Найти в Дзене
Языковедьма

Олина любовь: часть 1

В тот знаменательный день, когда профессор Драгомышский должен был блистать на выставке, Оля очень волновалась. Не за успех экскурсии и не за репутацию профессора, и даже не за свою с ним дружбу: она была уверена, что даже если сделает или скажет что-то не так, местечко в большом сердце профессора для неё всегда взабронировано. Но сможет ли он полюбить её как женщину - а именно эту амбициозную цель ставила себе Оля - этот вопрос оставался не просто открытым, он зиял пустотой, в которую могла бы провалиться вся эта выставка вместе с иконами, организаторами, а то и вместе со всем музейным ансамблем.

Способен ли был вообще профессор Драгомышский любить женщин? Нет, не в том смысле, конечно же. Он определённо предпочитал их общество мужскому. Но дано ли было живой, дышащей женщине, которой нужно есть, пить и спать, и, ещё того хуже, посещать уборную, тягаться в сердце профессора с какой-нибудь старинной картиной или фреской? Или, того пуще, с какой-нибудь диковинной вещицей из пыльной антикварной лавки в маленьком забытом богом городке? В случае отрицательного ответа теряла Оля много. Теряла Оля примерно всё, потому что именно на профессора Драгомышского она поставила последнее, что у неё оставалось из душевных инвестиций - веру и надежду, что ей ещё будет доступна обычная жизнь. Та самая, простая и банальная, где ты выходишь замуж, и где вы с мужем покупаете в магазине гречку и картошку, и даже, может быть, сосиски. Та, где вы готовите и едите вместе на кухне. Та, где другие люди начинают видеть тебя обычным человеком, а не синим чулком. Олю тянуло хотя бы одной ногой встать на место человека, которого не видят синим чулком. Ясно, что обеими ногами в тандеме эксцентричным лысым искусствоведом на полтора десятка лет старше ей там всё равно не бывать, но одной ногой, хотя бы ненадолго, - отчаянно хотелось попробовать.

***

Когда Оля заметила профессора, он уже стоял возле кассы в эпицентре формирующейся группы ценителей древнерусского искусства. Его взгляд тоже моментально выловил Олю, и он одарил её ласковой, почти домашней улыбкой, - хотя и не отрываясь от подробнейшего ответа на вопрос какого-то особенно любознательного гражданина из будущих экскурсантов.

Вообще-то Оле не требовалось быть здесь. Её миссия дипломатического курьера была уже выполнена: накануне она дала Сене, отвечавшему за выставку, телефон профессора, потом получила от сторон подтверждения об успешных переговорах, и после этого, чисто теоретически, должна была появиться на выставке только через полгода, дабы забрать две ценные предоставленные профессором иконы и вернуть их владельцу. Увы, этот безупречный алгоритм действий полностью игнорировал главную Олину задачу, в которой профессору отводилась главная роль. Поэтому Оля пришла, твёрдо зная, что отработав несколько экскурсий, профессор Драгомышский непременно позовёт её перекусить, чтобы обсудить результаты и впечатления. А там можно будет как-нибудь аккуратно и ненавязчиво прощупать почву на предмет возможности более близких отношений. Хотя "аккуратно и ненавязчиво" совершенно точно не были словами, характеризующими Олин подход к жизни, - сюда бы намного лучше подошло словосочетание "лобовая атака" - но она верила, что с профессором ей это может удаться.

Оля устроилась на холодном подоконнике и принялась наблюдать за сбором любителей искусства, параллельно обдумывая свой план. Внутренний бухгалтер Зинаида сухо отчеканила в её голове: "Цель: установить личный контакт. Бюджет эмоций: ограничен. Риски: высокие".

Едва профессор скрылся на втором этаже вместе с группой, Оля достала книгу, чтобы выглядеть как можно более непринуждённо. Правда, очень скоро оказалось, что буквы отлично складываются в слова, слова честно складываются в предложения, но смысл ускользает, - поэтому спустя несколько минут бесплодной борьбы, книга в её руках уступила место телефону. Информация из коротких видео поступала сразу в голову и неплохо отвлекала от волнения. Внутренняя библиотекарь Леночка попыталась было возмутиться, что Оля таким образом проявила слабость, но Зинаида ей убедительно ответила, что когда их проект перейдёт в стадию реализации, и Оля станет госпожой Драгомышской, вот тогда она и будет штудировать исключительно книги, и исключительно умные, а пока вот так, режим выживания.

