Утро, наступившее после катастрофического вечера у леди Далримпл, не принесло Элле облегчения. Солнечный свет, льющийся в окна Голубой комнаты особняка леди Агаты, казался насмешкой. Он золотил шелковые обои, играл на хрустальных подвесках люстры, но не мог рассеять ледяную тяжесть, сковывавшую сердце Эллы. Она сидела у окна, бесцельно глядя на оживленную Харли-стрит, но не видя ни экипажей, ни нарядных прохожих. Перед глазами стояло одно: мрачная фигура лорда Блэкриджа в садовом полумраке, его каменное лицо, пронизанный презрением и обреченностью взгляд, и – самое страшное – та леденящая тишина, что воцарилась после его слов: «Обсуждение окончено».
В ушах звенел шепот гостей, хихиканье леди Эмили Фокс, громкий голос капитана Фокса. Скандал, как паутина, уже опутал весь Лондон. Элла представляла, как сейчас в гостиных, за утренним чаем, перемывают косточки ей и «Черному Лорду». «Мисс Хартли, пойманная в саду наедине с Блэкриджем! В темноте! Дрожала, бедняжка! Он, говорят, так и смотрел, будто хотел ее прикончить!» Репутация ее была уничтожена. Не только ее. Репутация семьи Хартли, и без того балансировавшей на грани, теперь рухнула в пропасть окончательно. Мысль о родителях в Девоншире, которые, наверное, уже получили первые ядовитые письма от «доброжелателей», заставляла слезы жгуче выступить на глазах. Она их подвела. Провалила свою единственную миссию самым постыдным образом.
Дверь в комнату распахнулась без стука. Леди Агата Монтегю вошла, подобно фрегату, входящему в покоренную гавань. Утреннее платье из серого репса с серебряной вышивкой сидело на ней безупречно, лицо сияло не столько здоровым румянцем (тщательно наведенным), сколько глубокой, не скрываемой удовлетворенностью. В руках она несла небольшой серебряный поднос с чашкой шоколада и газетой.
— Доброе утро, дитя мое! — ее голос звенел неестественной бодростью. — Надеюсь, ты отдохнула после вчерашних… волнений? Я велела подать тебе шоколад в постель, но Бриджес сказал, ты уже встала. И правильно! Сегодня важный день! Очень важный!
Она поставила поднос на столик рядом с Эллой. Запах густого, сладкого шоколада, обычно столь приятный, сейчас вызвал у Эллы легкую тошноту.
— Важный день, тетушка? — Элла с трудом выдавила слова. Голос звучал чужим, предательски дрогнувшим. — После вчерашнего… Разве теперь может быть что-то важнее всеобщего позора?
Леди Агата фыркнула, усевшись напротив в кресло с прямой спинкой, словно на трон.
— Позор? Фи, дитя мое! Какие мещанские понятия! То, что случилось, было не позором, а… неизбежным стечением обстоятельств. Немного драматичным, да, но на то были причины! — Она развернула газету с театральным жестом. — И вот, видишь ли, плоды! Смотри!
Она протянула Элле газету «The Morning Post». В разделе светской хроники, обведенное жирным карандашом, красовалось краткое, но убийственное сообщение:
«Со вчерашнего вечера все светское общество Лондона взволновано необычайным происшествием, имевшим место на балу у леди Далримпл. Мисс Э.Х., недавно представленная обществу под патронажем одной известной дамы, была обнаружена глубокой ночью в удаленной части сада в обществе лорда С.Р., владельца мрачноватой репутации поместья Блэкридж-Холл в Йоркшире. Оба были застигнуты врасплох группой гостей во главе с капитаном Ф. и его сестрой, леди Э.Ф. Мисс Х. выглядела крайне расстроенной, лорд Р. — непроницаемым. Причины их уединенного променада остаются предметом оживленных спекуляций. Несомненно, данному инциденту будет дано достойное разрешение в соответствии с принципами чести и приличия, столь ценимыми в нашем обществе».
