— Катя, ты где?! Гости уже здесь, а стол не накрыт! — голос свекрови, Валентины Владиславовны, резанул по ушам, вырываясь из телефонной трубки. На другом конце слышалось отрывистое тук-тук-тук – она яростно нарезала колбасу. — Сережа где? Почему не отвечает? Ребенок с тобой? Я уже третий час звоню!
Катя прижала телефон к плечу, одной рукой удерживая на бедре полуторагодовалую Лизу, другой пытаясь запихнуть ключи в замок входной двери. Крошка плакала, уставшая, голодная.
— Валентина Владиславовна, я только с поликлиники. Лизу температурит третий день. — Голос Кати дрожал от усталости и нарастающей паники. — Сережу не могу найти. Он сказал, будет к пяти. Уже семь.
— Температурит! — хмыкнула свекровь. — Все дети болеют. Это не повод срывать юбилей твоего свекра! Гости ждут! Именинник нервничает! Сережа, наверное, задержался на работе. Как всегда. Ты знаешь, какая у него ответственность. Не то что у некоторых.
Катя глубоко вдохнула, пытаясь сдержать слезы. Ответственность. Да. Как же. Работа Сережи последние полгода была удобным прикрытием для всех его поздних приходов и внезапных "авралов" в выходные. Она вошла в квартиру. Холодно. Пусто.
— Я сейчас попробую ему еще раз позвонить. И… я приеду. Но поздно. Сил накрывать стол нет.
— Какая ты неорганизованная! — взвизгнула Валентина Владиславовна. — Я же говорила Сереже, что брак с тобой – ошибка! Никакой хозяйки из тебя! Ни поддержки мужу! Один сплошной ребенок на руках да нытье! Ладно, сиди со своей больной! Мы сами как-нибудь! — Щелчок. Связь прервалась.
Катя опустилась на стул в прихожей, прижимая к себе хныкающую Лизу. Усталость накатывала волнами. Юбилей свекра. Пятница. Сережа обещал взять отгул, помочь с покупками, встретить ее с поликлиники. Исчез. Как в последние месяцы. Сначала звонок: "Задержусь, Котенок". Потом – тишина. Телефон вне зоны действия. Вечные "сел аккумулятор".
Она набрала номер Сережи снова. Напряженные гудки. Опять. Поставила Лизу в манеж, сунула игрушку, налила сока. Надо ехать. Нельзя не приехать. Это будет война. Война, которая давно тлела подспудно: свекровь против невестки, муж – вечно нейтральная территория, ускользающая между двумя фронтами.
Полчаса спустя Катя, с головной болью и все еще капризной Лизой на руках, звонила в дверь свекровской квартиры. Шум гостей был слышен еще на лестничной площадке.
Открыла Валентина Владиславовна. Взгляд – ледяной.
— А, пожаловали. Без мужа, как всегда. — Она отвернулась, не предлагая помочь с ребенком или верхней одеждой. — Проходи. Места за столом уже нет, садись где-нибудь в уголке.
Стол ломился от еды: холодец, селедка под шубой, салаты оливье и мимоза, нарезки, горы блинов. Гости – родственники Сережи, шумели, смеялись. Именинник, свекор Николай Иванович, уже изрядно навеселе, кричал тост. Увидев Катю, он лишь невнятно махнул рукой.
— Катюха! А где Сережка-то? Работяга задержался?
— Не знаю, Николай Иванович. С праздником вас.
Она нашла свободный табурет у края стола, рядом с теткой Сережи, вечно всем недовольной Марфой Семеновной. Лиза, испугавшись шума, заревела.
— Ой, чего разревелась? — буркнула Марфа Семеновна. — Испортила весь праздник. Детей надо воспитывать. Небось, весь день на руках носила?
Катя встала, пытаясь успокоить дочь. Ее лицо горело. Она чувствовала на себе десятки любопытных и осуждающих взглядов. "Плохая жена". "Не справилась". "Муж сбежал от такой". Шепоток за столом притих, но напряжение висело в воздухе.
— Может, позвонить еще раз? — предложила робко двоюродная сестра Сережи, Наташа. Ее взгляд выражал искреннее сочувствие. — А то как-то… странно.
— Не надо! — резко оборвала Валентина Владиславовна, ставя на стол новую тарелку с горячим. — Сын знает, где его семья. Наверняка важное совещание. Не то что тут некоторые, с вечными капризами и больными детьми. — Она бросила выразительный взгляд в сторону Кати.
