медленно оглядел комнату. - Кстати, этот ноутбук мне пригодится. И телевизор тоже.
Я вскочила:
- Это мое! На свои деньги покупала!
- А теперь мое, - ухмыльнулся он. - В моей квартире - мои правила.
Мать почему-то забеспокоилась:
- Игорек, ну зачем ты так... Она же сестра...
- Мам, отстань, - огрызнулся он. - Ты же сама говорила - теперь это мое.
Я наблюдала, как меняется выражение ее лица. Впервые за вечер я увидела в ее глазах что-то похожее на сожаление. Но было уже поздно.
Доставая чемодан из-под кровати, я начала механически складывать вещи. Руки все еще дрожали. Самые необходимые вещи - документы, ноутбук, несколько комплектов одежды. Все остальное... Все остальное пришлось оставить.
Когда я застегивала чемодан, в комнату снова зашла мать. Она молча протянула конверт.
- Это что? - я не стала его брать.
- Немного денег... На первое время...
Я посмотрела на конверт, потом на нее. Впервые за всю жизнь я действительно внимательно разглядывала ее лицо - морщинки вокруг глаз, обвисшие щеки, накрашенные в спешке губы. Кто этот человек?
- Оставь себе, - я повернулась к двери. - Тебе они понадобятся, когда золотой мальчик все спустит.
В коридоре стоял Игорь. Он нарочито громко говорил по телефону:
- Да, братан, скоро вся хата будет наша! Будем жарить шашлыки на балконе, бухло рекой! Че? Сестра? Да пошла она...
Мы встретились взглядами. В его глазах не было ни капли стыда. Только злорадство.
Я вышла на лестничную площадку. Дверь захлопнулась за моей спиной. Внизу ждало такси.
Таксист, пожилой мужчина с усталым лицом, помог загрузить чемоданы.
- Девушка, вам куда? - спросил он.
Я задумалась. Куда? У меня не было ответа.
- На вокзал, пожалуйста, - сказала я наугад.
Машина тронулась. Я смотрела в окно на мелькающие огни родного города. Где-то там, в одной из освещенных окон, была моя комната. Вернее, уже не моя.
Телефон завибрировал в кармане. Сообщение от Игоря: "Клавиатуру забыла. Не забудь выписаться, а то коммуналку за тебя платить придется))"
Я выключила телефон.
Такси остановилось у серой пятиэтажки, которую в народе называли "Гостиница для своих". Бывшее общежитие, теперь сдаваемое по комнатам всем желающим. Дождь усилился, превратившись в настоящий ливень.
— С вас тысяча двести, — сказал таксист, оборачиваясь.
Я молча протянула деньги. Водитель взглянул на мои чемоданы, потом на обшарпанный подъезд.
— Девушка, может, куда получше адрес скажете? Тут не место для таких как вы.
— Для каких таких? — я резко открыла дверь. Холодные капли тут же обожгли лицо.
Подъезд встретил меня запахом плесени и вареной капусты. На стене красовалась надпись: "Лифт не работает. И не будет". Пришлось тащить чемоданы на пятый этаж пешком.
Комната № 512. Дверь открыла пожилая женщина в выцветшем халате. Хозяйка, Вера Степановна, осмотрела меня с ног до головы.
— Ну что, заходи, осматривайся. Без животных? Не пьешь? Мужиков не водишь?
— Нет, — прошептала я, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Комната оказалась крошечной — кровать, стол, шкаф и плитка на подоконнике. Обои отклеивались по углам. Из крана на кухне капала вода, наполняя тишину ритмичным стуком.
— Правила простые: после десяти — тишина, готовить только до восьми, гостей предупреждать за сутки. Ванная в конце коридора, туалет — напротив. Завтра внесешь первый месяц и залог.
Хозяйка вышла, хлопнув дверью. Я села на кровать, которая жалобно скрипнула подо мной. В кармане завибрировал телефон. Мама.
Я отвернулась к окну. За мокрым стеклом мерцали огни города. Где-то там была моя прежняя жизнь. Моя комната с книгами и плакатами. Моя семья...
Телефон зазвонил снова. На этот раз — Катя, моя лучшая подруга.
— Алло? — мой голос прозвучал хрипло.
— Ты где вообще?! — Катя кричала так, что я отодвинула телефон. — Твой брат только что в инстаграме выложил фото с твоей гитарой! Подписал "Наконец-то достанется мне". Что происходит?!
Я закрыла глаза. Гитара. Подарок от деда. Последнее, что он мне подарил перед смертью.
— Алина, ты меня слышишь? Где ты сейчас?
— В общаге, — прошептала я. — Родители отдали квартиру Игорю. Мне некуда было идти.
