Екатерина Андреевна сидела за столом, перебирая стопку бумаг, как колоду карт, в которой все тузы уже давно розданы кому-то другому. Квартира пахла свежим хлебом из булочной на углу — тем, что она купила сегодня утром, ещё не зная, что день пойдёт под откос. Кофе в чашке остывал, как и её последняя надежда услышать привычное: «Как спалось, котик?» Вместо этого утром пришло сообщение от Павла: «Мы разводимся. Вечером заеду за вещами.»
Слёзы были вчера. Когда она нашла на его рубашке пятно чужих духов — резких, наглых, как пощёчина. Сегодня же она просто ждала. Спокойно. Как будто внутри неё кто-то щёлкнул выключателем, и все эмоции ушли в тень, оставив только холодный свет расчёта.
Звонок в дверь разорвал тишину. Но это был не Павел.
На пороге стояла девушка — волосы уложены так, будто их только что вытащили из глянцевого журнала, кожаный портфель подмышкой, как щит. Глаза скользнули по Екатерине с таким видом, будто та была не женщиной, а пунктом в договоре.
— Екатерина Андреевна? — голос сухой, как неоплаченный счёт.
— А вы кто? — Екатерина прищурилась, будто пыталась разглядеть ценник на лбу незваной гостьи.
— Алина Витальевна. Адвокат Павла Сергеевича. И его… близкий человек, — добавила она с паузой, будто слово «любовница» застряло в горле.
— Ого, два в одном! — Екатерина усмехнулась. — Как тот порошок, который и пятна выводит, и бельё отбеливает. Проходите, раз уж приперлись. Или сразу к делу?
Алина вошла, как будто квартира уже принадлежала ей. Уселась в кресло Павла — того самого, где он обычно разваливался с газетой — и раскрыла папку с важным видом чиновника, пришедшего конфисковать последнюю надежду.
— Мы пришли к выводу, что вам стоит освободить квартиру. Павел имеет право на половину…
— Стоп, — Екатерина подняла руку, как учительница на уроке у нерадивого ученика. — Квартира моя. Добрачная. Документы вот, — она швырнула на стол папку так, что та шлёпнулась с громким хлопком. — Читайте, не стесняйтесь. Моя фамилия. Только моя.
Лицо Алины дрогнуло — едва заметно, но Екатерина уловила. Ага, попала в точку.
— Екатерина Андреевна, давайте без истерик. Павел рассчитывает на вашу… порядочность.
— На мою порядочность? — Екатерина рассмеялась, но смех получился колючим, как битое стекло. — Порядочность — это когда не спишь с чужим мужем полгода. Или в вашем юридическом институте этому не учат?
Алина стиснула губы. Папка захлопнулась с громким звуком.
— Вы не понимаете ситуацию. Женщинам вашего возраста сложно начинать с нуля. Подумайте о будущем.
— О, я думаю, — Екатерина встала и прошла по комнате, будто метя территорию. — Думаю, как смешно слышать советы о будущем от девочки, которая путает адвокатскую практику с мыльной оперой. Дверь там, — она махнула рукой. — Или вам показать?
Алина поднялась, сжав портфель так, будто это был спасательный круг.
— Я вернусь.
— Жду не дождусь, — бросила Екатерина, когда дверь захлопнулась. И впервые за долгое время почувствовала не слабость, а что-то твёрдое внутри — как кость, которую не перегрызть.
Вечером явился Павел. Вошёл, как будто ничего не произошло. Снял куртку, потянулся к шкафу — за вещами, которые она когда-то гладила, складывала, берегла.
— Кать, давай без драмы. Ты же понимаешь, нам пора разойтись.
— Конечно, понимаю, — Екатерина облокотилась о косяк, наблюдая, как он роется в своих полках. — Ты выбрал адвоката вместо жены. Логично. Она и алименты тебе посчитает, если дойдёт до детей.
Павел скривился, как от зубной боли.
— Зачем так? Мы можем договориться по-человечески.
— По-человечески? — она фыркнула. — Это когда муж приводит любовницу в дом, чтобы она выгнала законную жену? Прелестно. А я-то думала, «по-человечески» — это когда не воняешь чужими духами.
— Ты всё усложняешь, — Павел шагнул ближе, попытался взять её за руку.