Элле показалось, что земля уходит из-под ног. Текст был написан эвфемистично, но смысл его был ясен как день: она скомпрометирована. Безвозвратно. Слова «удаленная часть сада», «глубокая ночь», «уединенный променад», «спекуляции» — все это было клеймом. Она подняла глаза на леди Агату, в которых читались немой укор и ужас.
— «Достойное разрешение»? — прошептала Элла. — Что это значит?
— Это значит, моя дорогая, — леди Агата отхлебнула шоколада с видом знатока, наслаждающегося редким вином, — что лорд Себастьян Рейвенскрофт, как джентльмен и человек чести, не имеющий, к счастью, склонности к бегству от ответственности, обязан предложить тебе руку и сердце. И он это сделает. Сегодня. Вот почему день так важен.
Элла вскочила, отбросив газету, как паука.
— Нет! — вырвалось у нее. — Тетушка, вы не можете быть серьезны! Он… он меня ненавидит! Он, наверняка, считает меня соучастницей этой… этой ловушки! Жениться на мне? Это будет не брак, а каторга! Для нас обоих! И… и для чего? Чтобы спасти мою уже разрушенную репутацию? Ценой его свободы и… и моего будущего счастья?
— «Счастья»? — Леди Агата подняла бровь с изысканным скепсисом. — Милое дитя, счастье — понятие весьма растяжимое. Счастье — это когда твои родители не выбрасываются на улицу из родового гнезда. Счастье — это когда ты носишь титул графини и владеешь одним из самых больших состояний в Англии. Счастье — это уверенность и положение в обществе, которое не поколеблют никакие сплетни после брака с лордом Блэкриджем! А что касается его ненависти… — Она махнула рукой. — Мужчины. Они злятся, дуются, а потом привыкают. У тебя есть ум, миловидность и, я надеюсь, достаточно такта, чтобы растопить этот лед. Со временем. Главное — войти в дверь, которую я для тебя открыла. Нет, выбила.
— Я уверена, он считает меня лгуньей и интриганкой! Как я могу жить под одной крышей с человеком, который меня презирает?
— Он сделает тебя своей женой, — холодно парировала леди Агата. — Это его долг перед своей честью и твоей пошатнувшейся репутацией. А долг, милая Элла, превыше личных чувств. Поверь, он это понимает лучше многих. Его фамильная гордость не позволит поступить иначе. Что же до презрения… — Она усмехнулась. — Найди мужчину, который не считает свою жену хоть немного глупой или надоедливой. Это неотъемлемая часть супружеской жизни. Ты справишься.
Прежде чем Элла успела найти новые возражения, в дверь почтительно постучали. Вошел Бриджес, лицо его было непроницаемо, но в глазах мелькнуло нечто похожее на сочувствие, когда он взглянул на Эллу.
— Миледи, мисс, — произнес он, кланяясь. — Его светлость, лорд Блэкридж, почтил вас визитом. Он ожидает в Малой Гостиной.
Леди Агата сияла.
— Прекрасно, Бриджес! Просите его светлость подождать буквально минутку. Мисс Хартли приведет себя в порядок и присоединится к нам. — Она встала, поправляя складки платья. — Ну, дитя? — Она бросила Элле повелительный взгляд. — Соберись. Твой будущий супруг ждет. Помни: спокойствие, достоинство, благодарность. Никаких истерик и глупых возражений. Будущее Хезелмира начинается сейчас.
Малая Гостиная особняка леди Агаты была образцом изысканности: нежно-голубые стены, мебель в стиле ампир с позолотой, камин из белого мрамора, китайские вазы с нежными цветами. Но атмосфера в ней была ледяной. Когда Элла, одетая в простое платье из светло-серого муслина (нарочитая скромность казалась ей единственно возможной), вошла вслед за тетушкой, ее словно ударило волной холода, исходившей от высокой, неподвижной фигуры у окна.
