— Антон, ты на даче один? — я подозрительно вглядывалась в экран телефона. — Чей это маникюр мелькает? На моем кресле!
— Тебе показалось, — он неловко ухмыляется в камеру. — Катя, тут только я и клумбы.
— Поверни камеру на кресло, — твердо говорю я. — Хочу эту… клумбу… разглядеть.
Ну все, думаю, наконец-то можно расслабиться. Антон уехал на дачу мастерить свой сарай и попросил не приезжать пару недель. Говорит, я мешаю. Да и ладно, мне не особо-то хотелось! Сижу дома, не готовлю никому обеды, не утюжу рубашки. Красота!
Иду с работы через рынок, беру килограмм любимых слив — тех самых, которые Антон на дух не переносит.
— Сладкие они, — вечно ворчит он.
А я люблю сладкие. Пусть теперь на даче свои кислые яблоки жует, пока сарай строит.
И тут сталкиваюсь с Леной Ковалевой, нашей соседкой по дачному поселку. У нее такое лицо… будто хочет что-то важное сказать, но не решается.
— Катя! — окликает она. — Ты что, на дачу не ездишь? Не знаешь, что там творится?
— О чем ты? — останавливаюсь, перехватывая сумку со сливами.
— Да ты же не была там… сколько? Неделю?
— Ну да, и что? Антон сарай строит, просил не мешать.
Лена оглядывается, будто боится, что нас подслушают.
— Слушай… Как бы это сказать… — мнется она. — Я три дня подряд вижу у вас на участке Марину Лебедеву.
Я задумалась, в голове завертелись разные мысли…
— Какую еще Марину?
— Ну, ту, что через два участка от вас. Брюнетка, фигуристая такая, знаешь?
А, эту. Вспомнила. Ей лет тридцать, разведенка, живет одна. Участок у нее заброшенный — трава по колено, забор шатается. Вечно ноет: то ей скучно, то одиноко.
— И что она у нас делает? — спрашиваю, пока спокойно.
— Позавчера видела, как она на вашей террасе кофе пила, — говорит Лена. — Сидела в твоем кресле, ноги на стол закинула. Вчера копалась в твоих клумбах, поливала что-то. А сегодня в гамаке валялась с книжкой.
У меня в горле пересохло.
— А Антон где был?
— Муж твой… — Лена замялась. — Рядом крутился. То доски таскал, то еще что-то. Они… ну, будто вместе хозяйничали.
Я стою, пытаясь осмыслить. Значит, мне на дачу нельзя — мешаю стройке. А какой-то соседке можно? Пьет кофе из моих кружек, поливает мои цветы, лежит в моем гамаке?
— Лен, ты точно ничего не путаешь?
— Да я каждый день мимо хожу за молоком! — возмутилась она. — Вчера еще видела, как она из дома тарелки выносила, еду какую-то. Будто там живет.
Все, хватит.
— Спасибо, что сказала, — бросаю я и иду домой.
В голове одна мысль: что происходит? Антон звонит каждый вечер, жалуется, как устал, как скучает один. А сам, значит, с этой Мариной… тусуется.
Дома я мечусь по квартире, не зная, что делать. Позвонить? Спросить: «Милый, правда, что у нас на даче соседка поселилась?» Он скажет, что Лена врет или что-то напутала.
Нет, поеду сама. Завтра утром. Посмотрю, что за идиллия там у них.
В субботу еду на дачу, не предупреждая. Обычно я звоню, говорю, что приезжаю. Но сейчас решила сделать сюрприз.
По дороге накручиваю себя. А если Лена права? Хотя… Нет, Антон же не дурак. Неужели он правда будет с соседкой… ну, крутить что-то у всех на виду? Бред.
Подъезжаю к воротам. Машина Антона стоит под навесом, блестит — видно, недавно помыл. Тихо открываю калитку, вхожу на участок.
И сразу вижу ее.
Марина Лебедева устроилась в моем любимом кресле на террасе. В ярко-голубом купальнике и легкой накидке. Волосы собраны в небрежный узел, на глазах солнцезащитные очки. Пьет чай из моей любимой кружки — белой с синими звездами, подаренной мамой.
Ноги она закинула на мой столик. Рядом — книга, телефон и миска с ягодами.
Я стою, не веря глазам. Она сидит так уверенно, будто это ее терраса, дом, участок.
