Лиза осторожно гладила бархатную коробочку — каждое кольцо, каждая брошь словно светились собственным светом, хотя на самом деле они пережили не одно поколение. Серьги ещё помнили прабабку, изумрудное кольцо — маму. Для Лизы это были не просто украшения, а кусочки памяти, то, что держало её за ниточку с семьёй.
На кухне со скрипом подвинулся стул, и на него устроилась Валентина Петровна. Стол для неё был троном, чайник — верный слуга, а Михаил, сидящий рядом, — придворный шут, который пытался смягчить её вечные придирки.
— Ну, показывай, — протянула свекровь, прищурившись на коробку. — Говоришь, семейные драгоценности? А чего это они у тебя, а не у нас?
— Потому что это моя семья, Валентина Петровна, — спокойно ответила Лиза, хотя внутри уже всё бурлило. — От мамы мне достались. Я их берегу.
— Беречь можно и в сейфе у сына, — усмехнулась свекровь, подцепив серьги пальцем. — Чего они у тебя лежат, как мёртвый груз? Надо делиться!
Михаил закашлялся, пытаясь разрядить атмосферу:
— Мам, ну какие делиться, это же Лизины…
— Ах, вот как, — прищурилась Валентина Петровна. — Значит, я, выходит, никто? Я, мать твоя, похороненная живая, мне, значит, даже внуков ещё не родили, зато кольца бережно охраняют.
Лиза сжала подлокотник стула, чтобы не сорваться.
— Валентина Петровна, это память о моей маме. Не просто побрякушки.
— Да память… память! — отмахнулась та. — Моя тоже память, как я тебя, Мишенька, рожала. Может, мне теперь алименты за бессонные ночи требовать?
Михаил нервно рассмеялся, но смех больше походил на икоту.
Она шутит, но так, что хочется исчезнуть, — подумала Лиза, и решительно захлопнула коробочку.
Через неделю — день рождения Валентины Петровны. Лиза постаралась: купила ей серьги в ювелирном, аккуратно упакованные с бантом. Вечером в гостиной собрались родственники: тёти, племянники, сосед с пятном на рубашке.
Лиза вручила подарок. Свекровь развязывала бантик медленно, будто нарочно. Наконец, коробочка открыта.
— Что это? — хмыкнула она. — Серьги? Новые?
— Да, — улыбнулась Лиза. — Чтобы вы могли носить и радоваться.
— А чего ж не из тех, что ты прячешь? — громко, на весь стол, сказала свекровь. — У тебя же целая сокровищница! А мне — покупные.
Все ахнули. Тётя с пятном от селёдки чуть не подавилась.
— Мам, ну зачем так… — тихо произнёс Михаил, но его никто не слушал.
Лиза почувствовала, как краснеет:
— Я подарила то, что сочла нужным, — резко сказала она. — Если вам мало — извините.
— Мало? — усмехнулась свекровь. — Это издевательство. У людей память в семье — общее, а у нас — секретики!
Гости тихо хихикнули, кто-то уткнулся в салат.
Лиза поднялась:
— Михаил, я домой, — дрожал голос. — Развлекай маму без меня.
Она выскочила, оставив за спиной гул и шёпот. Михаил догнал её в подъезде.
— Лиз… ну ты чего? — робко сказал он. — Она же… у неё характер такой…
— Характер?! — Лиза обернулась. — Она меня при всех унизила! Ты слышал?
— Слышал, но… маме тоже обидно, понимаешь…
— Знаешь, Миша, — перебила Лиза, — если ты ещё раз встанешь на её сторону, я лично выставлю вас обоих за дверь.
Михаил замолчал. Впервые он увидел, что Лиза может быть такой твёрдой.
Через три дня Лиза вернулась с работы и заметила пустоту: на комоде не было коробочки. Перевернула ящики, полки — ничего.
— Миша, где мои украшения? — позвонила она мужу.
— Какие украшения?
— Те самые!
Пауза. Потом тихий голос:
— Лиза… маме плохо было… я… я дал ей посмотреть…
— Что?!
— Она сказала, ненадолго, просто вспомнить молодость…
Лиза схватила сумку и вылетела из квартиры.
Валентина Петровна открыла дверь не сразу. Лиза влетела, даже обувь не сняв.
— Где мои украшения?!
— Тише, — подняла руки свекровь. — Ты что, соседей будить собралась?
— Отдай немедленно!
— Да не кричи. Они теперь у меня. Я хранительница семейных ценностей.
— Вы воровка! — прошипела Лиза. — Через пять минут не вернёте — вызываю полицию.