На другом конце провода повисла тишина. Потом раздался шум, будто Катя резко встала.
— Собирайся. Сейчас же. Еду за тобой.
— Нет, Кать, я...
— Адрес! Сейчас же!
Через сорок минут я сидела на Катиной кухне, закутавшись в ее плед. Она ставила передо мной кружку чая, лицо ее было искажено гневом.
— Да они вообще охренели! — она швырнула полотенце на стол. — Это же... это же вообще незаконно!
Я молча смотрела на пар от чая. В голове крутилась одна мысль: "Как же так вышло? Почему именно я?"
Катя села напротив, взяла мои руки в свои.
— Слушай, ты поживешь у меня, ладно? Пока не придумаем, что делать.
Я покачала головой:
— Нет, я не могу...
— Перестань! Ты мне как сестра. Или ты думаешь, я тебя в этой трущобе оставлю?
Ее телефон зазвонил. Катя взглянула на экран и закатила глаза.
— О боже, твоя мамаша. Уже пятую попытку звонит.
— Не бери, — попросила я.
Но Катя уже нажала кнопку:
— Здравствуйте, Лидия Петровна... Да, она здесь... Нет, вам с ней поговорить не дам... Да вы что, ей вообще не до разговоров!.. Вы понимаете, что сделали?!
Я видела, как краснеет Катя, как сжимаются ее кулаки. Потом она резко положила трубку.
— Они... они думают, что ты просто дуешься! Что это капризы! Твоя мать сказала... — Катя сделала глубокий вдох, — что ты должна вернуться и извиниться перед Игорем за свое поведение.
Я вдруг рассмеялась. Этот смех перешел в истерику, потом в рыдания. Катя обняла меня, гладя по спине, как ребенка.
— Все, все, выплачься...
Когда истерика прошла, я подняла опухшее лицо:
— Что мне делать, Кать?
Она посмотрела на меня серьезно:
— Во-первых, завтра идем к юристу. Во-вторых, забираем твои вещи. В-третьих... — ее глаза сверкнули, — в-третьих, мы сделаем так, чтобы твой брат-сволочь пожалел о каждом сказанном тебе слове.
В этот момент в дверь постучали. Катя нахмурилась, пошла открывать. Через секунду я услышала ее возмущенный голос:
— Вы вообще совесть потеряли?!
Я обернулась. В дверях стоял мой отец. Его лицо было усталым, в руках он держал мой рюкзак с вещами.
— Я... я привез твои вещи, — он сказал неуверенно. — То, что смог собрать. Игорь уже... ну, занял твою комнату.
Я встала, чувствуя, как дрожат колени:
— А гитара? Гитару деда ты тоже ему отдал?
Отец опустил глаза:
— Он сказал... что ты ей все равно не пользуешься...
Катя резко шагнула вперед:
— Вам вообще не стыдно?! Вы дочь на улицу выгнали, а теперь приползли с повинной?
Отец вдруг опустился на стул. Его руки дрожали.
— Я не знаю... как так вышло... — он прошептал. — Мы думали... мы хотели как лучше...
— Как лучше КОМУ?! — закричала я впервые за этот вечер. — Ему? Или себе? Чтобы ваш драгоценный сынок не ушел, как я сейчас ушла?
Отец поднял на меня глаза. Впервые за много лет я увидела в них слезы.
— Алина... прости...
Но было уже поздно. Слишком поздно. Я повернулась к окну, давая понять, что разговор окончен. Через минуту дверь закрылась. Отец ушел.
Катя молча подошла, положила руку мне на плечо.
— Завтра начинаем войну, — сказала она твердо. — Готовься.
Я кивнула, сжимая кулаки. Война так война.
Утро началось с сообщения от Игоря. Фотография моей бывшей комнаты: стены завешаны чужими куртками, на кровати валялись бутылки из-под пива, а мой письменный стол был заставлен пепельницами. Подпись: "Наконец-то по-мужски!"
Катя, увидев мое лицо, выхватила телефон у меня из рук.
— Ну всё, твари! — она уже набирала номер. — Сейчас мы им устроим...
Я остановила ее руку:
— Подожди. Сначала юрист. Потом будем действовать.
Адвокатский кабинет находился в центре города. Маленькая вывеска "Юридические услуги" на четвертом этаже старого здания. За столом сидела женщина лет сорока — короткая стрижка, строгий костюм, внимательный взгляд. На табличке: "Смирнова А.В."
— Садитесь, — она указала на стул. — Рассказывайте, в чем проблема.
Я начала с самого начала. Родители. Квартира. Брат. Дарственная. Когда я закончила, юрист медленно отложила ручку.
— Ситуация... нестандартная. Но не безнадежная. Ваши родители прописаны в этой квартире?