— Где Антон? — выдавливаю я, стараясь держать себя в руках.
Марина сдвигает очки на лоб, глядя так, словно я застала ее врасплох.
— Ой, Катя… Привет, — мямлит она. — А ты… как это… приехала?
— Приехала. Где муж?
— Антон… Ну, в душе, кажется. Или в сарай за инструментами пошел.
Из дома выходит Антон. Волосы мокрые, в шортах и старой футболке. Увидев меня, замирает.
— Катя! — голос его слишком громкий. — А ты… почему не предупредила?
— А я должна предупреждать? Это мой дом, не гостиница.
— Нет, конечно… Просто… Я же просил не приезжать, пока сарай строю…
— Вижу, как ты строишь, — киваю на Марину, которая торопливо встает с кресла.
— Слушай, Катя, — вмешивается она, поправляя накидку. — Это не то, что ты думаешь. Я просто… помогаю Антону. У него работы много, одному тяжело…
— Помогаешь? — переспрашиваю я, чувствуя, как внутри закипает. — Лежа в моем гамаке? Пьешь чай из моих кружек?
— Да ладно тебе… — Антон подходит ближе. — Она реально помогает. Готовит, убирает на участке…
— А свой участок что, уборки не требует? — спрашиваю я у Марины, стараясь не сорваться.
— Ну… там не покошено… И вообще… одной скучно…
— А у нас тут, значит, клуб развлечений?
Антон стоит между нами, переводя взгляд с одной на другую. Выглядит растерянным, но и раздраженным, будто я виновата, что приехала не вовремя.
— Марина, иди домой, — говорю я твердо. — Могу газонокосилку дать, займешься своим участком, скучать не придется.
— Но… — начинает она.
— Это мой дом. Я не помню, чтобы тебя приглашала.
Марина собирает свои вещи: книгу, телефон, ягоды. Накидка сползает, она неловко ее поправляет. Антон молчит, но я вижу — он недоволен.
— Проводи гостью, — говорю я.
Он идет с ней до ворот. Я слышу их шепот, но слов не разбираю.
Когда Антон возвращается, лицо у него хмурое.
— Приехала, устроила скандал, выгнала человека… Даже не разобравшись, обвинила черт знает в чем.
— Человека, который без спроса брал наши вещи! И вел себя как хозяйка.
— Да что за вещи? Кружка, кресло… Кому они нужны?
Я смотрю на мужа и думаю: знаю ли я его? Двенадцать лет вместе, и вот это.
— Антон, покажи, что ты сделал за десять дней.
Он ведет меня к недостроенному сараю. Я вижу только кучу досок и пустырь. Ни фундамента, ни стен — ничего.
— И это все? — спрашиваю.
— Ну… да… Это не так просто…
— Антон, такими темпами ты до осени не закончишь.
— Я не строитель! — вспыхивает он. — И не только сарай делал! Участок в порядок приводил, клумбы поливал…
Оглядываюсь. Клумбы ухожены, да. Похоже, стараниями Марины.
— Ясно, — говорю я. — Раз у тебя все под контролем, работай быстрее. Я домой. А Марине передай: еще раз ее тут увижу — пожалеет.
— Катя, не злись… — пытается он меня остановить.
— Я не злюсь. Просто вижу, что тут без меня справляются.
Еду домой, а в голове крутится: неужели Антон правда… Нет, не может быть. Он не такой. Или все-таки? Обида и злость жгут изнутри.
Вечером решаю позвонить по видеосвязи. Обычно мы просто болтаем, но что-то подсказывает: звони с видео.
— Антон, привет, — говорю, когда он отвечает. — Как дела?
— Нормально… — бормочет он, держа камеру так, чтобы видно было только лицо. — А ты чего по видео?
— Соскучилась, — отвечаю, внимательно вглядываясь. — Хочу тебя увидеть.
Он выдавливает улыбку, но она какая-то натянутая.
— Покажи клумбы, — прошу как бы невзначай. — Забыла, полила их или нет.
— Какие клумбы? — тупо переспрашивает он.
— Ну, те, что вдоль террасы, с ромашками.
— А… сейчас… — он встает, идет к террасе.
И тут в кадре мелькает край кресла. А на нем — женские ноги с ярко-розовым маникюром.