— Ой, напугала! — фыркнула свекровь. — Попробуй доказать. Сын мой подтвердит: сам дал мне их.
Лиза почувствовала, как ноги подкашиваются. Миша. Значит, он действительно на её стороне.
Она обернулась и увидела его в дверях, виноватый, руки опущены.
— Миша, — дрожащим голосом сказала Лиза. — Ты предал меня?
— Лиза… я думал, ты потом заберёшь…
Она рассмеялась — нервно, с истерическим надрывом.
— Заберу?! У твоей матери изо рта? Совесть давно в ломбарде!
Лиза рванулась к комоду, открыла ящик и действительно увидела свои серьги и кольца. Схватила их, прижала к груди.
Валентина Петровна вскочила, схватила её за руку.
— Отпусти!
Лиза дёрнула так, что очки свекрови слетели.
— Ты неблагодарная! — заорала та. — Врываешься в мой дом, руки распускаешь!
— Это мои вещи! — крикнула Лиза. — Мои!
Михаил бросился между ними.
— Хватит!
Они замерли втроём: Лиза с украшениями, Валентина Петровна с перекошенным лицом, Михаил — растерянный.
— Всё, — тихо сказала Лиза. — В наш дом она больше не войдёт. Никогда.
И, не оборачиваясь, вышла в ночь.
Лиза проснулась раньше обычного. Обычно Михаил ещё ворочался, бормотал что-то во сне, но сегодня кровать была пуста. Конечно, она сразу догадалась. Мишка снова пошёл к мамочке.
Встала, на цыпочках, тихонько, как всегда. Оделась в халат, пошла на кухню. Тишина висела в воздухе, такая, что прямо глухая. На столе — записка. Почерк Михаила, неровный, как у школьника: «Поехал к маме, не переживай, вернусь к обеду».
Лиза усмехнулась, но не с радостью, а с какой-то горечью. Не переживай. Это он серьёзно? После того, как его мать украла у неё семейные реликвии, он всё ещё думает, что она будет сидеть дома и не переживать? Она перевела взгляд на свою тарелку с кашей, но есть не могла. Ложка зависла в воздухе. В голове звучало только одно слово: предал, предал, предал.
Когда Михаил вернулся, было уже после обеда. Он вошёл, как подросток, застуканный с сигаретой в руках.
— Привет, Лиза, — сказал он, пытаясь выглядеть непринуждённо.
— Привет, — ответила она сухо, не поднимая глаз от ноутбука.
— Я у мамы был…
— Ну, как же! — подняла глаза Лиза, не скрывая сарказма. — Ничего себе новость.
— Лиз, ну хватит! — Михаил пожал плечами. — Она говорит, что ты на неё накинулась, чуть не избила…
— Ах, да? — усмехнулась Лиза. — А то, что она воришка, она не сказала?
— Она говорит, что ты всё преувеличиваешь.
Лиза встала с места.
— Михаил, у меня вопрос, — её голос вдруг стал жёстким, — ты хоть понимаешь, что она у меня украла?
Михаил замялся.
— Ну… формально это же наши семейные украшения…
— Наши?! — Лиза округлила глаза, как будто не могла поверить. — Мишка, ты что, с ума сошёл? Это моё наследство! Моё, понимаешь? И я могла бы эти украшения продать, купить себе квартиру побольше. А твоя мама считает, что я должна это поделить с ней?
Он попытался что-то сказать, но Лиза перебила его.
— Миш, ну, серьёзно, она тебя совсем с ума свела! Ты с ней, с её «памятью», а я для тебя кто?
— Лиз, она же одна… ей тяжело…
— А мне легче, да? — Лиза рявкнула, её голос дрогнул. — Мне легче, когда меня при всех называют жадной? Когда у меня воруют память о маме?
Михаил протянул к ней руку, хотел обнять, но она оттолкнула его.
— Миш, знаешь, что самое страшное? Не то, что твоя мать ворует, а то, что ты стоишь рядом и оправдываешь её. Ты стоишь и смотришь, как она меня унижает, и ничего не говоришь!
Михаил опустил голову, его взгляд стал виноватым, но ничего не сказал.
Через несколько дней Валентина Петровна всё-таки позвонила. Лиза сняла трубку, хотя сама себе обещала, что не будет с ней разговаривать.
— Лизочка, — свекровь произнесла это имя так, что даже через телефон было слышно, как она сладко улыбается. — Я тут подумала… может, ты всё же отдала бы мне кольцо с изумрудом? Оно мне к пальто подойдёт.
— Вы нормальная? — Лиза чуть не выронила телефон. — Вы у меня его украли, а теперь просите отдать?!
