Есть в Петербурге особая черта — у нас традиции не громкие, не выставленные напоказ. Мы их не называем «традициями». Это просто — «так у нас заведено». Ни крика, ни церемонии, просто обыденный ритуал, который повторяется из года в год, поколение за поколением. Но если взглянуть со стороны — странно, даже смешно. И всё равно — трогательно.
Я замечала это с детства: в каждой квартире, куда меня приводили в гости — будь то коммуналка на Лиговке или сталинка у Технологического, — были свои маленькие странности. Семейные привычки, которые передавались не потому, что нужны, а потому что в них было что-то уютное. И вот — несколько таких историй, которые до сих пор вызывают у меня лёгкое изумление. Иногда с улыбкой, иногда с щемящим теплом.
Однажды я пришла к подруге в гости на день рождения её бабушки. Всё шло, как обычно: запах пирога, застолье, шум. И вдруг в какой-то момент все разом встали и ушли… в ванную. Я растерялась. Потом выяснилось: в их семье было принято каждый год в этот день по очереди заходить в ванну и смотреть на старую трещину на потолке — в ней, как утверждала бабушка, однажды проступил лик Николая II. Никто больше не видел, но традиция осталась.
Каждый год — ванная, потолок, лёгкий наклон головы и тихое: «Ну, вроде бы да…»
Мой школьный друг Сева до сих пор живёт с родителями на Удельной. У них дома по субботам полагается есть картошку в мундире с укропом — и не просто есть, а исключительно молча, под виниловую пластинку Рахманинова. Его мама считает, что только в тишине картошка "усваивается душой".
Я как-то спросила — зачем? Сева пожал плечами:
— Просто в детстве у мамы был такой вечер, и ей тогда не мешали думать. Она решила, что и мы тоже не будем говорить. Мы просто едим. Молча. Почти духовный ритуал.
А есть ещё семья на Малой Посадской, где каждый Новый год в 23:47 все прячутся под стол. Обязательно. Дети, взрослые, собака. «Чтобы год не увидел, как мы улыбаемся ему заранее», — поясняет их дедушка. Он прошёл всю блокаду, и когда-то под столом было безопаснее, чем у окна. Традиция осталась, хотя теперь под столом — гирлянды, тарелки с салатом и даже мини-радио, чтобы слушать бой курантов снизу.
Когда я рассказала о всём этом своей коллеге Маше, она не удивилась. Сказала, что у них в семье с 1993 года запрещено выбрасывать старые тапки. Только складывать в специальную «тапочную коробку», которая хранится на балконе. Никто не знает зачем. «Мама говорит — так надо, иначе “уйдёт комфорт”». И ведь не споришь. Хранится. Уже три коробки.
Петербургские семьи вообще часто кажутся пришедшими из пьесы. Чуть абсурдные, немножко театральные, но всегда — со смыслом. В этих традициях — не логика, а привязанность. Попытка сохранить ниточку между вчера и сегодня. Как бабушкины тюлевые занавески, которые меняют каждую весну, хотя никто уже и не замечает, что они были постираны.
Иногда мне кажется, что наш город и держится на этих странных ритуалах. Где-то бабушка каждый вечер открывает окно и говорит «Доброй ночи, Нева». Где-то дед по пятницам начищает пуговицы на пиджаке, хотя давно на пенсии. А где-то взрослые дети каждый год 9 мая поют «Смуглянку» на кухне, хотя давно не помнят слов. Просто поют.
Петербург — город, где традиция не нуждается в оправдании. Она просто есть. Потому что была. Потому что осталась. Потому что, может быть, без неё и город был бы не тот.
А у вас в семье есть такие странности, которые вы даже не считаете странными? Только потом, рассказывая кому-то вслух, вдруг понимаете: да ведь это же настоящее маленькое волшебство. Или, как мы говорим здесь, — Петербург.