— Да, — кивнула я. — Все трое: я, мама и папа. Игорь прописался только в прошлом году.
— Отлично, — в голосе юриста появились нотки интереса. — По закону, дарение может быть оспорено, если в результате сделки даритель остался без жилья или существенно ухудшил свои условия. Ваши родители по-прежнему прописаны там?
— Да, но...
— Но они фактически там не живут?
Я покачала головой:
— Нет, живут. Но Игорь...
Юрист улыбнулась:
— Тогда у нас есть шанс. Но мне понадобятся доказательства. Фото, видео, свидетельские показания о том, что условия жизни родителей ухудшились после дарения.
Катя вдруг оживилась:
— А если он их выгоняет? Это же уголовка!
— Именно, — кивнула юрист. — Статья 330 УК РФ. Самоуправство. Если он действительно выгоняет их из квартиры, это серьезный аргумент в нашу пользу.
Мы вышли из кабинета с целым списком того, что нужно было сделать. Первое — собрать доказательства. Второе — поговорить с родителями. Третье...
Мой телефон зазвонил. Незнакомый номер.
— Алло?
— Это Тарасов Игорь ваш брат? — мужской голос звучал раздраженно. — Он у вас квартиру сдает?
Я замерла:
— Что? Нет, квартира...
— Да он тут объявление повесил! "Сдается комната в трехкомнатной квартире, дешево, для веселых компаний". Мы уже внесли задаток, а там бабка какая-то орёт, что ничего не сдает!
Катя, видя мое выражение лица, выхватила телефон:
— Кто это? Где вы нашли объявление?
Оказалось, Игорь разместил объявление о сдаче моей бывшей комнаты на Avito. И уже взял деньги с трех человек.
— Он что, совсем спятил?! — Катя схватила меня за руку. — Поехали. Сейчас. Это же наш шанс!
Такси мчалось по знакомым улицам. Мое сердце бешено колотилось. Что я увижу? Кто эти люди? Что сделал Игорь?
Когда мы подъехали, у подъезда уже толпились двое парней. Они курили, громко ругаясь.
— Вы к Игорю? — спросила я, выходя из машины.
— Да вы кто вообще? — один из них бросил окурок. — Он нам комнату сдал, а тут бабка в халате орет, что мы понаехали!
Лифт поднимался мучительно медленно. Когда дверь открылась, мы услышали музыку и смех. Дверь в квартиру была распахнута.
Картина, которая предстала перед нами, заставила меня остолбенеть. В гостиной сидели пять незнакомых парней с бутылками пива. На моем бывшем диване полулежала какая-то девушка. В воздухе стоял густой запах табака и чего-то еще...
Игорь, увидев меня, медленно поднялся со стула. На лице — наглая ухмылка.
— Ну наконец-то! Сестренка пришла за вещами? — он обнял за плечи одного из парней. — Это мои новые соседи! Правда, классно?
Я не успела ответить. Из кухни вышла мама. В растрепанном халате, с красными глазами. Увидев меня, она замерла.
— Алина... — ее голос дрожал. — Ты... ты зачем пришла?
— Она пришла посмотреть, как вы живёте, — резко сказала Катя. — И, кажется, ей повезло — как раз вовремя.
Игорь фыркнул:
— Да заткнись ты! Кто тебя вообще звал? Мам, скажи им, чтобы валили!
Но мама молчала. Она смотрела на меня, и в ее глазах читалось что-то новое — стыд? Раскаяние? Страх?
В этот момент из моей бывшей комнаты вышел один из "квартирантов". В руках он держал мою старую фоторамку — фото с выпускного.
— Игорь, а это куда девать? — он потряс рамкой.
Я не выдержала. Шагнула вперед и вырвала фото из его рук.
— Это моё! Всё здесь — моё! — мой голос сорвался на крик. — Вы все здесь живёте в моих вещах, в моей комнате!
В квартире воцарилась тишина. Даже музыка почему-то стихла. Игорь медленно подошел ко мне.
— Ты ошибаешься, — он сказал тихо, но так, чтобы слышали все. — Это моя квартира. Мои вещи. И если ты сейчас же не уберешься отсюда, я вызову полицию. За незаконное проникновение.
Катя резко достала телефон:
— Давай, вызывай! Как раз посмотрим, что они скажут про твоих "квартирантов" и их "веселые компании"!
Мама вдруг зашевелилась:
— Дети, не надо... Игорек, может, хватит...
Но Игорь уже набирал номер. Я посмотрела на мать — впервые за долгое время — и увидела в ее глазах страх. Настоящий, животный страх перед собственным сыном.
В этот момент я поняла: война только начинается. И теперь у меня есть оружие — закон. И доказательства.
