Анна вытирала руки кухонным полотенцем и смотрела на часы. Половина восьмого вечера. Максим работал за ноутбуком в гостиной — дизайнер-фрилансер, двадцать восемь лет, серьезный и ответственный. Слишком серьезный для своего возраста. Сорок три года... Когда-то она мечтала, что к этому возрасту будет сидеть в собственном доме, смотреть на внуков и думать о хорошем. Вместо этого — кредит за квартиру, две работы и постоянная усталость, что засела в костях как хроническая болезнь.
После того как она потеряла работу в банке три месяца назад из-за сокращений, Максим взвалил на себя все финансовые обязательства. Он винил себя за то, что не может полностью обеспечить семью, хотя его доходы были основными. Парень работал по четырнадцать часов в день, брал любые заказы — от визиток до сложных сайтов. Руки у него дрожали от постоянного напряжения, под глазами залегли темные круги.
— Скоро Лена приедет? — спросила Анна, садясь напротив сына.
— Сказала, после смены будет. Должна вот-вот появиться.
Лена — младшая, двадцать три года, училась на журфаке заочно и работала официанткой в кафе в центре города. Смены по двенадцать часов, на ногах с утра до ночи, но она никогда не жаловалась. Звонкая, энергичная, умела находить позитив даже в самых мрачных ситуациях. Хотя Анна видела, как дочь иногда массирует отекшие ноги, как морщится от боли в спине. Молодость проходила в работе и учебе, без развлечений, без беззаботности.
Они втроем составляли странную, но крепкую семью — мать и двое взрослых детей, которые никак не могли разлететься из родительского гнезда. Не позволяли обстоятельства. Квартира в ипотеке, кредиты, постоянные расходы. Максим откладывал женитьбу на неопределенный срок — какая семья, когда денег едва хватает на существующую? Лена встречалась с парнем уже два года, но о свадьбе речи не шло — на что жить молодой семье?
А когда-то их было четверо.
Анна закрыла глаза и против воли вспомнила: Пыжов поднимает пятилетнего Макса на плечи, а трехлетняя Лена хлопает в ладоши и смеется заливистым смехом. Крым, жаркое лето девяносто седьмого года, запах моря и шашлыков. Игорь тогда работал водителем-дальнобойщиком в крупной транспортной компании, зарплата была приличная, и каждый его приезд домой становился настоящим праздником. Подарки детям, рассказы о дальних городах — Владивосток, Мурманск, Калининград, обещания свозить всех к морю на юг. Тогда они копили деньги на собственный дом, мечтали о большой семье, может быть, еще об одном ребенке.
"Анечка, представляешь, — говорил Игорь, обнимая ее на кухне их двухкомнатной квартиры в панельном доме, — через пару лет накопим на дом. С садом. Дети будут бегать по траве, а мы с тобой на веранде чай пить будем." Она верила каждому его слову тогда. Верила, что он навсегда, что их любовь сильнее любых трудностей.
— Мам, ты опять грустишь? — Максим оторвался от компьютера, заметив, что мать замерла с отсутствующим взглядом.
— Ничего, сынок. Просто думаю о разном.
Он понимающе кивнул. Понимание — вот что всегда было между ними. Слишком раннее понимание сына, которому в десять лет пришлось стать мужчиной в доме, выслушивать материны слезы по ночам, успокаивать маленькую сестренку, которая постоянно спрашивала: "А когда папа приедет?"
Дверной звонок разорвал вечернюю тишину резко, настойчиво. Анна вздрогнула — обычно Лена просто открывала ключами.
— Это не Лена, — сказал Максим, хмурясь. — У нее ключи есть.
— Наверное, соседи, — Анна поднялась с дивана. — Или почтальон запоздалый.
Но в глазке она увидела совсем не то, что ожидала. Фигура в потертой джинсовой куртке, небритое лицо с глубокими морщинами, глаза, которые она когда-то любила больше собственной жизни. Глаза, которые видела последний раз двенадцать лет назад.
Сердце провалилось куда-то в живот, руки задрожали так сильно, что она едва удержалась за дверную ручку.
— Кто там, мам? — крикнул Максим.
Анна не ответила. Не могла выдавить из себя ни звука. Дрожащими пальцами, словно во сне, повернула замки — два поворота, щеколда, цепочка.
— Привет, Анечка, — голос был тот же, только осипший от сигарет и времени. — Можно войти? Нам нужно поговорить.