Она дёрнула руку назад, будто от огня.
— Нет, Паша. Это ты всю жизнь упрощал. Думал, я стерплю. Думал, я промолчу. Но знаешь что? — она улыбнулась, и эта улыбка была острее ножа. — Я больше не та Катя, которая ждёт тебя с борщом и вопросами «как день прошёл?»
— Ты стала жёсткой. Не идёт тебе, — хмыкнул он, но голос дрогнул.
— А тебе идёт роль обнищавшего Дон Жуана? — она посмотрела на него так, будто видела впервые. — Ты пришёл за вещами? Бери. Но квартира — моя. И жизнь — тоже.
Павел замер. Он привык к другой Кате — тихой, уступчивой, той, что проглатывает обиды, как таблетки от головной боли.
— Ты без меня не справишься.
— Ошибаешься, — сказала она мягко. — Без тебя я, наконец, начну дышать.
Ночью Екатерина лежала в темноте, слушая, как тикают часы. В голове прокручивались сегодняшние сцены: Алина с её ледяной уверенностью, Павел с вечным «давай без драмы». Но где-то внутри, под слоем злости и боли, теплилось новое чувство. Не радость. Не облегчение. А тихое, упрямое «я справилась».
И пусть завтра придут снова — с угрозами, с извинениями, с новыми договорами. Дверь останется её. А жизнь… жизнь только начинается.
Утро не пахло кофе. Утро воняло дешёвыми розами и наглостью. Дверной звонок орал так, будто за дверью стоял не гость, а коллектор с последним предупреждением. Екатерина, закутанная в потёртый халат, открыла — и едва не захлебнулась от смеха.
На пороге, как пародия на счастливую пару, стояли Павел и Алина. Он — в пальто, которое она когда-то выбирала ему на распродаже, с букетом роз, купленных явно в ближайшем «Пятёрочке»: лепестки заломлены, стебли обёрнуты в дешёвую плёнку. Она — с папкой под мышкой и улыбкой, которую, наверное, отрабатывала перед зеркалом: «Я профессионал, я не любовница, я просто адвокат, который случайно спит с клиентом».
— Катя, давай по-человечески, — Павел первым ввалился в прихожую, даже не дожидаясь приглашения. Как будто ещё вчера здесь был его дом, а не поле боя.
— По-человечески? — Екатерина поправила пояс халата и лениво прислонилась к стене. — А в каком учебнике по этикету написано, что муж приводит любовницу-адвоката домой, чтобы та вежливо попросила бывшую жену съехать? Или это ваш новый семейный ритуал?
Алина деликатно кашлянула, будто пыталась сбить пыль с ситуации.
— Екатерина Андреевна, давайте обсудим условия без судов. Это же нервы, деньги, время… Зачем вам лишние проблемы? — голос у неё дрожал на грани между деловой хваткой и желанием провалиться сквозь землю.
— Проблемы? — Екатерина приподняла бровь. — А вы часто ходите по чужим квартирам и предлагаете их освободить? Или это бонус за верную службу?
— Это не чужая квартира! — Павел внезапно повысил голос, будто его наступили на любимый тапочек. — Мы тут десять лет прожили! Я вкладывался!
— Вкладывался? — Екатерина фыркнула. — Да ты вкладывался только в свой кошелёк! В холодильник, который всегда был пустой, в мой кредит, который я тянула одна, в твои новые кеды каждую весну! Или ты считаешь, что сидеть на диване и смотреть футбол — это вклад в семейный бюджет?
Павел швырнул розы на прихожую тумбу. Лепестки осыпались, как его терпение.
— Хватит меня унижать!
— Сам унизился, когда привёл сюда адвоката в роли второй жены, — Екатерина скрестила руки. — Кстати, Паш, ты всегда путаешь «вклад» и «потребление». Как и «любовь» с «удобством».
Алина пыталась сохранять каменное лицо, но уголок её губ предательски дёрнулся. «Ну да, девочка, тебе не привыкать к унижениям», подумала Екатерина.
— Павел сейчас переживает непростое время, — начала было Алина, но Екатерина перебила её движением руки.
— Он всегда живёт в «непростое время». Только почему-то мои деньги на его «непростые времена» всегда находились, а мои нервы — нет.