— Хорошо, — я сказала спокойно. — Мы уходим. Но запомни, Игорь: это не конец. Это только начало.
Когда дверь закрылась за нами, Катя выдохнула:
— Ну что, сфоткали всё?
Я кивнула, доставая телефон. Десяток фотографий. Видео. А главное — свидетельские показания тех самых "квартирантов", которые теперь точно не будут на стороне Игоря.
— Завтра идем к юристу, — сказала я. — У меня есть чувство, что скоро мой дорогой братец пожалеет о каждом своем шаге.
Мы вышли на улицу. Дождь закончился, но воздух был по-прежнему влажным. Где-то там, за стенами дома, остались моя прежняя жизнь, мои вещи, моя семья...
Но теперь у меня появилось что-то новое — цель. И я не остановлюсь, пока не верну то, что по праву принадлежит мне.
На следующий день мы с Катей снова сидели в кабинете юриста. На этот раз я принесла полную папку доказательств: фотографии вечеринки, скриншоты объявлений Игоря о сдаче комнаты, даже аудиозапись разговора с теми парнями, которые внесли ему задаток.
Юрист Смирнова внимательно изучала материалы, изредка делая пометки в блокноте. Ее лицо оставалось невозмутимым, но я заметила, как брови медленно поползли вверх, когда она увидела фото моей бывшей комнаты с разбросанными бутылками и чужими вещами.
— Интересно... — она наконец отложила последний лист. — Очень интересно. Ваш брат, похоже, сам роет себе яму.
Катя нетерпеливо ерзала на стуле:
— Значит, можно отменить дарственную?
— Не так быстро, — юрист покачала головой. — Но у нас появились серьезные козыри. Во-первых, он использует жилье не по назначению — сдает комнаты, устраивает вечеринки. Во-вторых... — она ткнула пальцем в фото, где была видна мама в измятом халате, — условия жизни ваших родителей явно ухудшились. Это ключевой момент.
Я перевела дух:
— Что нам делать теперь?
— Первое — официальное обращение в полицию по факту самоуправства. Он не имеет права сдавать комнату в квартире, где прописаны другие люди. Второе — иск в суд о признании дарственной недействительной. И третье... — она сделала паузу, — вам нужно поговорить с родителями. Их показания будут решающими.
Я сжала кулаки. Разговор с родителями... Самое сложное.
Когда мы вышли из кабинета, Катя вдруг схватила меня за руку:
— Смотри! — она указала на телефон. — Твой брат снова отличился!
На странице Игоря в соцсети красовалось новое фото: он с гордым видом держал ключи от машины. Подпись: "Наконец-то осуществил мечту! Спасибо родным за подарок!"
Мое сердце упало. Это была папина машина. Старый, но надежный внедорожник, на котором он ездил на рыбалку каждые выходные.
— Они совсем с ума сошли... — прошептала я.
Катя уже набирала номер:
— Алло, полиция? Я хочу сообщить о мошенничестве...
Через два часа мы сидели в отделении полиции. Офицер лет сорока с усталыми глазами медленно записывал мое заявление.
— Так... Значит, ваш брат, по вашему мнению, незаконно завладел имуществом семьи?
— Не по моему мнению, — я положила на стол распечатку дарственной. — Вот документы. Родители переоформили на него квартиру, теперь он выгнал меня, сдает комнату незнакомцам, а сегодня вот... — я показала фото с машиной.
Полицейский вздохнул:
— Семейные разборки... Ладно, мы проведем проверку. Но вам нужно будет предоставить показания родителей.
— А если они откажутся? — спросила Катя.
— Тогда дело усложнится, — честно ответил он. — Без их слов это будет ваше слово против его.
Когда мы вышли из отделения, начало смеркаться. Я вдруг почувствовала страшную усталость. Всего несколько дней назад у меня была нормальная жизнь, семья, дом... А теперь я подаю заявление на собственного брата.
— Ты в порядке? — Катя обняла меня за плечи.
Я покачала головой:
— Мне нужно поговорить с ними. Лично.
Катя хотела возражать, но увидев мое лицо, просто кивнула:
— Хорошо. Но я еду с тобой.
Мы молча ехали в такси. Я смотрела на знакомые улицы, по которым мы с папой когда-то катались на той самой машине, что теперь "подарили" Игорю. Как же все изменилось...
Когда мы подъехали к дому, в квартире горел свет. Я глубоко вздохнула и нажала кнопку звонка. Раздались шаги, щелчок замка...
Дверь открыл отец. За несколько дней он постарел на годы: осунувшееся лицо, седина на висках, которых раньше не было.
— Алина... — его голос дрогнул. — Я... мы не ожидали...
Из глубины квартиры раздался мамин крик:
— Кто там?!