Вдруг с объятиями молодого орангутана на Олю налетел Сеня и затараторил:

- Приве-е-ет! Я только что оттуда, сверху! Всё идёт отлично, профессор гипнотизирует толпу. Правда, это точно не на час, он ещё даже первый зал не закончил. Но народ в восторге, никто не ропщет. А ты чего тут торчишь одна, не пошла с ними?
- Да, в общем-то, я... - Оля отвела взгляд, - только хотела убедиться, что всё в порядке.
- А-а. Ну, кажется, всё в порядке, можешь выдохнуть. Идём кофе пить?
- Да нет, слушай, я лучше тут подожду, потом спрошу, как всё прошло.
- А-а, - повторил Сеня, потоптался ещё немного, потом сказал: "Ну ладно", и вскоре ретировался.

Когда профессор Драгомышский спустился в холл, его уже ждала новая группа экскурсантов, которые гудели от изрядно накопленного за время ожидания недовольства. При этом первая группа, получившая два часа духовной пищи вместо одного, тоже не желала отпускать своего нового кумира. Профессор мягко завершил расспросы одних, взял в охапку других, и, успев на лету бросить на Олю виноватый взгляд, снова скрылся в глубинах музея. Внутренняя бухгалтер Зинаида пробурчала: "План "А" провалился. Переходим к плану "Б" – ожидание с элементами стратегического терпения. Амортизация временных затрат – 60%".

Спустя ещё один час стратегического ожидания Оле начало казаться, что она вот-вот долистает ленту видео до две тысячи седьмого, а глаза начали болеть от яркого экрана. В этот момент рядом опять возник Сеня и поставил рядом с ней на подоконник стаканчик с кофе:

- Без молока, без сахара, чёрный как грех нелегального торговца иконами и горький как слёзы реставратора после диверсии эко-активистов. Я угадал?
- Серьёзно? - Олины брови улетели на лоб, и она не смогла сдержать улыбку. - Ты принёс мне кофе?
- А то. Ты уже часа три стоишь в этой витрине немного отчаяния. Скоро табличку на тебя повесят, "руками не трогать, ценный экспонат". А у окна, кстати, дует.
- Спасибо, даже не знаю, что сказать, - Оля обхватила спасительный стаканчик холодными пальцами, а внутренний прапорщик Валера тут же просипел: "Что значит не знаю что сказать? Ты же уже поблагодарила, дура. Теперь просто пей. И не разлей, смотри."
- Да не за что. Смотрю, человек тут уже в анабиозе, надо же как-то поддерживать в нём признаки жизни. Хотя бы для отчётности.
- И какая это графа в отчёте? Непредвиденные расходы на кофе для впадающих в кому на пороге музея?
- Не. Графа про повышение лояльности ключевых партнёров. И не расходы, а инвестиции, так-то.

Оля вопросительно посмотрела на Сеню и слегка смутилась, а он пояснил:

- Ты же основной поставщик раритетных икон и гениальных экскурсоводов. Я бы даже сказал, единственный. Идейный вдохновитель. Консультант. Было бы досадно потерять тебя из-за банального переохлаждения и обезвоживания.

Оля поморщилась с досадой, но тут же отогнала неприятную эмоцию. Принесённый кофе на секундочку заставил её забыть о том, что для Сени она лишь ресурс для его работы, а не личная симпатия, но он сам этими последними словами включил ей отрезвляющий душ. Она всегда считала, что он не в её вкусе, хотя его возраст, лет на пять, наверное, младше неё, выигрышно отражался на его внешности. Точно так же как невыигрышно он отражался на Олиных шансах. "Которых не было тут изначально", - сурово отчитала она себя за неуместные мысли.

