Скрип молнии дорожной сумки разрезал утреннюю тишину кухни. Андрей складывал снасти с привычной сосредоточенностью: спиннинг в чехле, коробка с блёснами, вейдерсы, термос, батарейки для фонаря. Палатка лежала свёрнутая рулоном, обвязанная стропами.
— Рыба ждёт, — подмигнул он, проверяя крепление катушки.
Я заметила порванную петельку на чехле — торчал жёлтый лоскут. В его кармане шуршала упаковка с опарышем, на столе лежал рыболовный талон с завтрашней датой.
— На три дня, вернусь в воскресенье, — сказал он, целуя меня в щёку. — Если что — звони Витьке.
Дверь хлопнула. Я осталась с остывающим кофе и запахом его одеколона.
Первое сообщение пришло через два часа: «Доехали. Связь плохая». Потом голосовое — ветер и хохот на фоне, обрывки фраз: «...база классная...», «...завтра с утра...». Во второй день только серые галочки. К третьему дню тишина стала плотной, как вата.
Я мыла его кружку с засохшим чайным пятном и придумывала разумные версии: нет сети, сел телефон, загуляли с ухой. На кухне остывал суп, который варила для его возвращения. В чате друзей всплывали старые фото с прошлых рыбалок — краснопёрка на леске, костёр, довольные лица. Знакомый выкладывал сториз с какой-то базы, похожей на их, но дата была прошлогодняя.
Воскресный вечер тянулся. Я переставляла вилки в ящике, считала блёсны в его коробке, листала старые фото в телефоне — мы у воды, он говорит: «На воде всё простое». Помню, тогда я спросила: «А если один из нас уйдёт?» Он рассмеялся: «К другой рыбе, что ли?»
Щелчок цепочки на двери прозвучал в половине одиннадцатого. Я открыла — на пороге стоял Андрей с чемоданом в руке. Усталый, пахнущий дымом, тиной и бензином. На пальце светлая полоска без обручального кольца.
— Мы должны расстаться. Я встретил другую.
Слова повисли в прихожей. Металлический привкус на языке, ватные пальцы, гул крови в ушах.
— Не устраивай сцен, пожалуйста. Можно поесть? Нормально поговорить?
Он прошёл на кухню, поставил чемодан у табуретки. На его запястье болтался браслет турбазы — пластиковый, жёлто-синий. В кармане ветровки что-то шуршало.
— Суп разогреть? — спросила я машинально.
— Давай.
Пока разогревала, разглядывала его украдкой. На сапоге блестела рыбья чешуя, джинсы пахли костром. Он расстёгивал ветровку, и из кармана выпал чек — кафе «Привал», трасса М-8, 127-й километр. Время на чеке: 23:47.
М-8 — не наша дорога. До их озера совсем другой путь.
— Где встретил? — спросила я, ставя тарелку.
— На базе. Она там работает.
— Как зовут?
Пауза. Он перекатывал ложку в пальцах.
— Лена.
— Что будешь делать завтра в девять утра?
— Зачем такие подробности? — он потёр переносицу. — Всё просто. Мы разные. Я задохнулся. Это судьба.
Я взяла чек с пола, разгладила. 127-й километр М-8 — это область севернее. Их озеро в другой стороне.
— Витька с вами ездил?
— Да. Вместе были.
— Позвоню ему.
Андрей дёрнулся, но промолчал. Витька ответил не сразу, голос сонный:
— Да, вместе... А что?
На фоне гудел мультик, детский голосок что-то лепетал. Никаких звуков прибоя или треска поленьев.
— Рыбу ловили? — уточнила я.
— Конечно. Нормально отдохнули.
Но интонация была неловкой, как у школьника, которого поймали на вранье.
После разговора Андрей ушёл в душ. Я открыла его чемодан. Вещи аккуратно сложены, но между рубашками наклейка турбазы «Синяя цапля», а в боковом кармане — женская резинка для волос. Тёмная, не моя. И билет на паром — «Переправа Волжская», вчерашний день.
В ванной шумела вода. Я включила его телефон — код знала. В галерее экшн-камеры нашла видео с рыбалки. Таймкоды прыгали странно: 14:30, потом сразу 18:20, потом опять 15:10. Кусок, где камера лежит на столе, и в кадр попадает женская ладонь с белым пластырем на среднем пальце. Ладонь убирает со стола стакан.