Затем она появилась в коридоре. Увидев меня, мама замерла, потом вдруг бросилась вперед:
— Доченька! — она попыталась обнять меня, но я отступила.
— Я пришла поговорить, — сказала я ровно. — Нам нужно обсудить ситуацию.
В гостиной пахло едой и каким-то дешевым одеколоном. На столе стояли пивные бутылки. Моя бывшая комната была закрыта, но из-за двери доносился храп.
— Игорь спит, — поспешно сказала мама. — Он... устал.
— От чего? — холодно спросила Катя. — От вождения подаренной машины?
Родители переглянулись. Отец опустил голову:
— Мы... мы думали, это поможет ему встать на ноги.
Я села напротив них, глядя прямо в глаза:
— Помогло? Вы видите, как он "встает на ноги"? Выгнал меня, превратил квартиру в хостел, вашу машину...
— Он обещал исправиться! — вдруг вскрикнула мама. — Он сказал, что найдет работу, что...
— Врете, — тихо сказала я. — Вы просто боитесь его. Как и я боялась все эти годы.
В комнате повисла тягостная тишина. Отец нервно теребил край скатерти.
— Что... что ты хочешь? — наконец спросил он.
Я достала документы из сумки:
— Я подала заявление в полицию. И готовлю иск в суд. Но мне нужны ваши показания.
Родители снова переглянулись. В их глазах читался страх. Но что-то еще... Стыд? Раскаяние?
— Мы... — начала мама, но в этот момент дверь в мою бывшую комнату распахнулась.
На пороге стоял Игорь. В одних трусах, с мутными глазами. Увидев меня, он скривился в ухмылке:
— Ну вот, семейный совет без меня собрали? — он шагнул вперед, и от него пахло перегаром. — О чем болтаем, а?
Я не отводила взгляда:
— О том, что ты украл у меня дом. Украл у родителей машину. И скоро за все это ответишь.
Его лицо исказилось злобой. Он сделал шаг ко мне, но Катя резко встала между нами:
— Тронешь ее — завтра же сядешь за нанесение побоев. У меня уже все записывается, — она показала на телефон.
Игорь замер. Впервые за все время я увидела в его глазах не злорадство, а страх. Настоящий страх.
— Вам всем... вам всем крышка, — он пробормотал, но уже отступал к своей комнате. — Я вас... я вас всех...
Дверь захлопнулась. Я повернулась к родителям:
— Решайте. Или вы со мной... или с ним. Но помните — он вас уже оставил без жилья. Без машины. Что дальше?
Отец вдруг поднял голову. В его глазах появилась решимость, которой я не видела годами:
— Я... я пойду с тобой в полицию.
Мама ахнула:
— Саша! Как ты...
— Хватит, Лида! — он резко встал. — Ты видела, во что превратился наш сын? Видела, во что превратилась наша жизнь?
Я впервые за много лет увидела, как мой отец проявляет характер. Мама закрыла лицо руками, но кивнула.
— Завтра в десять утра у участка, — сказала я, вставая. — Приходите. Если хотите вернуть хоть что-то из своей жизни.
Когда мы вышли на улицу, Катя тяжело выдохнула:
— Ну что, похоже, у нас появились союзники.
Я посмотрела на освещенные окна своей бывшей квартиры. Впервые за эти дни у меня появилось странное чувство... Надежда?
— Завтра начинается война, — прошептала я. — И на этот раз я не отступлю.
Утро началось с телефонного звонка. На экране светилось "Мама". Я перевела взгляд на часы — 7:23. Слишком рано для обычного звонка.
— Алло? — голос мой был хриплым от недосыпа.
— Алина... — в трубке слышались всхлипы. — Он... он нас выгоняет!
Я мгновенно проснулась:
— Кто? Что случилось?
— Игорь! — мама говорила прерывисто, словно задыхалась. — Он пришел ночью пьяный, начал орать... Говорит, чтобы мы съезжали... Что ему тут с девушкой жить нужно...
Я услышала на заднем плане голос отца:
— Отдай трубку!
Шум, затем его хриплый голос:
— Дочка, он совсем с катушек слетел. Грозил, что если мы не съедем до вечера, наши вещи выбросит на помойку.
Катя, услышав обрывки разговора, уже кивала, собирая вещи. Я сжала телефон:
— Сейчас едем. Не открывайте ему дверь.
Дорога заняла двадцать минут. В голове стучало: "Наконец-то. Наконец-то они увидели его настоящего".
Лифт поднимался мучительно медленно. Когда дверь открылась, мы услышали крики за дверью квартиры.
— Я сказал — ВОН! — ревел Игорь. — Хватит тут паразитировать!
Мы с Катей переглянулись. Она достала телефон, включив запись. Я глубоко вдохнула и нажала звонок.