Мысленным взором она тут же вызвала своё отражение в зеркале: мягкие тёплые бочка, честно заработанные за годы гастрономической борьбы со стрессами, пара десятков седых волос, которые вроде как ещё рано было закрашивать, и морщинки у глаз, если не сдерживать мимику. Всё это пока что было видно только Оле, но если рядом появится кто-то другой, например, Сеня, такой молодой и живой, он всё это увидит, а значит тут же уйдёт, и Оля опять останется одна. Или уйдёт не тут же, а начнёт вежливо отдаляться, из чувства такта стараясь не дать ей понять, в чём проблема, но итог будет всё равно тем же: гулкая пустота в Олиной жизни и ещё один гвоздь в крышку гроба её самооценки.

Нет уж, то ли дело профессор, который, как и она, не блещет гламуром. Он и лыс, и полноват, - на фоне его животика у Оли вовсе нет бочков, - и морщины у него видны не только когда он улыбается, и вряд ли он будет рассматривать Олины недостатки, если они всё равно всё время будут разговаривать об истории и искусстве. С ним можно оставаться немного дурацкой, немного пыльной, как редкий, но любимый экспонат, а это куда безопаснее.

Сеня ещё немножко поторчал рядом, то ли ожидая, что она заговорит, то ли блуждая в собственных мыслях, и опять ушёл куда-то в музейные лабиринты. Оля, допив кофе, подошла к кассам, чтобы при помощи этого тактического манёвра на этот раз не упустить профессора. К третьей экскурсии ей удалось присоединиться в хвосте группы, и следующие два часа она растворялась в истории и религии Древней Руси, а также Византии, откуда профессор порой утекал мыслью в Древний Рим и даже в Персию. Иногда связь между иконой, у которой они стояли, и рассказом о зороастрийских культах была очевидна только лектору, но это уже не имело значения для благодарных слушателей. "С таким мужчиной никогда не будет скучно", - благоговейно нашёптывала внутренняя библиотекарь Леночка.

Когда после экскурсии от профессора, наконец, отстал последний восторженный слушатель, он с сияющими глазами подошёл к Оле и воскликнул:

- Вы видели, Оленька, какая к нам приходит вдумчивая аудитория? Нет ничего лучше, чем делиться знаниями с тем, кому это нужно. А некоторые вопросы - это же клад! Вы слышали? Один юноша заставил меня задуматься о том, чтобы зайти в библиотеку и уточнить кое-какие спорные моменты. Спасибо вам, Оленька, что пригласили меня сюда и дали эту возможность.
- Да вы что, благодаря вам эта выставка вообще состоялась и, главное, задышала!
- Взаимно, взаимно, голубушка! - профессор понизил голос. - Вы же свободны сегодня? Не сочтите за наглость, но я бы с удовольствием отобедал где-нибудь неподалёку в вашем обществе, а потом, если вы не против, забегу в библиотеку, пока она не закрылась.
- Конечно! - она с готовностью взяла его под руку, от чего её сердце забилось чаще, а внутренняя Леночка чуть не взвизгнула от восторга. Внутренняя бухгалтер Зинаида с удовлетворением отметила: "Переходим к фазе реализации. Цель близка".

Когда они уже были в двух шагах от выхода, сзади раздался топот и удивлённый голос:

- А куда это вы, уже всё?
- Да, дорогой, - обернулся профессор, - работа на сегодня окончена, а значит, пора праздновать триумф! Мы и не надеялись, что вы уже свободны, иначе, разумеется, позвали бы присоединиться к нам! Не откажетесь составить компанию?
- О да, я очень голодный! Только одну минуту, захвачу куртку.

Пока он бегал до гардероба, Оля закатила глаза, но так, чтобы этого никто не заметил. Ничего, если Сеня хочет наладить контакт и с профессором тоже, в обход Оли, пускай налаживает, от неё не убудет.

***

Обед прошёл на удивление хорошо. Они втроём сидели за столиком у окна в одном из небольших итальянских ресторанчиков неподалёку от музея. Пахло чесноком и базиликом, а на столе стояли салаты с тунцом и паста - у кого с лососем, у кого с мясом. Профессор уверенно вёл беседу, как будто и не устал за день: комментировал еду ("Секрет этой пасты в щепотке мускатного ореха, Оленька!"), эту и другие выставки ("А ведь в этом году в Екатерининском парке обновили оформление клумб, сделали его более аутентичным!"). Оля слушала с удовольствием, но ловила себя на мысли, что они с Сеней выглядят как пара не в меру прилежных студентов, которые почему-то увязались за преподавателем в обеденный перерыв.

