||
Нелегка дорога дальняя. Дорога к истокам. Туда, где небо рождало ослепительный пылкий рассвет, в тяжких своих, медленных потугах умирая тихой зарей.
Свинцовые, истерзанные усталью облака обессилели, не выдержав своей грозовой ноши, пролившись слезами на красавицу-Гардарику. Позарились они своими косыми водяными стрелами на ее очаровательные и вихрящиеся сосновыми ветвями волосы и бархат моховой кожи.
Белое море царапает каменистый берег своими длинными, когтистыми, мертвенно-бледными и пенистыми пальцами. Его брызги словно потеряли счет времени, как прежде ожидая у своих берегов хирдов, хольдов и дренгов, что не успели познать импульса боя.
Белые воды принимали всех их, обессилевших и мертвых, укрывая беспробудным покровом толщи северной воды, смывая с них кровь, стачивая раны. Жадные пальцы моря стервятником настигали камни, скребли о них, захватывая павших воинов.
Так было, так есть, так тому и быть.
…Но воины канули в небытие, нескончаемые ряды берсерков навеки впали в боевой транс, позабыв горячие пены воды.
А те все тоскуют, завывая диким клокочущим ветром, в жгучей обиде своей все цепляясь и цепляясь за берег в надежде вновь почувствовать новую, родную, доблестную кровь.
Так и сидишь у берега на грубом, на подступах поросшем водяникой, камне, наблюдая, как истязают себя в горестной печали волны Гандвика, прерываясь шорохом перекатывающихся осколков породы, как в стонах не то смеха, не то плача.
А дары Аметистового берега подобны слезам, что неловко сорвались, упав на всеобщее обозрение.
Подступаю к возвышению с лихой насыпью рыжеватых камней, над которыми склоняется группа людей. Женщина, стоящая ближе всего, указывает поодаль, советуя искать аметисты дальше, и я прислушиваюсь к ней.
По пути встречаются осколки, из которых узкими жилами сочится фиолетовая нить, но принимаю решение отойти дальше, туда, где почти никого нет.
Ступаю, нависая прямо над бушующим морем, улавливая средь шума брызг слабо хрустящую под ногами ягоду: ее россыпь настолько щедра, что обойти невозможно.
Вдали замечаю двух человек, бьющих зубилами и молотками по внушительному валуну. Они и рассказали, что и когда можно найти здесь:
-У вас не аметист. Это флюорит.
Перевожу взгляд на камень в своей ладони, подобранный в насыпи, к которой шла первоначально. Разочарование ничуть не трогает душу: фиолетовый, едва ли различимый несведущему глазу с аметистом флюорит кажется волшебно красивым творением северной природы.
Тем временем мне продолжают рассказывать:
-Вот…Вот это аметист. А это - кварц.
В ладони, протянутой мне, сияет аметист. Вторая же рука очерчивает розоватое пятно кварца в рыжем валуне.
-Ой, а это тоже какой-то камень же…
Замечаем тонкую жилку коричневого цвета, слегка ловящую болезненный свет сквозь тучи и отражающую его скромным сиянием.
-Это раухтопаз, скорее всего. Да, он.
-Вы так хорошо камни знаете… Не подскажите, вы из этого лагеря?
Указываю пальцем на пестреющие палатки, группой стоящие чуть дальше.
-Да. Экотуристический лагерь. На поезде сюда добрались.
-А когда вообще лучше всего собирать аметисты?
-Во время отлива. Он вечером всегда.
Мне дарят отколотый от породы кварц. Мы прощаемся.
Вид на Белое море из окна машины скрывается цепью деревьев. Не успев далеко отъехать от его побережья, уже испытываю тоску. Хочется прилечь у ствола сосны, на перине мха, и наблюдать, как чернеет небо, рассыпаясь драгоценными звездами.
Вновь мелькает безбрежная вода. Начинается отлив. И в его отступлении чувствую, как море дает мне обещание: ждать, верно ждать моего возвращения. Клятву искать из тысячи глаз именно мои, пусть хоть минуя годы.
Проводишь меня?
Я хочу в последний раз
Вздохнуть.
Сладкий воздух пленя,
Пробудит в глазах моих суть.
Так ты смотришь на мою улыбку,
Печально, с горем прощаясь.
Помнишь, как прижалась я к лытку?
Моля со слезами остаться со мной.
Буду стирать всë наваждение.
За слоем слой.
Остановится колёс шумный ход.
И снова увидишь восход.
Умирать от тоски мой удел.
Лист всё ещё бел.
Не решусь написать,
Получая ответ,
Ласкаемый кровью твоих ран.
Говорят мне, это срам.
Говорят мне, кричать тебе в след
Слова обжигающие.
Не могу прекратить
Мысли, о тебе слагающие.
А верность твоя уставала мне льстить.
Сколько прошло, лет пять?
И опустилась клятва,
Честность обращая вспять.
Предательство на мне словно язва.
Не видел больше я свет.
Только тело твоё в сознании плещет.
Прошло много лет.
Руки мои не рисуют более талию,
Губы не касаются девичьих уст.
Обманом травя,
Дорогу дала спасению.
Оживила едва,
Искренним смехом.
Кто сказал тебе,
Что привязанность моя
Убьётся войной?
Имя твоё шепча,
Дёргал отчаянно головой.
Свойственно было,
Сопротивляться мне этим языкам.
Только тоска, так больно кололо
Чувства протыкая нещадно.
Под силу мне было,
Удушить мёртвой тишиной голоса.
Солнце должно коснуться, светлого волоса.
Сломившись, слаба я была,
Иль суждено страдания причинять?
Поскорее же хочется снять,
Подаренные, мною хранимые ласки.
Не стоят они той тоски,
Страстно дышащей между нами.
Пять лет. Всю тяжесть
Не описать мне словами.
Расстаться навечно,
Придётся беспечно.
Огласят о победе,
Радостную весть.
На парапете,
Трудно сдержать вольный бег.
Только не ждёт более радость,
Нет больше слов о любви.
Пальцы остановят,
Прикосновения моего слабость.
Не трепещет более что-то в груди.
Примечания:
Гардарика - древнескандинавское название Руси.
Хирд - боевая дружина в Скандинавии эпохи викингов.
Хольд - воин высокого ранга, наиболее опытный дружинник.
Дренг - молодой воин без земель, младший дружинник.
Гандвик - скандинавское обозначение Белого моря.