Лорд Себастьян Рейвенскрофт стоял спиной к комнате, глядя на улицу. Он был одет с безупречной, мрачной элегантностью: черный фрак, черный жилет, черный галстук, белоснежная рубашка. Казалось, он впитал в себя все тени комнаты. Он не обернулся сразу, когда они вошли, давая Элле время ощутить всю тяжесть его молчаливого присутствия. Леди Агата заговорила первой, ее голос был медовым, но с отчетливой стальной ноткой.
— Лорд Блэкридж! Какая честь! Благодарю вас за столь скорый визит. Мы… глубоко ценим ваше внимание к этому деликатному вопросу.
Он медленно повернулся. Его лицо было маской из бледного мрамора, лишенной каких-либо эмоций. Темные глаза, глубоко посаженные, смотрели прямо на Эллу, и в них не было ни гнева, ни ненависти — лишь бездонная, утомленная пустота и холодная оценка. Он слегка склонил голову в сторону леди Агаты, не удостоив ее взглядом.
— Леди Агата. Мисс Хартли. — Его низкий, бархатистый голос звучал ровно, без интонаций.
Наступила тягостная пауза. Леди Агата поспешила ее заполнить.
— Мы, разумеется, всецело полагаемся на ваше чувство чести и благородство, лорд. Случившееся вчера… печальное недоразумение, усугубленное злоязычием света. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Репутация моей дорогой племянницы…
— Репутация мисс Хартли, — перебил ее Себастьян, его голос оставался ровным, но в нем прозвучала сталь, — как и моя собственная, претерпела необратимые изменения. Обсуждение причин и следствий, леди Агата, считаю излишним и бесплодным. Факты требуют действий.
Он сделал шаг вперед, по направлению к Элле, но не к ней. Его движение было скорее вынужденным, как шаг к эшафоту. Он остановился на почтительном расстоянии, его взгляд, тяжелый и неумолимый, был прикован к ее лицу. Элла чувствовала, как дрожь пробегает по спине, но из последних сил старалась держать голову высоко, глядя ему куда-то в область воротника.
— Мисс Хартли, — начал он, формально, словно зачитывая сухой юридический документ. — Вчерашние события, раздутые до неприличия праздным светом, поставили нас обоих в крайне затруднительное положение. Ваша репутация серьезно пострадала. Моя честь поставлена под сомнение. В обществе, где мы вынуждены жить, существует лишь один способ восстановить, хотя бы внешне, поруганную добродетель и удовлетворить лицемерные требования приличия.
Он сделал небольшую паузу. Воздух в комнате казался густым, как сироп. Леди Агата замерла, едва дыша. Элла сжала руки в кулаки так, что ногти впились в ладони.
— Поэтому, мисс Хартли, — продолжил Себастьян, его голос не дрогнул ни на йоту, — я вынужден предложить вам свою руку и имя. Станьте моей женой. Это единственный выход из создавшегося положения, который хоть как-то соответствует понятиям света о чести и долге.
Предложение прозвучало не как мольба или даже просьба. Оно прозвучало как приговор. Холодный, неизбежный, лишенный всякой надежды. Элла почувствовала, как слезы подступают к горлу. Она хотела крикнуть «Нет!», броситься вон из комнаты, но ноги словно приросли к ковру. Мысль о родителях, о Хезелмире, о позоре, который обрушится на них, если она откажется, сковывала волю сильнее цепей.
Леди Агата не выдержала паузы.
— Элла, дитя мое! — воскликнула она с преувеличенной нежностью, подходя и беря племянницу за руку (Элла почувствовала, как та дрожит). — Ты слышишь? Его светлость проявляет величайшую щедрость и благородство! Это… это счастливейший момент!
Элла молчала. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Себастьяном. В его темных глазах не было ни капли тепла, ни намека на «счастливый момент». Была лишь бездна усталости и что-то еще… глубокая, невысказанная горечь.
— Мисс Хартли, — повторил он, настаивая на ответе. Его голос стал чуть тише, но не мягче. — Я жду вашего решения.
