Поздней осенью, когда город утопал в серых сумерках, а первые фонари зажигались с неохотой, словно стесняясь своего света, Людмила Петровна сидела у окна своей двухкомнатной квартиры и смотрела, как дождь рисует причудливые узоры на стекле. В руках она держала фотографию - пожелтевший снимок, где двадцатипятилетняя красавица в белом платье стояла рядом с угрюмым мужчиной в неудобном костюме. Тридцать лет назад. Тридцать лет одиночества.
"Боже, как же быстро летит время", - прошептала она, проводя пальцем по своему молодому лицу на фотографии. Где-то в спальне тикали старые часы, подаренные родителями на свадьбу. Они все еще работали, в отличие от ее сердца, которое, казалось, остановилось много лет назад.
Людмила Петровна встала, поправила растрепавшиеся седые волосы и пошла на кухню. Автоматическими движениями она поставила чайник, достала из шкафа единственную чашку - с потрескавшейся надписью "Лучшей маме". Сын привез ее из армии десять лет назад. Теперь он жил в Москве, женился, звонил раз в месяц. "Как дела, мам? Все нормально? Деньги нужны?" И короткие ответы: "Все хорошо, сынок. Не беспокойся".
Чайник зашипел, прерывая ее мысли. В это время в коридоре раздался звонок. Людмила Петровна вздрогнула - в восемь вечера к ней никто не приходил. Никогда.
"Кто там?" - спросила она, не открывая.
"Это Ли Вэнь. Можно войти?"
Голос за дверью звучал мягко, с приятным акцентом. Людмила Петровна вздохнула и открыла. На пороге стоял невысокий плотный мужчина лет сорока пяти, в аккуратной рабочей куртке, с пакетом в руках.
"Простите за беспокойство, Людмила Петровна, - сказал он, слегка кланяясь. - Я видел свет в вашем окне. Принес утку по-пекински. Сегодня праздник у нас."
Она хотела отказаться, но в глазах мужчины было столько искренности, что просто кивнула: "Заходите, Ли. Только ненадолго."
Кухня сразу наполнилась ароматами, которых здесь не слышали много лет - имбирь, соевый соус, что-то сладковато-пряное. Ли Вэнь ловко разложил еду по тарелкам, которые сам же и достал из шкафа - он уже бывал здесь несколько раз за последние три месяца, с тех пор как китайских рабочих привезли на ТЭЦ.
"Вы сегодня грустная, Людмила Петровна, - заметил он, подавая ей палочки. - Пробуйте, это семейный рецепт."
Она взяла палочки неуверенно. "Просто вспоминала молодость. Вам не понять, Ли."
"Я понимаю, - ответил он, и его карие глаза стали серьезными. - В Китае говорят: прошлое - как чайная церемония. Нужно уметь вовремя вылить старую заварку."
Людмила Петровна неожиданно рассмеялась: "Философ, оказывается. А что говорит китайская мудрость про пятидесятилетних женщин, которые сидят одни в своих квартирах?"
Ли Вэнь налил ей чаю в маленькую пиалу. "Говорит, что у каждой женщины должно быть счастье. В любом возрасте."
Они ели молча. Людмила Петровна вдруг осознала, что за последние годы это был первый ужин не в одиночестве. Первый ужин, когда кто-то заботливо подкладывал ей лучшие кусочки, наполнял чашку, прежде чем она опустеет.
"Почему вы так ко мне относитесь, Ли?" - не выдержала она. "Я же старая, некрасивая..."
Он положил палочки и посмотрел ей прямо в глаза: "Когда я впервые увидел вас на станции, вы проверяли оборудование. Так профессионально, так уверенно. А потом улыбнулись молодому рабочему, который что-то напутал. В вашей улыбке было столько доброты..."
Людмила Петровна покраснела, как девчонка. "Да бросьте, Ли. Мне уже сорок семь."
"Моей матери пятьдесят восемь, - сказал он просто. - Отец до сих пор пишет ей стихи."
Они разговаривали до полуночи. Ли рассказывал о своей деревне, о родителях, которые продали корову, чтобы отправить его на заработки в Россию. О том, как он каждый месяц отсылает им половину зарплаты. Людмила Петровна впервые за много лет рассказывала о своем неудачном браке, о сыне, который уехал, о годах одиночества.
Когда Ли ушел, поцеловав ей руку на прощание (и от этого жеста у нее защемило сердце), Людмила Петровна долго стояла у окна, глядя, как его фигура растворяется в дожде. На столе оставались пиалы, палочки, крошечные остатки ужина. И ощущение, что в ее жизнь ворвалось что-то новое.
