В Басманном тупике по номеру 10 велся капитальный ремонт.
Работник из Минска сидел на лесах непреднамеренно заглядывая в окна квартир, пока красил косяки фасада.
На первом этаже жил философ. Он был один и думал, почему это так. Никто не поддержал его в его мышлениях, да он ни с кем и не делился. За годы невысказанности сложного простым образом у него родилось отстранение от мира. А за годы высказанности простого сложным — высокомерие. Он бы никому ничего не смог объяснить. Никто бы не купил его одиночества, а он его и не продавал.
Красильщик полез выше красить косяки.
На втором этаже никого не было. У рабочего зародилось желание залезть внутрь, чтобы заполонить пустое пространство осиротевшей комнаты. В комнате жил ребёнок. Но сейчас его там не было, он возвращался из школы домой. В тот день ему поставили тройку вместо пятерки. Это прошлое тяготило его последствиями вынужденного сокрытия случившегося от родителей. Будущее же, где предстояло выполнить домашнюю работу на следущий день, удручало его не меньше. Ему было неясно, зачем и с кем разделить свое тяготение, и он шёл, думал, погребая ненавистную предчувствие последствий и обязанность внутрь себя.
Строитель не знал о ребёнке. Он докрасил косяк и полез выше.
На третьем этаже шторы были опущены, но оставалась щель. Из приоткрытого окна прерывисто, непрофессионально, но с напором нёсся чей-то голос. Он пел, принадлежал женщине, и был красив. Она явно не знала слов всей песни, поэтому и прерывалась. «Почему она поёт чужие песни в квартире днём?», подумал красильщик косяков. Невольно, но с интересом он заглянул в щель между шторами. Он хотел к женщине, чтобы разделить своё существование с ней, но она была внутри себя и не обращала внимания на строителя. Во французской песни были строки «Я жду, что что-то придёт, но я не знаю кто, не знаю что. Я жду любви, я жду смерти». Строитель бы с большим удовольствием купил одиночество поющей за очень высокую цену. Но как и у многих других, кто желал, у него не хватало собственной ценности, и он не пробивался сквозь пелену честолюбивого одиночества красавицы. Рабочий вздохнул и полез красить косяки дальше.
На четвёртом этаже не было штор. У окна стоял человек в чёрной одежде. Он смотрел из окна как бы в небо, не замечая красильщика. Глаза его были широко открыты, руки сложены лодочкой на груди, губы шевелились. Он общался с Богом, потому что только ему он мог приоткрыть заслоны всех затворов жизни служителя церкви. Но ему все равно было грустно, потому что собеседник не давал ему обратной связи. Монах ждал знака, слова, но ничего не было. И тут его колени подкосились, и он упал прямо на глазах у строителя. Он умирал, потому что всю жизнь посвятил Одному, но никто ему так и не ответил. Все богатство его исповедей улетело в пустоту, растратилось безжалостным пространством. Всю жизнь он ждал ответа своего собеседника. Но было не понято, был ли тот вообще.
Строитель заплакал. Одиночество священника было так дорого и неразделимо, что тот не выдержал. Он бы отдал многое, чтобы священник поговорил с ним, а не с Богом. Нашёл бы собеседника в рабочем из Минска.
Время клонилось к обеду, а у красильщика был строгий график и начальство и он полез выше.
На пятом, последнем этаже, жил последний человек, дурак. Он был глуп, но никому не мог об этом сказать, даже себе, потому что он и сам не знал. Если бы он встретил второго такого дурака, то они бы не сошлись, потому что не поняли бы глубины глупости друг друга. Строитель посмотрел на него и полез на крышу.
На крыше была труба. Она была побелевшей от какого-то то почти прозрачного, но настойчивого вещества, выходящего наружу. Стройной белёсой струйкой вверх поднималось к небесам одиночество жителей Басманного дома номер 10. Дом был достаточно высокий и строитель мог видеть весь округ с его крыши. Из других домов строитель видел, как точно так же, где-то ярче, где-то глуше струятся нитки одиночества людей большого современного города.
Вечером строитель вернулся к себе домой. Написал письмо жене, которая осталась в Минске. Письмо было длинным, грустным и очень тонким.
Дописав, красильщик посмотрел на него, но отправлять не стал. Так и хранится письмо жене в сохранённых файлах его телефона.