Катя не выдержала.
— Валентина Владиславовна, Лиза действительно болеет. Я три дня почти не спала. Сережа обещал помочь. Где он – я не знаю. И мне это не нравится. — Голос, к ее удивлению, звучал твердо, без прежней дрожи.
Наступила неловкая пауза. Даже шумные гости притихли, уловив конфликт. Семейные разборки на юбилее – деликатес почище селедки под шубой.
— Ах, тебе не нравится? — свекровь поставила кулаки на бока. — Это ты ему не нравишься! Вечно ноешь, вечно усталая, вечно ребенок болеет! Мужчине нужна поддержка, а не обуза! Он устает! Зарабатывает на вас! А ты? Даже стол накрыть не можешь!
— Я была с больным ребенком у врача! — Катя повысила голос. Лиза заплакала громче. — Где ваш сын? Где мой муж? Почему он не отвечает?! Почему его "работа" всегда важнее семьи?!
— Не смей так о моем сыне! — закричала Валентина Владиславовна. — Это ты его из дома выживаешь своей вечной кислой миной! Не умеешь быть женой! Не умеешь быть матерью! Смотри, как дитя орет! Совсем избалуешь!
Катя почувствовала, как земля уходит из-под ног. Усталость, обида, страх за Лизу, ярость на Сережу и его мать – все смешалось. Она резко повернулась к Наташе.
— Наташ, не могла бы ты… подержать Лизу минуту? Я… я выйду.
Наташа кивнула, протягивая руки. Катя передала дочь, схватила сумку и выбежала в прихожую, а оттуда – на лестничную площадку. Нужен был воздух. Холодный, резкий воздух. Она прислонилась к холодной стене, закрыла глаза, пытаясь заглушить гул в ушах и ком в горле. Потом достала телефон. Снова набрала Сережу. Гудки. Гудки. Гудки. И вдруг – короткие гудки. Он сбросил вызов.
Катя замерла. Он сбросил. Он не просто "вне зоны" или "с разряженным телефоном". Он видел ее вызов и сбросил. Ледяная волна прокатилась по спине. Что-то было не так. Очень не так.
Она открыла мессенджер. Последнее сообщение от него было днем: "Все ОК, Котенок. Вечером буду. Целую". Написано ровно в тот момент, когда она сидела в душном коридоре поликлиники с плачущей Лизой на руках. Ложь. Голая, наглая ложь.
Интуиция, та самая, что тихо шептала ей последние месяцы, закричала в полный голос. Она быстро открыла приложение такси. У Сережи было привязано несколько карт. Одна из них – корпоративная. Иногда он забывал отключать синхронизацию поездок. Катя залогинилась под его почтой, к которой знала пароль (он просил как-то раз проверить что-то). Сердце бешено колотилось. История поездок... Сегодня... Днем – поездка из офиса. Не домой. В центр. На улицу с модными кафе и барами. И... там он был до сих пор. Последняя активность карты – 15 минут назад, оплата в кафе "Барселона".
Кафе "Барселона". Недалеко. Очень недалеко от их дома. Совсем не в офисе. Совсем не на "аврале".
Катя стояла, не чувствуя холода от бетонной стены. Обман. Измена? Мысли путались. Надо было проверить. Надо было увидеть. Она быстро написала Наташе в мессенджер: "Наташ, прости, ЧП. Забери Лизу к себе на пару часов? Очень-очень прошу. Объясню позже".
Ответ пришел почти мгновенно: "Хорошо. Береги себя. Что случилось?"
Катя не стала объяснять. Она вызвала такси. Адрес: кафе "Барселона". Ее руки тряслись. Внутри все сжалось в ледяной ком. Семейная жизнь трещала по швам, и сейчас она должна была узнать, насколько глубоки эти трещины.
Такси притормозило напротив кафе. Большие окна, мягкий свет внутри. Люди за столиками. Катя расплатилась, вышла. Подошла ближе, стараясь оставаться в тени. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
И она увидела. В углу, за столиком у окна. Сережа. Он сидел, откинувшись на спинку стула, улыбался. Расслабленный, довольный. Напротив него – молодая женщина. Очень молодая. С длинными каштановыми волосами. Она что-то говорила, жестикулируя, и Сережа смеялся. Его рука легла на ее руку, лежавшую на столе. Интимный, уверенный жест. Не первый вечер вместе. Не первый месяц.
