Тот день настал. Я уезжала в больницу. Помню, как кусая губы, прощалась с детьми, не зная, увижу ли их еще, ведь неизвестно, как поведет себя болезнь. Собрала вещи, как будто уходила навсегда.
Я стояла перед больничными красными кирпичными воротами с железной дверью, и не могла заставить себя войти.
Пока не зашла, я на свободе.
Светит солнце, люди спешат по делам, кто-то на работу, кто-то забрать ребенка со школы, у кого-то свидание в кафе.
А я решила устроить себе маленький праздник.
Оставила баулы на охране, сказала, что забыла купить воды, зашла в свое любимое кафе с широким подоконником, то самое, где год назад встретила цыганку.
Мы так любили приходить сюда с дочкой, она залезала на этот подоконник, и смотрела на улицу, на проезжающий поток машин, а я тянула травяной чай, потом просила подлить кипяточку, и так мы и сидели с ней, наслаждаясь этим днем.
Я вспомнила свою сложную малышку, потом доброго сына, мужа, маму, вспомнила свою теплую постельку и уютную кухню, и закрыла лицо руками, чтобы никто не видел моих слез.
Почему люди не ценят то, что имеют?
Почему я не могу вернуться домой, укладывать вечерами детей спать, гулять, встречаться с подругами, а должна жить в этой тюрьме, в маленькой душной комнатушке?
Готовилась провалиться в жалость к себе, но из оцепенения вывел телефонный звонок по работе. Я вздрогнула, обрадовалась, что я еще кому-то нужна, а не только моим тюремщикам, улыбнулась официанту, заказала их божественный кофе с десертом, и пошла в последний раз воспользоваться приличным санузлом.
Закончила, расплатилась и ,не обернувшись.
В заточении и слезах я провела за этим забором почти два месяца.