— Антон, — говорю спокойно. — Чьи ноги в кадре?
Он резко дергает телефон, изображение скачет.
— Какие ноги? Ничего не вижу…
— Антон.
— Что?
— Чьи ноги?
Долгая пауза. Она кажется вечностью.
— Катя… Это… Марина задержалась… — мямлит он. — Мы поужинали, сейчас уйдет…
— Поужинали?
— Ну… да… Она готовила… Я же говорил, помогает…
— Помню, что ты говорил, — отрезаю я. — И что я сказала перед отъездом.
Он молчит. На фоне слышно, как кто-то возится — наверное, Марина собирается.
— Знаешь, — говорю я. — Завтра беру отпуск и приезжаю на дачу. До конца лета.
— Как до конца? — голос его срывается.
— Буду жить там. Помогать тебе со стройкой.
— Но у тебя же работа…
— Отпуск, месяц, — отвечаю твердо.
— Месяц?! — он в панике.
— Ага. Будем вместе сарай строить. Романтика, правда?
— Катя… Может, не надо… Тут неудобно, душ толком не работает…
— Ничего, ради нас потерплю.
После разговора лежу и думаю: подлец! Двенадцать лет брака, а он с какой-то соседкой! Хочется ворваться и устроить разнос, но решаю действовать умнее.
На следующий день беру отпуск. Начальство не против — график позволяет. Еду на дачу в воскресенье утром, не предупреждая.
Антон встречает у ворот, явно услышав машину. Лицо у него такое, будто всю ночь мучился.
— Катя! — говорит слишком бодро. — Думал, ты к вечеру приедешь!
— Решила пораньше. Соскучилась.
Он помогает выгружать сумки. Их много — на месяц же.
— Ты точно надолго? — осторожно спрашивает он.
— На месяц. А что?
— Да нет… Просто… столько вещей…
В доме чисто, но в ванной вижу два полотенца: одно Антона, второе — женское, голубое, пушистое.
— Антон, чье полотенце? — спрашиваю.
— А… это… наверное, Марины, — мнется он. — Вчера душ принимала, после огорода…
— И забыла?
— Завтра отдам…
Ладно, думаю, пока поверю.
Весь день Антон странный. Суетится, то и дело косится на дорогу, в окна. Разговоры поддерживает вяло, отвечает невпопад. Постоянно спрашивает, не зовут ли меня на работу, не надо ли в офис.
— Антон, я же сказала — отпуск на месяц.
— Да… конечно… Думал, вдруг что-то срочное…
Ночью он ворочается, не спит. Я притворяюсь спящей, но слышу, как он встает, идет в ванную, а потом тихо пишет кому-то сообщения.
Утром в понедельник просыпаюсь рано. Выхожу на террасу, привожу себя в порядок, завтракаю. Воздух свежий, птицы поют — красота.
К девяти Антон выходит, заспанный, взъерошенный.
— Доброе утро, — говорю я.
— Утро… — бурчит он. — Слушай, давай в город съездим? Может, в кафе?
— Зачем? Мы же на даче отдыхаем. Лучше сарай строй.
— Да… конечно… Только попозже, жарко же…
Я соглашаюсь, но чувствую: он что-то задумал.
К полудню берусь за полив. Тяну шланг, орошаю клумбы. Антон помогает, таскает лейки с удобрениями.
И тут на участок влетает Марина.
В ярко-оранжевом купальнике и легкой накидке. Волосы распущены, губы накрашены. Идет, улыбаясь.
— Антоша! — кричит весело. — Ты обещал помочь с моими грядками!
И замирает, увидев меня.
— Ой… Катя… Привет… — голос ее дрожит.
— Привет, — отвечаю я, продолжая поливать.
Беру у Антона лейку с удобрениями — натуральные, прямо из-под коровы. Поворачиваюсь и… случайно роняю. Жидкость летит на Марину. Хватаю шланг и щедро окатываю ее ледяной водой. Не в навозе же ей ходить.
Марина стоит мокрая с ног до головы. Оранжевый купальник облепил тело, накидка валяется на земле. Косметика течет: тушь размазалась черными пятнами, помада смазалась. Волосы висят, как мокрые нити.
— Ой! — говорю я с невинным видом. — Прости, ты не вовремя! Нельзя людей отвлекать, когда они работают.