Пыжов. Двенадцать лет... Двенадцать лет она не видела этого лица. Постарел, исхудал, волосы поседели, но черты остались те же. И улыбка — та самая, которая когда-то заставляла ее сердце биться быстрее.
— Что... что ты здесь делаешь? — выдавила она, не отпуская дверной косяк.
— Вернулся. К семье. К детям. К тебе.
За спиной она услышала, как Максим встает со стула. Медленно, как хищник, который почуял смертельную опасность. Шаги к прихожей, тяжелые, решительные.
— Кто это, мама? — Его голос был тихим, но Анна уловила в нем напряжение натянутой струны, готовой лопнуть.
— Это... — она обернулась, встретилась глазами с сыном. В его взгляде читалась уже догадка, страх и ярость одновременно. — Это ваш отец.
Максим побледнел так, что Анна испугалась — не упадет ли в обморок? Потом медленно, словно через силу, подошел к двери, встал рядом с матерью, заслоняя ее своим телом.
— Вот как, — сказал он ровным голосом, в котором, однако, чувствовался лед. — А я думал, мой отец умер. Двенадцать лет назад. В тот день, когда исчез из нашей жизни, не оставив даже записки.
Пыжов попытался улыбнуться — та самая обезоруживающая улыбка, которая когда-то сводила Анну с ума. Но теперь она выглядела жалко, неуместно.
— Макс, сынок... Господи, ты так вырос. Настоящий мужчина стал. Красавец какой.
— Не называйте меня сынком. — Голос Максима стал жестче. — У меня нет отца. Никогда не было.
— Максим, — Анна тронула его за руку, чувствуя, как он напряжен весь, как сжаты кулаки. — Не надо...
— Не надо что, мам? Не надо говорить правду? — Он не сводил глаз с Пыжова, изучая его лицо, как энтомолог изучает вредного жука. — Не надо вспоминать, как ты плакала каждую ночь первые три года после его ухода? Как мы с Леной ходили по соседям, просили одолжить хлеба или макароны, пока ты лежала с воспалением легких, а денег на антибиотики не было?
Пыжов сделал шаг назад, явно не ожидая такой встречи.
— Макс, я... я не знал, что у вас так трудно было...
— Не знали? — Максим рассмеялся, но в смехе не было ни капли веселья — только горечь и застарелая боль. — А где вы были, когда нужно было знать? Когда мама работала санитаркой в больнице днем и убиралась в офисах ночью, чтобы нас прокормить? Когда Лена в школе падала в обмороки от недоедания, а я в четырнадцать лет пошел мыть машины, чтобы купить ей учебники?
— Я... я искал себя, понимаешь? Мне нужно было разобраться в жизни, понять, что я хочу...
— Искали себя. — Максим медленно кивнул, и в его голосе появились нотки откровенного презрения. — Двенадцать лет искали. А мы тем временем искали способы выжить. Искали еду на столе, деньги на коммунальные, возможность дать образование детям.
Анна чувствовала, как внутри все сжимается в тугой, болезненный комок. Эти двенадцать лет пронеслись перед глазами за секунду — бессонные ночи, когда приходилось выбирать между лекарствами для детей и едой на завтрак. Очереди в соцслужбе за пособием, унизительные расспросы социальных работников, их сочувствующие, но холодные взгляды. Шепот соседей: "Муж бросил, одна с детьми осталась..." Стыд, когда дети приходили из школы и спрашивали, почему у них нет того, что есть у одноклассников — новой одежды, игрушек, возможности поехать в летний лагерь.
А потом — медленное, болезненное возвращение к жизни. Первые маленькие радости: Максим принес первые заработанные деньги — пятьсот рублей за неделю мытья машин, и они купили торт, маленький, но настоящий праздничный торт. Лена получила первую пятерку по литературе и рассказала, что учительница хвалила ее сочинение. Постепенно дела стали налаживаться, мать нашла работу в банке, зарплата стала стабильной...
Но шрамы остались. У всех троих.
— Анечка, — Пыжов обратился к ней, игнорируя враждебность сына. — Я понимаю, ты сердишься. Вы все сердитесь. Но я ведь вернулся. Это же что-то значит?
— Значит? — Анна нашла в себе силы говорить, голос звучал хрипло. — А что это значит, Пыжов? То, что ты вспомнил о нас, когда тебе стало одиноко? Когда твоя свобода превратилась в пустоту?