Дверь открыла мама — растрепанная, в помятом халате, с красными от слез глазами. За ней маячила фигура отца — он стоял, сжимая в руках ремень, как когда-то в моем детстве, когда собирался меня отшлепать. Только теперь его руки дрожали.
Игорь развернулся к нам. Его лицо было красным от ярости, в глазах — мутное безумие. Рядом с ним стояла какая-то девушка с ярким макияжем, жующая жвачку.
— О, семейный сбор! — Игорь истерично засмеялся. — Предатели все в сборе!
Я шагнула вперед:
— Что происходит?
— А то, что эти старики тут мешаются! — он махнул рукой в сторону родителей. — Я же квартиру получил, значит, решаю кто тут живет!
Девушка хихикнула. Мама всхлипнула. Отец сделал шаг вперед:
— Мы тебя растили... Всю жизнь на тебя работали...
— И правильно делали! — перебил Игорь. — Родительский долг! А теперь — валите. Вон у вас дочка есть, пусть вас содержит.
Я посмотрела на родителей. Впервые за много лет они выглядели не как мои грозные воспитатели, а как беспомощные старики. Мамин халат был заляпан чем-то, отец стоял, ссутулившись. И вдруг я поняла — они боятся. Боятся своего же сына.
— Хорошо, — сказала я неожиданно спокойно. — Мы уходим.
Игорь ухмыльнулся:
— Ну наконец-то дошло!
— Но сначала, — я достала из сумки папку, — вот документы на подачу иска в суд. О признании дарственной недействительной.
Его ухмылка сползла.
— А это, — я показала вторую папку, — заявление в полицию о самоуправстве. Ты же знаешь, что не имеешь права выгонять прописанных здесь людей?
Девушка Игоря вдруг перестала жевать. Он сам побледнел:
— Ты... ты ничего не докажешь!
— О, еще как докажу, — я кивнула на телефон Кати. — У нас уже есть запись твоих сегодняшних угроз. И свидетель — твоя новая подруга.
Девушка резко отпрянула:
— Я тут ни при чем! Я вообще впервые его вижу!
Игорь ошалело смотрел то на меня, то на родителей. Отец вдруг выпрямился:
— Я... я пойду с тобой в полицию. И в суд. Хватит.
Мама заплакала громче, но кивнула:
— Мы... мы ошиблись... Прости, дочка...
Игорь стоял, как пойманный зверь. Я видела, как в его глазах мелькает паника. Он вдруг рванулся вперед, выхватывая у меня папки.
— Не получишь! Ничего не получишь!
Катя резко встала между нами. В этот момент дверь лифта открылась, и на площадку вышли два полицейских.
— Кто здесь Тарасов Игорь Сергеевич?
Игорь замер. Его руки с папками опустились.
— Это... это я...
— Пройдемте с нами для дачи показаний. Поступило заявление о мошенничестве при сдаче жилья в аренду.
Я удивленно посмотрела на Катю. Она шепнула:
— Я позвонила по дороге. Те самые парни, что дали ему задаток, написали заявление.
Игоря увели. Его девушка исчезла еще раньше. Мы остались в квартире вчетвером — я, Катя и мои родители, которые вдруг выглядели на девяносто лет.
Мама первая нарушила тишину:
— Алина... мы... — ее голос сорвался.
Я подошла к окну. За ним был тот же вид, что и много лет назад. Только теперь я понимала — ничего уже не будет по-прежнему.
— Собирайте вещи, — сказала я, не оборачиваясь. — Пока его нет, заберите документы, самое ценное. Вы можете пожить у Кати, пока не разберемся с судом.
Отец тяжело опустился на стул:
— Дочка... как же мы до такого...
Я наконец обернулась. Впервые за много лет я увидела в их глазах не упрек, не раздражение — боль и стыд.
— Поздно, пап, — прошептала я. — Но исправить еще кое-что можно.
Катя молча взяла маму за руку, повела собирать вещи. Я осталась с отцом лицом к лицу.
— Машину... — он кашлянул. — Машину он уже продал. Вчера. Деньги пропил.
Я кивнула. Ничего удивительного.
— Главное сейчас — квартиру. И... — я посмотрела на дверь своей бывшей комнаты, — нашу семью. Что от нее осталось.
Отец заплакал. Впервые в жизни я видела, как мой строгий, всегда уверенный отец плачет.
Когда мы выходили из квартиры с сумками, соседка из напротив выглянула в коридор.
— О, Тарасовы! — она злорадно улыбнулась. — Наконец-то ваш буян получил по заслугам?
Я хотела что-то ответить, но отец вдруг выпрямился:
— Марья Ивановна, идите-ка вы... — он сказал то, чего я никогда от него не слышала.