Марина хлопает глазами, с ресниц капает тушь. Выглядит, как промокший воробей — жалкая и взъерошенная.
— Я… я… — заикается она.
— Чего стоишь? — продолжаю я заботливо. — Иди переоденься, а то простынешь! Хотя, если б ты была на своем участке, ничего бы не случилось. Ты же там ничего не сажаешь.
Антон стоит с открытым ртом, переводя взгляд с меня на Марину.
— Катя… — начинает он.
— Что? — перебиваю. — Случайно вылила воду. Бывает.
Марина приходит в себя.
— Ты… нарочно! — шипит она.
— Нарочно? — удивляюсь я. — Нарочно клумбы поливала? Ну да, нарочно. Что такого?
— Ты меня водой облила… и навозом! Знаешь, сколько стоит этот купальник? Теперь воняю, как… черт знает что! Только выкинуть!
— А зачем без спроса на чужой участок ходишь? — парирую я. — Думала, ты дома, своими делами занята.
Марина вытирает лицо, но только сильнее размазывает тушь.
— Антон! — обращается она к мужу. — Ты же видел! Она специально!
Антон переминается с ноги на ногу, попав в ловушку.
— Ну… Катя не специально… — бормочет он. — Она же не знала, что ты придешь…
— Не знала?! — взвизгивает Марина. — А почему я вообще должна предупреждать, если иду к… к…
Она замолкает, понимая, что чуть не проговорилась.
— К кому? — уточняю я, ставя лейку на землю.
— К… другу… — тихо выдавливает Марина.
— А, к другу, — киваю я. — И давно вы дружите?
— Мы… просто… — она запинается.
— Просто что? — не унимаюсь я.
— Катя, хватит, — вмешивается Антон. — Не устраивай сцен.
— Каких сцен? — удивляюсь я. — Просто болтаю с твоей подругой. Интересуюсь, как дела.
Марина дрожит — то ли от холода, то ли от злости.
— Все! — выпаливает она, глядя на Антона. — Больше сюда не приду! Разбирайся со своей… женой!
Она уходит, оставляя мокрые следы на дорожке. Мы с Антоном остаемся одни.
— Зачем ты это сделала? — тихо спрашивает он.
— Что сделала?
— Облила ее водой и… удобрениями. Воняет же, глаза режет.
— Сказала же — случайно.
— Катя, не ври. Ты нарочно.
— А если и так? — смотрю ему в глаза. — Что тогда?
Он молчит, опустив взгляд. Долго. Потом садится на скамейку.
— Господи… — бормочет он. — Что за кошмар…
— Антон, давай начистоту, — сажусь рядом. — Что между вами было?
— Ничего! — вскидывает он голову. — Она просто… помогала. Готовила, убирала…
— В купальнике? Из чистой доброты? Марина у нас местный волонтер?
— Ну… жарко же…
— Антон, ты мне изменил?
Он смотрит в землю. Его молчание — ответ.
— Ясно, — говорю я и встаю.
— Катя, погоди! — хватает он меня за руку. — Ничего серьезного! Ну… флиртовали пару раз… Но не больше! Клянусь!
— А, только флиртовали, — киваю я. — Тогда все нормально.
— Катя, пойми… Она сама… Я не хотел… Просто ты уехала, а она тут, рядом…
— Само вышло, — повторяю я. — Поняла.
Иду к дому. Антон бежит следом.
— Катя! Давай поговорим! — кричит он.
— О чем? — оборачиваюсь. — Ты все сказал.
— Я объясню! Это не то, что ты думаешь. Прости…
Я смотрю на него — растерянного, виноватого, жалкого. Двенадцать лет брака, а он готов флиртовать с первой соседкой в ярком купальнике.
— Если б я думала, что ты мне изменил по-настоящему, — говорю спокойно, — одним ведром не обошлось бы.
Он бледнеет, понимая, что я серьезно.
Вечером Антон выкладывает все начистоту. Марина пришла на третий день после моего отъезда. Сказала, что скучно, предложила помочь по хозяйству. Он не отказался. Если бы не Лена Ковалева и мой приезд, кто знает, чем бы это кончилось.
Но я простила. До конца отпуска Антон занимался только сараем. Никаких соседок в оранжевых купальниках. А голубое полотенце Марины я пустила на тряпки. Отличное напоминание Антону, кто в доме хозяйка.