— Я всегда помнил о вас. Каждый день думал...
— Думали? — Максим сделал еще шаг вперед, сокращая расстояние между ними. — Двенадцать лет думали и ни разу не позвонили? Даже в день рождения детей? Даже когда Лена попала в больницу с аппендицитом в пятнадцать лет, и мне пришлось подписывать согласие на операцию, потому что мама была на работе?
— Откуда я мог знать...
— А телефон на что? — голос Максима становился все жестче. — Мобильные телефоны изобрели, интернет появился. Найти нас было проще простого. Но вы не искали. Потому что не хотели нас найти.
В этот момент дверь подъезда хлопнула, и по лестнице застучали каблуки. Быстрые, усталые шаги — Лена возвращалась с работы.
— Это Лена, — прошептала Анна, чувствуя, как сердце сжимается от предчувствия новой боли.
— Привет всем! — раздался звонкий голос. — Мам, я устала как собака! Сегодня банкет был, сто человек, я думала, ноги отвалятся! Макс, ты ужин готовил?
Лена остановилась на полпути вверх по лестнице, увидев троих у открытой двери квартиры.
— А это кто? — спросила она, поправляя сумку на плече и недоуменно глядя на незнакомого мужчину.
Анна посмотрела на дочь — веселую, открытую, которая почти не помнила отца. Лене было всего три года, когда он ушел. Все ее детство прошло без него, все воспоминания связаны только с матерью и старшим братом.
— Лена... — начала она, но голос предательски дрожал.
— Леночка! — Пыжов шагнул вперед, и лицо его озарилось какой-то неуместной радостью. — Доченька моя! Боже мой, какая ты красавица стала! Вылитая мама в твоем возрасте!
Лена нахмурилась, инстинктивно сделала шаг назад, посмотрела на мать, потом на брата, ища в их лицах объяснение.
— Извините, а вы кто? И что здесь происходит?
Повисла тишина, тяжелая, как свинцовое одеяло. Пыжов растерянно моргал, явно не ожидая такого вопроса.
— Я... я твой папа, Лена. Твой отец.
— Мой отец? — Она засмеялась, но смех получился натянутый, нервный. — А где же вы были последние... сколько там... всю мою сознательную жизнь?
— Леночка, не надо так сразу...
— Не называйте меня Леночкой. — Голос Лены стал холоднее. — Меня так называют только близкие люди. — Она медленно поднялась на последние ступеньки, сбросила сумки на пол и встала рядом с братом, образуя с ним единый защитный фронт. — А вы, простите, кто такой для меня? Человек, который исчез из моей жизни, когда мне было три года?
— Лена! — Анна ахнула.
— Что "Лена"? — девушка обернулась к матери, и в ее глазах полыхнул огонь. — Мам, это тот самый герой, который ушел от нас, бросил жену с двумя маленькими детьми? Который ни разу за двенадцать лет не позвонил, не прислал ни копейки на наше содержание, даже не поинтересовался, живы ли мы вообще?
— Дети, я понимаю, вы обижены...
— Обижены? — Максим усмехнулся, и в его усмешке было что-то страшное. — Мы давно не обижены. Мы выросли. Без вас. И прекрасно справляемся.
— Но я же ваш отец! Кровь от крови!
— Нет, — тихо, но четко сказала Анна. — Ты был нашим мужем и их отцом. Двенадцать лет назад. А сейчас ты просто... чужой человек, который случайно имеет с нами общие гены.
Пыжов посмотрел на неё с отчаянием:
— Ань, ну дай мне шанс. Дай нам шанс. Я изменился. Я понял, что семья — это самое важное в жизни...
— Понял? — Максим рассмеялся, и этот смех резал слух как нож по стеклу. — А что заставило понять? Одиночество? Болезнь? Или просто деньги кончились, и теперь нужна крыша над головой?
— Не говори так, Макс...
— А как говорить? — Лена скрестила руки на груди, принимая боевую стойку. — Вы хотите, чтобы мы поверили в ваше великое прозрение? В раскаяние после двенадцати лет полного игнорирования собственной семьи?
Анна внимательно смотрела на мужчину, который когда-то был центром её вселенной, отцом её детей, единственной любовью. Да, он изменился — постарел, на лице появились глубокие морщины, в глазах какая-то потерянность. Но что-то в его манере держаться, в том, как он избегает прямых ответов... Он что-то скрывает. Она чувствовала это всем своим материнским инстинктом.