Дверь соседки захлопнулась. Мы поехали к Кате. Впереди были полиция, суд, долгие разбирательства...
Но главное — я наконец увидела в глазах родителей то, чего ждала годами. Осознание. Раскаяние. Может быть, даже любовь.
И это стоило всех перенесенных унижений. Почти.
Зал суда напоминал мне школьный актовый зал — высокие окна, потёртые скамьи, запах древесины и пыли. Только вместо детских утренников здесь решались человеческие судьбы. Я сидела между Катей и родителями, сжимая в руках папку с документами. Напротив, за отдельным столом, мрачнел Игорь со своим адвокатом — молодым парнем в недорогом костюме, который постоянно поглядывал на часы.
— Дело номер 2-4786 по иску Тарасовой Алины Сергеевны к Тарасову Игорю Сергеевичу о признании дарственной недействительной, — объявил секретарь.
Судья — женщина лет пятидесяти с жёстким взглядом — просматривала документы. Когда она подняла голову, в зале стало тихо.
— Истец, изложите суть требований.
Я встала, чувствуя, как дрожат колени.
— Ваша честь, мои родители оформили дарственную на квартиру на моего брата, лишив меня не только жилья, но и себя — законных прав на жилплощадь. При этом...
— Она врет! — крикнул Игорь, вскочив. Его адвокат потянул его за рукав.
— Ответчик, у вас будет слово, — строго сказала судья. — Продолжайте.
Я разложила на столе фотографии: родители в заляпанном халате, разгромленная комната, бутылки в гостиной. Затем показала скриншоты объявлений о сдаче жилья.
— После оформления дарственной условия жизни моих родителей резко ухудшились. Брат начал сдавать комнаты посторонним, устраивать пьяные вечеринки. А затем... — я сделала паузу, — попытался выгнать их из собственной квартиры.
Судья внимательно рассматривала материалы. Затем повернулась к родителям:
— Вы подтверждаете слова дочери?
Отец тяжело поднялся. Его руки дрожали.
— Да... Мы... мы совершили ошибку. Думали, помогаем сыну... — его голос сорвался. — А он... он выгнал нас же.
Мама заплакала. Я никогда не видела её такой беспомощной.
Судья сделала пометку, затем дала слово Игорю. Он вскочил, как ошпаренный:
— Это всё враньё! Они сами решили квартиру мне отдать! Я имею право распоряжаться своим имуществом как хочу!
— Ваше имущество? — перебила судья. — Вы работаете, господин Тарасов?
Игорь замялся:
— Я... я ищу себя...
— То есть не работаете. А на какие средства живете?
— Родители помогают... — он пробормотал.
В зале раздался смешок. Даже его адвокат вздохнул.
Судья изучила документы о прописке, затем заслушала участкового, который подтвердил жалобы соседей на шум и пьяные дебоши. Когда слово дали Кате как свидетельнице, она чётко описала, как Игорь угрожал родителям.
— У меня есть аудиозапись его угроз, — добавила Катя, положив на стол диктофон.
Игорь побледнел. Его адвокат что-то быстро записывал, но по выражению лица было ясно — он понимает безнадёжность ситуации.
Последним выступал юрист Смирнова. Её речь была краткой и убийственной:
— Согласно статье 578 ГК РФ, дарение может быть отменено, если обращение одаряемого с подаренной вещью создаёт угрозу её утраты. В данном случае ответчик не только ухудшил жилищные условия дарителей, но и предпринимал попытки незаконного лишения их жилья. Кроме того...
Она положила перед судьёй ещё одну бумагу.
— Это справка из наркологического диспансера. Господин Тарасов состоит на учёте с диагнозом "алкогольная зависимость".
В зале ахнули. Даже я не знала об этом. Родители переглянулись в ужасе — видимо, для них это тоже было новостью.
Игорь вскочил, опрокидывая стул:
— Это подделка! Они все против меня!
Судья удалилась в совещательную комнату. В ожидании мы сидели молча. Игорь что-то яростно шептал своему адвокату, тот только качал головой. Родители не поднимали глаз. Катя сжимала мою руку.
Когда судья вернулась, в зале стало так тихо, что было слышно, как за окном каркает ворона.
— Решением суда иск удовлетворён, — чётко произнесла судья. — Дарственная на квартиру по адресу... признана недействительной. Право собственности восстанавливается за прежними владельцами.
Мама разрыдалась. Отец закрыл лицо руками. Игорь что-то кричал, но его быстро вывели из зала.
Когда мы вышли из здания суда, нас ждал сюрприз — на ступеньках стоял Игорь. Только теперь в его глазах не было злорадства — одна животная злоба.
— Довольны? — он плюнул к нашим ногам. — Квартиру отобрали? Ну ничего... Я на вас ещё управу найду!