В этот момент зазвонил телефон. Екатерина взглянула на экран — мама.
— Да, мам… Всё нормально… Нет, не одна, у меня тут цирк на гастролях… Да, прямо в прихожей, билет не нужен, — она положила трубку и вернулась к «гостям». — Ну что, уважаемые, будете чай? Или сразу клоунаду заканчиваем?
Павел закатил глаза, Алина отвернулась к окну, будто внезапно заинтересовалась видом на мусорные баки.
— Катя, — он шагнул ближе, пытаясь говорить мягко, как кот, который только что разодрал диван. — Я тоже имею право на счастье.
— Иди и будь счастлив, — Екатерина махнула рукой. — Только не здесь. Квартира моя, вспомни suddenly.
— Ты жестокая, — процедил он.
— Нет, — она улыбнулась, и эта улыбка была острее бритвы. — Я просто наконец-то честная. А это, как выясняется, ты не перевариваешь.
Неожиданно Алина закрыла папку. Её голос потерял ледяную гладкость, в нём появилась усталость — такая человеческая, что Екатерина даже удивилась.
— Павел, ты говорил, квартира совместная.
— Какая разница?! — взорвался он.
— Разница в том, что я адвокат, а не соучастница мошенничества, — она посмотрела на Екатерину. — Простите. Я не знала.
— Ну надо же, — Екатерина усмехнулась. — Адвокат с совестью. Реже, чем троллейбус без рекламы.
— Не начинай! — Павел стиснул кулаки.
— Я ничего не начинаю, — Алина взяла сумку. — Я заканчиваю. И, кажется, не только этот разговор.
— Значит, ты на её стороне?! — он уставился на Алину с такой ненавистью, будто она предала не его, а саму идею любви.
— Я на стороне закона. И, как выясняется, на своей собственной, — она вздохнула. — Простите ещё раз.
Екатерина даже рот приоткрыла. «Ну надо же, чудо: любовница с принципами».
— Ты пожалеешь, — Павел вдруг схватил Екатерину за руку. — Без меня ты — никто.
— Отпусти, — сказала она тихо. Но голос дрогнул не от страха, а от напряжения — как струна перед тем, как лопнуть.
Алина резко шагнула вперёд:
— Павел, хватит!
Он дёрнул руку назад, будто обжёгся.
— Знаешь, что смешнее всего? — Екатерина посмотрела ему в глаза. — Я не жалею, что мы развелись. Жалею только, что не сделала этого лет пять назад. Сэкономила бы время, нервы и деньги на твои розы из «Пятёрочки».
Павел выдохнул, как сдувшийся шарик, и вышел, хлопнув дверью. Алина кивнула Екатерине — не извиняясь, но и не оправдываясь — и последовала за ним.
Когда дверь закрылась, в квартире стало тихо. Даже слишком. Екатерина сползла по стене на пол и позволила себе выдохнуть.
Сердце ещё болело. Но внутри, сквозь боль, пробивалось что-то новое — лёгкое, почти невесомое. Как будто она годами тащила на спине рюкзак с камнями, а сейчас наконец его сняла.
«Будет сложно, — подумала она. — Но теперь я хотя бы знаю, что это моя сложность. И моя жизнь.»
А розы на тумбе медленно увядали, как его последняя попытка что-то исправить.
Екатерина не планировала сегодня никого видеть. Она устроила генеральную уборку — тот самый женский ритуал, когда хаос в голове пытаешься вымыть вместе с полами. Тряпка, ведро, окна нараспашку. Мартовский воздух, холодный и резкий, резал лёгкие, но это было лучше, чем запах его духов, который всё ещё витал в прихожей. «Хотя бы проветрится наконец», — думала она, с остервенением драя подоконник.
И тут — звонок.
«Ну кто ещё?!» — она дёрнула дверь с таким видом, будто готова была сразить гостя одним взглядом. На пороге стояла Алина. Без папки, без делового костюма, без ледяной маски. Только маленький пакет из киоска на углу и виноватая улыбка.
— Мирное предложение, — Алина подняла пакет. — Пирожки. Не бойтесь, не отравлены. Я сама ела.
Екатерина уже начала закрывать дверь — привычка защищаться сработала автоматически. Но что-то в глазах Алины заставило её остановиться. Там не было ни спеси, ни уверенности. Только усталость и растерянность, как у собаки, которую выгнали на улицу.