— Не украла, а взяла на хранение, — спокойно ответила Валентина Петровна. — И вообще, ты живёшь в нашей квартире, между прочим. Мишина доля там есть, так что не надо строить из себя хозяйку.
Лиза замерла.
— Что?
— Ты что, забыла? — ехидно сказала свекровь. — Квартира-то приватизирована на троих: Мишу, меня и покойного отца. Так что если я захочу, я могу приехать и жить тут хоть завтра.
Лиза почувствовала, как всё внутри сжалось.
— Попробуйте, — процедила она, сдерживая ярость. — Я вас собственноручно выставлю.
— Ах так? — голос Валентины Петровны стал ледяным. — Ну, посмотрим, кто кого.
Лиза отключила звонок и встала, чтобы не трясти телефон в руках от злости. Вечером, когда Михаил вернулся, она не стала ждать, когда он снимет куртку.
— Скажи мне честно, — начала она, не давая ему оправдаться, — квартира на кого оформлена?
Он замялся, нерешительно смотрел в пол.
— Ну… на троих.
— Отлично! — Лиза рассмеялась, её смех звучал как-то странно, холодно. — Значит, я живу тут как квартирантка, а твоя мама в любой момент может заявиться и сказать: «Двигайся, дорогуша, я здесь прописана».
— Лиз, ты же понимаешь… тогда так вышло… отец настоял…
— То есть мне соврали, когда мы поженились? — глаза Лизы сузились. — Ты сказал, что квартира твоя.
— Ну, моя… частично…
— Частично?! — её голос сорвался. — Да у тебя даже трусы, наверное, частично мамины!
— Лиза, ну хватит! — Михаил повысил голос. — Не утрируй!
— Я не утрирую! — Лиза почти кричала. — Я только что поняла, что живу не с мужем, а с придатком к свекрови!
Михаил побледнел.
— Лиза, ну зачем ты так…
— Затем, что правда! — крикнула она. — Если завтра твоя мать заявится сюда со своим чемоданом, ты что сделаешь?
— Я… не знаю…
— Вот именно. Ты не знаешь.
Лиза схватила подушку и плед и пошла в гостиную.
— Я спать отдельно, — бросила она. — И подумай хорошенько, кто ты — муж или маменькин сынок.
На следующее утро Михаил пришёл с работы и застал Лизу, разговаривающую с юристом. Она резко повесила трубку.
— Ты что делаешь? — Михаил в панике.
— То, что ты не можешь, — холодно ответила Лиза. — Защищаю наш дом.
— Лиза, ну зачем доводить до суда? Это же моя мать!
— А я кто? — она вскинула руки. — Враг народа?
— Ты моя жена…
— А ведёшь себя так, будто я лишняя.
На следующий день, как и ожидала Лиза, Валентина Петровна действительно пришла. Чемодан, сумка, пакет с курицей. Михаил стоял в дверях, бледный как мел.
— Ну что, детки, — сказала свекровь бодро, — я решила пожить у вас.
Лиза вышла из спальни, глаза твёрдые, как камень.
— Валентина Петровна, — сказала она уверенно, — разворачивайтесь и идите домой.
— С какой стати? Я здесь прописана!
— С той стати, что я хозяйка.
— Ой, какая хозяйка! — захохотала свекровь. — А по документам я не хозяйка?
— По документам — долевая собственница, но если вы переступите порог, я вызываю полицию за самоуправство.
— Ха! Попробуй.
Валентина Петровна сделала шаг вперёд, и Лиза, не раздумывая, схватила чемодан и выставила его обратно в подъезд.
Чемодан грохнулся, курица вывалилась на пол.
— Ты что творишь, наглая! — визжала свекровь.
Михаил метался между ними.
— Мам! Лиза! Хватит!
— Миша, определяйся! — выкрикнула Лиза. — Ты со мной или с ней?
Михаил стоял, не знал, куда смотреть.
— Я… я не могу выбрать, — пробормотал он.
— Отлично, — сказала Лиза, глядя ему в глаза, — тогда я выберу за тебя.
Она хлопнула дверью так, что штукатурка осыпалась с косяка.
Лиза шла по улице, ощущая холод и влажный воздух. В голове было пусто, но вдруг в этом пустом пространстве что-то зазвенело. Сила. Потому что, если я сама за себя не постою — никто не постоит.
Она достала телефон и снова набрала юриста.
— Да, это снова я. Давайте оформим иск.