Катя замерла. Мир сузился до этой картинки за стеклом. Шум улицы исчез. Осталось только гудение крови в ушах и ледяное спокойствие, накрывшее ее после первоначального шока. Все встало на свои места. Поздние возвращения. "Авралы". Постоянно разряженный телефон. Отстраненность. Вечные упреки свекрови, которые теперь звучали как обвинительный акт, написанный в соавторстве с сыном. "Не умеешь быть женой". Вот как. Значит, эта... умеет?
Она достала телефон. Не думая, на автомате. Сделала несколько снимков через окно. Крупно. Чтобы было видно их лица. Их руки. Их улыбки. Сережа повернул голову, его взгляд скользнул по улице. На долю секунды показалось, что он увидел ее. Его улыбка сползла. Он резко отвел глаза, что-то быстро заговорил с девушкой.
Катя убрала телефон. Никаких слез. Только пустота и холодная, как бритва, ясность. Она развернулась и пошла прочь. Быстро. Не оглядываясь. Ей нужно было забрать Лизу. Ей нужно было думать. Действовать. Эта жизнь, эта "семья", эта ложь – кончились. Сейчас. В эту самую минуту.
Она снова вызвала такси. Набрала номер Наташи.
— Наташ, я еду. Спасибо. — Голос звучал ровно, странно спокойно. — Забирать Лизу. И… приготовься. У меня плохие новости.
— Кать, что случилось? Ты где была? Ты в порядке?
— Нет. Не в порядке. Но скоро буду. Я все видела. Сережа… он не на работе. Он в кафе. С другой. — Слова давались легко. Как будто говорила не о своей жизни, а о чужой.
— Ох… Кать… Я… не знаю что сказать… — голос Наташи дрогнул. — Езжай скорее. Я с Лизой. Мы тебя ждем.
Катя отключилась. Смотрела в окно такси на мелькающие огни. Семейные проблемы. Конфликт поколений. Измена мужа. Кризис в браке. Развод при ребенке. Все эти страшные слова, которые она читала в статьях, слышала от подружек, теперь касались ее напрямую. Но странно: не было страха. Была только решимость. Решимость вырвать себя и Лизу из этого вранья, из-под гнетущего взгляда Валентины Владиславовны, и мужа-лжеца.
У Наташи было тихо. Лиза, наконец уснувшая, мирно посапывала в кровати. Катя сидела за кухонным столом, перед ноутбуком. На экране – фотографии. Те самые. Ясные, неопровержимые.
— И что ты будешь делать? — тихо спросила Наташа, ставя перед Катей кружку чая.
— Сначала – скажу ему. Прямо. Глядя в глаза. Покажу это. — Катя кивнула на экран. — Потом… потом съеду. К родителям. На время. Нужен юрист. Развод. Раздел. Лизу он не получит. Не после этого. — Она говорила четко, обдумывая каждый шаг.
— А свекровь? Она же… — Наташа не договорила.
Катя усмехнулась. Коротко, беззвучно.
— Валентина Владиславовна? Она получит своего сына обратно. Целиком и полностью. Как всегда и хотела. Пусть теперь свою "ответственность" и "усталость" объясняет ей. Мне это больше не интересно.
Она закрыла ноутбук. Выпила глоток горячего чая. Впервые за долгие месяцы, за эти изматывающие годы брака, наступившего после беспечной студенческой любви, она чувствовала не боль, а облегчение. Гора лжи рухнула, и под обломками она нашла не раздавленную жертву, а себя. Ту самую Катю, которая умела принимать решения. Которая знала, что ее ребенок – главное. Которая больше не боялась свекрови и не верила в сказки мужа.
— Завтра, — сказала Катя, глядя в окно на темнеющее небо. — Завтра все начнется по-новому. С чистого листа. Без вранья.
Она подошла к кровати, поправила одеяло на спящей Лизе. Маленькая дочь. Ее настоящая семья. Ее главная ответственность. Все остальное – рухнувший карточный домик. И Катя была готова строить новое. Надежное. Честное. Свое. Пусть путь к новой жизни будет сложным, через юридические вопросы, через боль разрыва, через неизбежные споры о разделе имущества и алиментах, но это будет ее путь. Путь к свободе от лжи и чужого контроля. К жизни, где ее ценят не за накрытый стол, а за то, кто она есть. Мать. Женщина. Человек, нашедший в себе силы сказать "хватит".