— Пыжов, — сказала она медленно, изучая его лицо. — А где ты жил все эти годы? С кем? Кем работал? И самое главное — почему решил вернуться именно сейчас? Именно в этот момент?
Он замялся, отвел глаза:
— Да так... жизнь сложилась по-разному. Работал в разных местах, жил... ну, по-разному жил. А вернулся, потому что понял — без семьи жизнь не имеет смысла.
— Работали? — Максим прищурился, включая свой аналитический ум. — В каких именно местах? Кем конкретно?
— Ну... разное было. То водителем, то на стройке, то грузчиком работал...
— А трудовая книжка где? Документы? — Лена подхватила допрос с профессиональной дотошностью будущего журналиста. — Вы же понимаете, что если действительно хотите вернуться в семью, нужно показать, что вы изменились? Что у вас есть стабильная работа, доходы, планы на будущее?
Пыжов молчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Ага, — медленно кивнула Лена. — Понятно. Значит, работы нет, денег нет, жить негде. И тут вдруг вспомнили о семье.
— Это не так! Я действительно скучал, думал о вас каждый день...
— Если думали, то почему не звонили? — В голосе Анны зазвучала старая, незажившая боль. — Хоть раз. За двенадцать лет. Хотя бы узнать, как дети растут.
— Я... я не знал, как подступиться...
— Не знали? — Максим сделал шаг вперед, нависая над отцом. — Номера телефонов не меняли первые пять лет. Адрес этот знали. Хотя... Стоп. Мы же переехали сюда, когда мне было семнадцать. Эту квартиру покупали уже без вас. Откуда вы знаете новый адрес?
Пыжов снова замолчал, поняв, что попался.
— Вас кто-то наводил, — поняла Лена. — Кто? Соседи из старого дома? Родственники? Или вы специально разыскивали нас через какие-то службы?
— Неважно это...
— Очень важно! — Анна почувствовала, как внутри закипает гнев, который копился двенадцать лет. — Значит, вы целенаправленно искали нас? Тратили на это время и силы? С какой конкретно целью?
— Я хочу вернуться в семью...
— Вернуться? — Максим сделал еще шаг, заставляя отца отступить. — И что вы можете предложить этой семье? Кроме новых проблем и душевной боли?
— Я ваш отец, у меня есть права...
И тут все встало на свои места. Анна увидела это в его глазах — холодный расчет, корысть, планы, которые он вынашивал, разыскивая их.
— Права? — медленно переспросила она, чувствуя, как холод разливается по всему телу. — Какие именно права?
— Ну... законные. На совместное проживание с семьей, на участие в жизни детей...
— На жилье, — закончил за него Максим. — Вот оно что. Вот оно что...
— Пыжов, — Анна почувствовала, как земля уходит из-под ног. — Ты пришел не к семье возвращаться. Ты пришел претендовать на нашу квартиру.
— Нет, не так... Я просто подумал, что если мы снова будем жить вместе, как семья...
— В квартире, которую мы покупали в кредит без вас, — сказала Лена ледяным тоном. — Которую выплачиваем сами, своим горбом.
— Но я же был законным мужем, отцом детей... По закону у меня могут быть права...
— По закону, — Максим достал мобильный телефон, — сейчас позвоню в полицию. Пусть разберутся с попытками мошенничества и вымогательства.
— Макс, подожди, — Анна тронула его за руку. — Подожди.
Она смотрела на Пыжова — на этого чужого, постаревшего мужчину, который когда-то был её мужем, отцом её детей. На того, кто подарил ей самое дорогое в жизни — Максима и Лену. И кто причинил самую страшную, незаживающую боль.
— Пыжов, — сказала она тихо, но каждое слово звучало как приговор. — Если бы ты пришел просить прощения... Если бы сказал, что жалеешь о том, что сделал с нами... Если бы хотел просто увидеть детей, познакомиться с ними заново, заслужить их уважение... Может быть, мы бы поговорили. Может быть, даже со временем простили.
Он с надеждой посмотрел на неё.
— Но ты пришел за деньгами. За квартирой. За тем, что мы заработали сами, без тебя, своими руками, своим трудом. За тем, на что у тебя нет никаких моральных прав.
— Ань, ты не так понимаешь...