Элла сделала глубокий вдох, пытаясь прогнать дрожь и ком в горле. Голос, когда она заговорила, звучал тихо, но удивительно четко в гробовой тишине комнаты.
— Я… я понимаю тяжесть положения, в которое мы попали по воле обстоятельств, милорд. — Она избежала слова «ловушка». — И я… ценю проявленную вами готовность следовать требованиям чести. — Она запнулась, собираясь с духом. — Поэтому я… принимаю ваше предложение.
Последние слова были сказаны почти шепотом, но они прозвучали как гром. Леди Агата издала сдавленный звук торжества, быстро прикрыв рот веером. Лицо Себастьяна осталось непроницаемым. Лишь легкое, едва заметное движение век выдавало… что? Облегчение? Или новую волну отчаяния?
— Хорошо, — произнес он просто. — Тогда позвольте обсудить практические детали. Церемония должна состояться как можно скорее, чтобы пресечь сплетни в зародыше. Через три дня. Здесь, в Лондоне, в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер. Свидетелями со стороны невесты, я полагаю, будут леди Агата и ее доверенное лицо. Со своей стороны я предоставлю своего адвоката и управляющего. Детали брачного контракта будут согласованы между моим поверенным и… леди Агатой, — он бросил быстрый, ничего не значащий взгляд на тетку, — как представляющей интересы мисс Хартли. Он будет стандартным: обеспечение для вас на случай вдовства, личные средства...
Он говорил о браке как о деловой сделке, что, в сущности, так и было. Элла слушала, чувствуя себя предметом торговли.
— После церемонии вы отправитесь в Блэкридж-Холл, — продолжил Себастьян. — Я проследую отдельно верхом, дабы быстрее прибыть на место и подготовить поместье к вашему прибытию. Вам же будет предоставлен экипаж и надежная охрана.
— О, лорд Блэкридж, — вступила леди Агата, сияя, — вы столь предусмотрительны! Элла, разумеется, будет вам бесконечно признательна за заботу! А теперь, — она потерла руки, — нам нужно обсудить гардероб для церемонии! И гостей… Хотя, учитывая обстоятельства, возможно, стоит ограничиться самым узким кругом?
— Минимальным кругом, — поправил ее Себастьян ледяно. — Чем меньше свидетелей, тем лучше. Это не праздник, леди Агата. Это формальность.
Его слова, как пощечина, заставили Эллу вздрогнуть. Леди Агата лишь надула губы, но промолчала. Себастьян повернулся, чтобы уйти. Его дело здесь было закончено.
— Лорд Блэкридж, — тихо сказала Элла, заставляя его остановиться у двери. Он медленно обернулся, вопросительно подняв бровь. Она сделала шаг вперед, игнорируя предостерегающий взгляд тетки. — Я… хочу поблагодарить вас. За… за ваше благородство. Я понимаю, что это… нелегко для вас.
Он смотрел на нее несколько секунд. Его лицо оставалось каменным. Затем он слегка кивнул, не произнеся ни слова благодарности, ни слова утешения. Его молчание было красноречивее любых речей.
— До свидания, мисс Хартли, — произнес он формально. — Леди Агата. Мои люди свяжутся с вами относительно контракта и церемонии.
Он повернулся к двери. Леди Агата, видя, что он уходит, бросилась вперед.
— Позвольте вас проводить, лорд! Я всего на минутку! Элла, дорогая, подожди меня здесь!
Она выпорхнула за Себастьяном в коридор, притворив дверь. Элла осталась одна посреди роскошной, холодной гостиной. Она подошла к камину, оперлась о мраморную полку, чувствуя, как ноги подкашиваются. Это случилось. Она обручена. С человеком, который ее презирает. Спасение для Хезелмира было куплено ценой ее свободы и, возможно, души. Горечь подступила к горлу.
За дверью послышались приглушенные голоса. Леди Агата что-то говорила быстро, льстиво. Голос Себастьяна отвечал односложно. Затем шаги затихли — тетушка проводила его до выхода. Элла закрыла глаза, пытаясь унять дрожь.