На следующее утро на работе все заметили перемену. Людмила Петровна, обычно строгая и замкнутая, шутила с рабочими, даже напевала что-то себе под нос.
"Что с тобой, Людка? - спросила подруга Нина во время обеда. - Словно с того света вернулась."
"Просто выспалась, - улыбнулась Людмила Петровна. Но Нина не отставала:
"Этот твой китаец вчера к тебе заходил? Видела, как он к тебе бежал с каким-то пакетом. Людка, да ты что, с ума сошла? Тебе же сорок семь! Да и что люди скажут?"
Людмила Петровна резко встала: "А что скажут, Нина? Что старая дура влюбилась? Так пусть говорят! Я тридцать лет жила так, как "люди скажут". Хватит."
Нина открыла рот от удивления, но Людмила Петровна уже вышла из столовой. В коридоре она столкнулась с Ли Вэнем. Он держал в руках две бутылки с водой.
"Для вас, - сказал он, протягивая одну. - Вы всегда пьете мало воды на работе. Это вредно."
Она взяла бутылку, и их пальцы ненадолго соприкоснулись. В глазах Ли Вэня она прочитала то, чего не видела много лет - искреннюю заботу, нежность, уважение.
Так начались их странные, ни на что не похожие отношения. Ли Вэнь приходил к ней два-три раза в неделю, всегда с чем-то - то с едой, то с книгой, то просто с интересной историей. Он научил ее есть палочками, показал, как правильно заваривать чай, рассказывал о традициях своей страны. А она... она вдруг вспомнила, что значит - чувствовать себя женщиной.
Однажды вечером, когда они сидели на ее кухне и Ли Вэнь показывал фотографии своей деревни, Людмила Петровна не выдержала:
"Ли, что тебе от меня нужно? Я не понимаю. Ты молодой, тебе вся жизнь впереди. Почему ты тратишь время на старую женщину?"
Он отложил телефон, взял ее руки в свои. "Людмила Петровна, в Китае говорят: настоящее сокровище - это не молодость и красота, а мудрое сердце. У вас такое сердце."
Она хотела что-то ответить, но в этот момент в коридоре раздался звонок. Это был сын - неожиданно приехал из Москвы.
Увидев за столом китайца, Дмитрий остолбенел: "Мать, что это?"
Ли Вэнь вежливо поздоровался и собрался уходить, но Людмила Петровна остановила его: "Останься. Сын, познакомься - это Ли Вэнь. Мой... друг."
"Друг?" - Дмитрий смерил китайца презрительным взглядом. "Мать, тебе сколько лет? Что люди подумают?"
Ли Вэнь молча поклонился и вышел. Людмила Петровна хотела бежать за ним, но сын схватил ее за руку: "Ты совсем с ума сошла? Отец в гробу перевернулся бы!"
"Отец бил меня по лицу за недосоленный суп!" - впервые в жизни крикнула она на сына. "Тридцать лет я жила для тебя, одна, без радости. А теперь, когда наконец..."
Дмитрий уехал тем же вечером, хлопнув дверью. Людмила Петровна просидела всю ночь у окна, глядя на луну. Утром она не пошла на работу.
Но в обед раздался звонок. На пороге стоял Ли Вэнь с большим букетом хризантем.
"Я волновался, - сказал он просто. - Вы не пришли."
Она расплакалась. Ли Вэнь обнял ее, как ребенка, и она почувствовала, как что-то давно замерзшее внутри начинает таять.
Через месяц они стояли в ЗАГСе. Людмила Петровна в новом голубом платье (Ли сказал, что в Китае это цвет счастья), Ли Вэнь - в строгом костюме. Рядом с ними плакала только одна Нина - остальные "подруги" отказались прийти.
"Вы уверены?" - спросила работница ЗАГСа, бросая странные взгляды на пару.
"Абсолютно", - ответила Людмила Петровна и впервые за много лет почувствовала себя по-настоящему счастливой.
Когда они выходили из ЗАГСа, светило яркое зимнее солнце. Ли Вэнь бережно взял жену под руку:
"Теперь у нас будет настоящая семья."
Она улыбнулась: "Мы же не сможем иметь детей, Ли."
"Дети бывают разные, - загадочно ответил он. - Завтра поедем в детский дом. Там ждет наша дочь."
Людмила Петровна остановилась посреди тротуара. В глазах Ли Вэня она прочитала ту же любовь, что и в первый вечер, когда он принес ей утку по-пекински. Только теперь эта любовь стала их общей тайной, их общим будущим.
"Пойдем, жена, - сказал он, целуя ей руку. - Нас ждет новая жизнь."
И они пошли по снежной улице - неспешно, бережно поддерживая друг друга, как и положено людям, которые наконец-то обрели свое счастье.