Лиза стояла у окна в своей спальне, глядя, как дождь тихо моросит за стеклом. Оно было покрыто маленькими дорожками воды, по которым стекали капли, как если бы дождь сам писал какой-то невидимый текст. В квартире стояла такая тишина, что она буквально звенела в ушах. Михаил снова ночевал у своей матери. Лиза не нуждалась в звонках или объяснениях — она просто чувствовала это. И вот уже второй день, как его нет. Он ушел, и она знала, что теперь её место в его жизни — на вторых ролях.
Ну да, маменькин сынок снова спасает свою королеву, а я — злодейка, враг народа, которая не хочет делить своё.
Телефон зазвонил. Лиза взглянула на экран. Миша. Она вздохнула, помедлила и взяла трубку.
— Лиз, привет… — его голос был неопределённым, как всегда, когда он собирался сказать что-то важное. — Я… я хотел сказать, что мы с мамой поговорили…
— Ага, — перебила она. — И теперь нам всем вместе нужно сесть за стол и обсудить, как мне собрать чемодан?
— Нет-нет, ты что! Просто… может, мы всё же как-то спокойно поговорим? Всё обсудим?
— Миша, — её голос стал таким холодным, что он почти прозвенел. — Я не сяду за стол с женщиной, которая ворует у меня из дома и пытается выселить меня.
— Но она же мать! — Миша почти умолял её.
— А я тебе кто? — Лиза не сдерживала гнева. — Декорация в квартире?
Миша замолчал, его молчание словно нависло тяжёлым облаком между ними.
— Хорошо, — сказала Лиза, её голос был ровным, но в нем слышалась решимость. — Значит, будем решать через суд.
— Лиза, ну зачем ты так?...
— Потому что ты трус, Миша, — её слова не были криком, но они звучали отчётливо. — А я не трусиха.
И она отключила.
Суд прошёл быстро. В зале было напряжённо и в тоже время каким-то образом бесцветно. Валентина Петровна, свекровь, сидела в ярко-розовом костюме, как на каком-то празднике, как будто это не суд, а какое-то торжество. Она сложила руки на коленях и с презрением посмотрела на Лизу.
— Ваша честь, — свекровь начала с жеманной ноткой, — я всего лишь хотела сохранить семейное добро. А невестка, сами понимаете, молодая, может не понять, куда девать вещи. Вот я и решила их подстраховать.
Лиза встала и, не дождавшись слова судьи, чётко, без запинки произнесла:
— Ваша честь, — она не скрывала решимости, — эти украшения — мои. Это моя память. И если у кого-то в этой семье нет совести, то пусть хотя бы закон будет на моей стороне.
Михаил сидел между ними, весь сжался, как школьник, которого поймали на списывании. Он тер пальцы, но не мог встать на чью-то сторону.
Судья выслушала обе стороны и наконец заговорила:
— Суд постановил: имущество принадлежит Лизе. Доля Валентины Петровны в квартире сохраняется, но права на личные вещи невестки она не имеет.
Зал наполнился тишиной. Вдруг Валентина Петровна вскочила, её лицо покраснело от ярости.
— Да как это так?! Это моя семья! А я что, никто?!
— Именно, — Лиза не подняла голос, но от её слов словно всё вокруг замерло. — Для меня вы теперь — никто.
После суда Михаил подошёл к ней. Его лицо было расстроенным, виноватым. Он не знал, что сказать.
— Лиза… прости. Я всё понимаю, — его слова не звучали искренне, скорее, как признание своей беспомощности. — Я дурак.
Лиза посмотрела на него. В его глазах стояли слёзы, но её голос был твёрдым, как камень.
— Да, — сказала она, — но теперь поздно.
— Неужели… всё?
Лиза вздохнула, но не из жалости, а как бы освобождая себя от какого-то груза.
— Миша, — она не смотрела на него. — Когда мужчина предаёт женщину один раз — это его ошибка. Но когда он делает это снова и снова — это уже его выбор.
Она развернулась и пошла прочь. На улице снова моросил дождь, но теперь он не казался ей чем-то обременяющим. Он был как освобождение. Лиза шла по тротуару, и в этот момент она почувствовала, как освобождается сама. Все эти годы она пыталась быть хорошей женой, хорошей невесткой, но теперь… она была только собой.
Я останусь одна. Но хотя бы с собой. Своей памятью. Своей силой. А это дороже любых браков и любых свекровей.
В этот момент она поняла, что с каждым шагом всё дальше уходит от того, что её когда-то сковывало. И впервые за долгое время Лиза улыбнулась. Она почувствовала свою свободу.
— Я свободна, — прошептала она, не зная, что эти слова будут громче всех возможных прощаний.
Конец.
Если вам понравился этот рассказ — обязательно подпишитесь, чтобы не пропустить новые душевные рассказы, и обязательно оставьте комментарий — всегда интересно узнать ваше мнение!