Когда Андрей вернулся, я сидела за кухонным столом. Пар поднимался от кастрюли, звякала ложка о дно.
— По чекам получается, ты был не на вашем озере, — сказала я тихо. — И паром ты зачем переправлялся?
— Не мучай себя. Всё просто.
— Резинка в чемодане чья?
— Не знаю.
— Видео на камере склеенное. Время скачет.
Он выровнял леску на катушке, не глядя на меня.
— Лена как выглядит? — спросила я.
— Обычно.
— Пластырь на пальце у неё есть?
Он поднял глаза. Молчание затянулось.
— Откуда ты знаешь про пластырь?
— Случайно попала в кадр. На видео.
Андрей отодвинул тарелку, прислонился к спинке стула.
— Она не Лена, — сказал он наконец. — И это не роман.
— А что?
— Долг.
Слово повисло. Я ждала.
— Помнишь, в прошлом году я занимал у Серёги на ремонт машины? Он передал долг другим людям. Они нашли меня на базе. Приехали разбираться.
— Сколько?
— Полтора миллиона. С процентами.
Я почувствовала, как холодеет спина.
— И что они предложили?
— Работу. Перевозки. Полгода — и мы в расчёте.
— Какие перевозки?
— Лучше не знать.
Он достал из кармана конверт с распиской. Подпись неразборчивая, печать какой-то фирмы.
— Женщина с пластырем — кто?
— Посредник. Оксана. Она всё контролирует.
На его руке я заметила свежий синяк под часами.
— Развод — чтобы меня защитить?
— Если что пойдёт не так, на тебе ничего не будет висеть. Имущество, счета.
— А дальше?
— Полгода поработаю — и свободен. Может, тогда...
— Может, тогда — что?
Он пожал плечами.
— Не знаю.
Я встала, взяла конверт с распиской. Почерк корявый, но читаемый. Телефон Оксаны, адрес конторы, сумма долга.
— У тебя есть копии?
— Зачем?
— На всякий случай.
Сфотографировала расписку на телефон, потом вернула ему.
— Завтра в девять утра что делаешь?
— Встреча. Получу инструкции.
— Где?
— Адрес скажут с утра.
Я открыла планшет, зашла в банк-онлайн. Общие карты заблокировала одним движением.
— Ты что делаешь?
— Защищаю себя. Как ты просил.
Он кивнул. Понял.
— Куда поедешь жить?
— Пока не знаю.
— Вещи заберёшь когда?
— Завтра, после встречи.
Я поставила его чемодан у двери.
— Спиннинг тоже забери.
— Он здесь пока может полежать?
— Нет.
Андрей снял удочку с полки, размотал леску, аккуратно намотал обратно. Руки дрожали чуть заметно.
— Извини, — сказал он.
— За что именно?
— За всё. За то, что так получилось.
— Не за вранье, не за долг, не за то, что решил за меня. А за то, что так получилось.
Он промолчал.
Я открыла дверь. В подъезде пахло краской и мокрыми тряпками. Андрей вышел с чемоданом и спиннингом, обернулся на пороге.
— Если что-то случится — ты меня не знаешь, договор?
— Договор.
Дверь закрылась. Я прислушалась к звукам: лифт, шаги по лестнице, хлопок подъездной двери.
В кухне допивала остывший суп и думала о расписке в его кармане, о том, кто такая Оксана с пластырем на пальце, о том, что полгода — это много или мало для перевозок, которые лучше не знать. О том, что завтра в девять утра он получит инструкции, а я — поеду к юристу.
Поднялась в спальню, легла поверх одеяла. За окном шуршали листья, где-то капала вода с козырька.
Скрип молнии — теперь уже не его дорожной сумки, а моей. Завтра понадобится папка с документами, копия паспорта, справка о доходах. И телефон с фотографией расписки.
Капля с тента стекла по стеклу и исчезла в темноте. Я закрыла глаза и представила, как завтра в кабинете юриста буду рассказывать про долг в полтора миллиона, про перевозки, которые лучше не знать, и про женщину с пластырем, которая контролирует, чтобы долги возвращались. Про то, как защитить себя, пока он полгода работает на людей, которых лучше не знать.
А может, и дольше полугода.
Может, совсем.
Дзынь ключей в замке теперь будет только мой.