— Ладно, заходи, — она отступила, пропуская гостью. — Но если Павел где-то рядом, клянусь, вылетите оба через окно. На третьем этаже, кстати. Приземление будет жёстким.
— Он не придёт, — Алина вошла, сжимая пакет так, будто это был её последний шанс на перемирие. — Я ушла от него.
Они сидели на кухне, жуя дешёвые пирожки с сомнительной начинкой, и впервые за всё время не выглядели как враги. Просто две женщины, которых один и тот же человек использовал как разменную монету.
— Екатерина Андреевна… я ведь тоже поверила ему, — Алина отломила кусочек пирога, но есть не стала. — Он говорил, что квартира общая, что вы давно как соседи, что всё кончено между вами. А я… как дура поверила.
Екатерина отхлебнула обжигающего чая, обожгла язык, но даже не поморщилась.
— Ты не первая. И, к сожалению, не последняя, — она поставила чашку с громким стуком. — Павел умеет продавать сказки. Старый пылесос выдаст за швейцарский сейф, а себя — за последнего рыцаря. Только рыцари обычно не пахнут чужими духами в три ночи.
Алина вдруг засмеялась. Не вежливо, не сквозь зубы, а искренне — так, что даже Екатерина удивилась.
— Да, точно, — выдохнула она. — А я-то думала… умный, надёжный, серьёзный.
— Надёжный? — Екатерина фыркнула. — Это тот, кто возвращался с «служебных совещаний» с помадой на воротнике и рассказами о том, как ему тяжело на работе? Да он же не работал — он профессионально избегал ответственности!
Обе рассмеялись. Не весело, а как-то облегчённо, будто смех помогал вытолкнуть из себя всю горечь. И Екатерина вдруг почувствовала: боль, которая давила грудь месяцами, стала чуть легче. Потому что её кто-то разделил.
Но тут дверь распахнулась без звонка.
Павел ворвался, как ураган, который не спрашивает разрешения. Глаза горят, лицо красное — то ли от злости, то ли от того, что его планы рушатся как карточный домик.
— Что за сходку устроили? — рявкнул он. — Катя, ты что, уже с моей женщиной чай пьёшь?
— Ошибаешься, — Алина встала так резко, что стул заскрипел. — Я больше не твоя.
Павел замер, будто его ударили.
— Ах вот как? Обе против меня?
— Нет, Паша, — Екатерина подошла ближе, не моргая. — Не против тебя. Просто мы больше не за тебя.
Он шагнул к ней, пытаясь схватить за руку — привычный жест: «Я владею тобой». Но Екатерина оттолкнула его. Сильно. Так, что он отшатнулся, споткнулся о собственный гнев.
— Вон из моего дома! — её голос был ледяным, как зимний ветер. — И не возвращайся.
— Ты за это ответишь, — прошипел он, но в голосе уже не было уверенности. Только злоба и бессилие.
— Я уже ответила, — она улыбнулась, и эта улыбка была страшнее любого крика. — Развод подписан. Квартира моя. А твоя жизнь — теперь твоя головная боль. Разбирайся сам.
Павел ещё секунду стоял, будто не понимал, что игра проиграна. Потом дернул плечом, развернулся и ушёл. Хлопнул дверью. На этот раз — навсегда.
В кухне стало тихо. Солнце заливало стол, скатерть отражала свет, как чистый лист бумаги — новый, незаписанный.
— Он не вернётся? — спросила Алина, глядя на дверь.
— Даже если вернётся, — Екатерина потянулась за чашкой, — дверь останется закрытой.
Алина кивнула. В её глазах не было ни победы, ни поражения. Только странное, незнакомое ей самой спокойствие.
Екатерина опустилась на стул и впервые за долгое время улыбнулась. Не зло, не с сарказмом — просто себе. Потому что поняла: жизнь не кончилась. Она только начиналась. Без иллюзий. Без Павла. Без страха остаться одной.
И это было страшновато.
Но чертовски освобождающее.
Финал.
Если вам понравился этот рассказ — обязательно подпишитесь, чтобы не пропустить новые душевные рассказы, и обязательно оставьте комментарий — всегда интересно узнать ваше мнение!