Он повернулся к родителям:
— А вы... вы мне больше не мать и не отец. Предатели.
И ушёл, оставив нас стоять под моросящим дождём. Мама снова заплакала. Отец обнял её за плечи.
— Всё, — прошептал он. — Теперь всё кончено.
Но я знала — это только начало. Квартиру мы вернули. Но как вернуть семью, которую годами разрушал алкоголизм, эгоизм и слепая родительская любовь?
Катя молча взяла меня под руку. Мы пошли к машине. Впереди было ещё много работы — выписывать Игоря из квартиры, менять замки, приводить жильё в порядок...
Но главное — я наконец могла вернуться домой. В свой дом. В свою жизнь.
Дождь стучал по крыше такси, пока мы ехали к квартире. Я держала в руках судебное решение — хрустящий лист, который вернул мне дом. Родители сидели молча, отец сжимал в руках связку новых замков. Катя переписывалась с кем-то, время от времени показывая мне сообщения — соседи писали, что Игорь с утра выносил из квартиры какие-то коробки.
Когда машина остановилась у знакомого подъезда, у меня перехватило дыхание. Всего месяц назад я уезжала отсюда с разбитым сердцем. Теперь возвращалась победительницей — но какой ценой?
Мы медленно поднялись на лифте. На площадке пахло краской и чужой жизнью. Я протянула руку с ключами, но дверь оказалась незапертой.
В прихожей царил хаос. На полу валялись пустые бутылки, окурки, обрывки одежды. Стены были испачканы, в воздухе висел тяжёлый запах табака и чего-то ещё. Мама ахнула, увидев свою любимую вазу — подарок бабушки — разбитую вдребезги.
— Господи... — прошептал отец, обводя взглядом разгром.
Я прошла в свою бывшую комнату. Точнее, в то, что от неё осталось. Стены с вырванными плакатами, сломанная кровать, на полу — мои старые фотографии с оторванными лицами. Игорь постарался на славу.
Катя осторожно взяла меня за плечо:
— Ничего... Всё восстановим.
Мы начали уборку. Молча, не сговариваясь. Отец пошёл менять замки, мама — оттирать кухню. Я собирала осколки своей прежней жизни, складывая уцелевшие вещи в коробку.
Через три часа квартира стала хоть немного напоминать дом. Мы сидели на вычищенном диване, пили чай из уцелевших кружек. Вдруг раздался звонок в дверь.
— Не открывайте! — резко сказала мама. — Это может быть он...
Но в глазке я увидела соседку, Марью Ивановну. Она протянула конверт.
— Это вам. Игорь оставил у меня вчера. Сказал передать, когда вы вернётесь.
В конверте оказался ключ от машины и записка: "Забирайте своё барахло. Вам же нужнее".
Я рассмеялась. Даже проиграв, он не мог просто извиниться. Нужно было ещё раз пнуть.
Вечером, когда Катя ушла, а родители устроились на ночь в своей комнате (Игорь, конечно, вынес их матрасы), я сидела на подоконнике в своей — снова своей! — комнате и смотрела на городские огни. Телефон вибрировал — сообщение от неизвестного номера: "Ты рада? Наслаждайся. Это ещё не конец".
Я удалила SMS. Потом заблокировала номер. Потом выключила телефон.
За дверью слышались голос родителей — они о чём-то тихо спорили. Потом мама заплакала. Потом наступила тишина.
Я обняла колени. Квартира была моей снова. Но что-то внутри сломалось навсегда. Вера в справедливость? Любовь к родителям? Или просто иллюзия, что семья — это навсегда?
На столе лежала единственная уцелевшая фотография — мы вчетвером на мои десять лет. Все улыбаются. Даже Игорь. Тогда я ещё верила, что он меня любит. Что родители всегда будут на моей стороне. Что дом — это безопасность.
Я перевернула снимок лицом вниз. Завтра предстояло ехать за новыми замками, матрасами, посудой. Выписывать Игоря из квартиры через суд. Менять номера телефонов.
Возвращаться к жизни, в которой уже никогда не будет прежней наивности. Но зато будет правда. Горькая, колючая, но своя.
Я повернула ключ в двери своей комнаты. Впервые за много лет — повернула и услышала щелчок замка. Моего замка. Моего выбора.
За окном шёл дождь. Где-то там бродил мой брат, злой и обиженный на весь мир. Где-то в соседней комнате плакали мои родители, осознавая свою вину. А я сидела посередине — уже не жертва, но и не палач. Просто человек, который наконец-то перестал оправдывать тех, кто его предал.
Ключ лежал у меня на ладони — холодный, твёрдый, настоящий. Как и эта новая жизнь, которая только начиналась.