Внезапно дверь гостиной снова открылась. Элла обернулась, ожидая увидеть леди Агату. Но в дверном проеме стоял Себастьян Рейвенскрофт. Он вернулся. Бесшумно, как тень.
Он быстро вошел, закрыв за собой дверь. Его движение было стремительным, целенаправленным. Прежде чем Элла успела опомниться или вскрикнуть, он оказался в шаге от нее. Непривычная близость, его высокая, мрачная фигура, нависшая над ней, его запах – холодный, как осенний лес, смешанный с кожей и чем-то неуловимо горьким – все это парализовало ее. Он наклонился так, что его губы почти коснулись ее уха. Его дыхание было горячим, резко контрастирующим с ледяным тоном его шепота. Шепот был тихим, но каждое слово врезалось в сознание, как отточенный клинок:
— Поздравляю, мисс Хартли. — Голос его был насыщен язвительной горечью. — Ваша тетушка – гений интриг. Ее план исполнен блестяще. Вы получили своего богатого мужа. Ваша семья спасена от нищеты. Ваша разрушенная репутация будет прикрыта титулом графини.
Он сделал микроскопическую паузу, дав этим словам проникнуть в самое нутро, вызвав жгучую волну стыда.
— Но позвольте мне прояснить кое-что, пока еще не поздно, — его шепот стал еще тише, еще опаснее, почти змеиным. — Ваша бедность, ваша запятнанная честь – это ничто. Сущая безделица по сравнению с тем, что ждет вас в Блэкридж-Холле. Вы думаете, что выиграли? Вы лишь подписали себе приговор. Там, среди болот и древних камней, вы очень, очень горько пожалеете о том дне, когда согласились стать моей женой. Если бы у вас был хоть проблеск разума, вы бы бежали отсюда сейчас же, невзирая на позор. Но вы не побежите. И вам останется лишь вкушать плоды вашей «победы». Наслаждайтесь ими, пока можете.
Он выпрямился так же резко, как и наклонился. Его темные глаза, в упор смотрели на нее. Она замерла, словно парализованная, чувствуя, как ледяная волна страха смывает все остальные чувства.
Он не стал ждать ответа. Не поклонился. Просто резко развернулся и вышел из гостиной, оставив дверь открытой. Через мгновение в проеме появилась запыхавшаяся леди Агата.
— Элла? Что случилось? Я только проводила его светлость… А он вернулся? Зачем?
Элла не могла вымолвить ни слова. Она лишь покачала головой, прижимая руки к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. Предупреждение? Угроза? Слова «приговор», «горько пожалеете», «болота и древние камни» звенели в ушах, смешиваясь с карканьем воронов из ее кошмаров. Что скрывалось за стенами Блэкридж-Холла? Что он имел в виду? Запрет ли он ее в поместье, не давая даже выйти на прогулку? Или убьет и утопит в болоте, всему свету сославшись на несчастный случай?
— Ничего, тетушка, — наконец прошептала она, отворачиваясь к окну, чтобы скрыть дрожь губ и страх в глазах. — Он… он просто уточнил детали отъезда.
Леди Агата не выглядела убежденной, но решила не давить. Птичка уже была в клетке, ключ повернут.
— Ах, ну что ж, — сказала она, принимая довольный вид. — Значит, все решено! Теперь за дело! Гардероб, приданое (ну, символическое, конечно), приглашения… О, я уже вижу тебя, моя дорогая, в подвенечном платье! Скромном, но элегантном! И после церемонии… Блэкридж-Холл! Представляешь? Ты будешь его хозяйкой!
Элла смотрела в окно. По улице катился наемный экипаж. На мгновение ей показалось, что на его крыше сидит большой черный ворон. Она зажмурилась. Когда открыла – крыша была пуста. Но ощущение надвигающейся тьмы, предсказанной ледяным шепотом лорда Блэкриджа, уже сомкнулось вокруг нее, неотвратимое и холодное, как могила. Ее «спасение» обернулось величайшей опасностью, и пути назад не было.