— Понимаю абсолютно правильно. — Она выпрямилась, и в её голосе зазвучала сталь. — Двенадцать лет назад ты сделал выбор. Ты выбрал свободу — от ответственности, от нас, от проблем. Получай теперь эту свободу сполна. Свободу от нашего дома тоже.
— Мама права, — сказал Максим холодно. — У вас здесь нет ничего. Совершенно ничего.
— И никого, — добавила Лена, и в её молодом голосе звучала мудрость человека, который рано повзрослел.
Пыжов стоял в дверях — мокрый от вечерней сырости, постаревший, с жалким выражением лица. Анна вдруг с болезненной ясностью вспомнила другого Пыжова — молодого, сильного, который кружил её на руках в день свадьбы и клялся быть рядом всегда, в горе и в радости. Где тот мужчина? Когда он умер? И кто этот чужак, который носит его лицо?
— Пыжов, — сказала она устало. — Уходи. Пожалуйста, просто уходи. И не появляйся больше в нашей жизни.
— А если я обращусь в суд? Я же отец, у меня есть права...
— Попробуй, — Максим улыбнулся, но улыбка была хищной. — Только учти: я заканчивал юридический факультет. Пусть работаю дизайнером, но законы знаю хорошо. Ты бросил семью двенадцать лет назад, не выплачивал алименты ни копейки, не участвовал в воспитании и содержании детей. Какие у тебя могут быть права на наше имущество?
— Кроме того, — Лена достала свой мобильный, — у меня есть связи в местной прессе. Представляешь заголовок? "Отец-предатель вернулся за квартирой". История о том, как мужчина бросил жену с маленькими детьми, а через двенадцать лет решил поживиться плодами их труда. Думаю, горожанам такая история будет интересна.
Пыжов заметно побледнел.
— Вы... вы стали такими жестокими...
— Нет, — тихо сказала Анна, и в её голосе прозвучала бесконечная усталость. — Мы стали реалистами. Мы научились защищать себя и друг друга. Потому что больше некому было нас защищать.
— Мы стали семьей, — добавил Максим. — Настоящей семьей, которая прошла через все испытания вместе.
— И мы больше никому не позволим разрушить то, что построили, — закончила Лена.
Пыжов постоял еще немного, переводя взгляд с одного лица на другое, возможно, надеясь увидеть хотя бы в ком-то из них слабость, сочувствие. Но видел только решимость.
— Значит, все? — спросил он тихо.
— Все было кончено двенадцать лет назад, — ответила Анна. — Мы просто подводим итоги.
Он кивнул, развернулся и медленно пошел к лестнице. На первой ступеньке остановился, обернулся:
— А если... если я действительно изменюсь? Найду работу, буду помогать?..
— Поздно, — сказал Максим. — Просто поздно.
— Пыжов, — окликнула его Анна.
Он обернулся с последней надеждой в глазах.
— Если ты действительно хочешь что-то сделать для детей — оставь нас в покое. Это будет лучший подарок, который ты можешь нам сделать.
Дверь закрылась с мягким щелчком. Анна привалилась к ней спиной, закрыла глаза. В груди бушевала целая буря эмоций — боль, гнев, облегчение, опустошение.
— Мам, — Максим обнял её за плечи. — Все правильно сделали. Он больше не вернется.
— А если вернется? — прошептала она. — А если попробует через суд?
— Тогда мы будем бороться, — сказала Лена, подходя к ним. — Все вместе, как всегда.
Они стояли в прихожей втроем — мать и двое взрослых детей, которые за двенадцать лет научились быть опорой друг для друга. Семья, которая родилась из боли, но стала сильнее стали.
— Знаете что, — сказала Лена через несколько минут. — А ведь хорошо, что он пришел.
— Хорошо? — удивилась Анна.
— Да. Теперь мы точно знаем, что сделали правильный выбор. Что мы — это мы. И нам никто больше не нужен.
— Кроме нас самих, — добавил Максим.
— Кроме нас самих, — согласилась Анна.
И впервые за долгое время она почувствовала не усталость, не тревогу за будущее, а покой. Они справились. Они выстояли. Они были семьей — не идеальной, не богатой, но настоящей.
— Ладно, — сказала Лена, стряхивая с себя остатки эмоций. — А теперь давайте ужинать. И забудем про этого человека. Навсегда.
— Навсегда, — согласился Максим.
— Навсегда, — эхом отозвалась Анна.
И они пошли на кухню — трое, как всегда. Семья, которая знала цену верности и любви. Семья, которая больше никого не ждала.