А профессор, разгорячённый своим успехом и бокалом кьянти, разошёлся не на шутку. Он отодвинул тарелку и, жестикулируя почти как настоящий итальянец, обращался к Сене:

- Знаете, Арсений, то, как вы выставили свет, это же прорыв, новое слово в музейном деле! Эта игра теней, этот приглушённый поток снизу создали эффект присутствия в средневековой церкви. А вот этот декор стен вокруг иконы под грубую древесину... Как вам это удалось? Это же была просто...
- Бумага. Да, один мой знакомый неплохо рисует, я попросил его сделать на ватмане имитацию брёвен. Хотелось из малых средств сделать что-то хорошее.
- Великолепно! А эти лампы, выставленные снизу, имитирующие свечи?
- Упросил нашего электрика, но вы видели, сколько пришлось тянуть проводов? И спрятать их все тоже не удалось, торчат там до сих пор...
- Не страшно, не страшно, - перебил его профессор, - вы же закрыли все занавески, в зале полумрак, и все смотрят только на иконы, а не на ваши провода. Это гениально! Почему музей должен оставаться музеем? Нет, он может быть машиной времени!

Оля отметила про себя, что ни в чём из этого Сеня не стал спрашивать у неё ни совета, ни идей. Он вообще изолировался от неё на всё время подготовки выставки. То ли сам всё придумывал, то ли нашёл другого "консультанта". То же и с берестяными грамотами - он всё-таки сделал один стенд, посвящённый текстам, и Оля тоже об этом ничего не знала до начала выставки. И она не понимала, приятно ей это или нет. С одной стороны, её не использовали. Но с другой стороны, в голове тут же выстроился образ гипотетической юной аспирантки с филологического отделения, вместе с которой Сеня склонялся над копиями берестяных грамот так, что их волосы соприкасались.

Когда блюда были съедены, а счёт оплачен, Оля намеревалась пойти в ту же сторону, что и профессор, будь то заявленная ранее библиотека, его дом или лекция о жизни дождевых червей в Средневековой Европе. Однако когда он оделся, оценивающе взглянул на них с Сеней и объявил:

- Ну а теперь я вас покину, молодые люди. Меня ждёт библиотека, а до закрытия остаётся всего ничего. Что касается выставки... - он выждал театральную паузу, - если позволите, я бы счёл за честь провести там ещё несколько экскурсий, но не раньше следующей недели. Ещё раз благодарю вас обоих!
- Это мы вас благодарим, - отозвался Сеня.
- Я с вами, - выпалила Оля, вскакивая, - мне ведь тоже нужно в библиотеку!
- В какую? - прищурился профессор.
- В ту же... - ответила Оля и почувствовала, как краснеет.
- Знаете что, Оленька. Чудесная погода. Не тратьте вечер на пыльные фолианты. Прогуляйтесь лучше. Как вы считаете, Арсений?
- Ага, - бодро кивнул Сеня и широко улыбнулся.

Профессор кивнул Оле на прощание и быстро вышел из ресторана. Она захлопала глазами от неловкости и обиды, а потом заговорила, чтобы покончить с этой неприятной ситуацией и скорее отправиться домой анализировать ошибки:

- Ладно, Сеня, тогда увидимся как-нибудь. Выставка правда крутая получилась, ты молодец.
- Опять убежишь? - Сеня поправлял воротник куртки и искоса смотрел на Олю, которая уже начала пятиться к двери.
- Нет, я... что значит "опять"?
- Как в прошлый раз, - усмехнулся Сеня.
- Я не убегала. Я просто...

Сеня поднял брови и вопросительно посмотрел на неё, уже без улыбки, а с какой-то усталой серьёзностью. И как-то очень прямо, к такой прямоте во взглядах Оля приучена не была. Внутренняя библиотекарь Леночка опять невовремя включила усиленное сердцебиение.

- Ну раз не убегала, то идём, тебе же к метро?
- Да.

Оля не знала, как вести себя в ситуациях, когда не она сама придумывает план и следует ему, а когда кто-то другой проявляет в отношении неё инициативу. Особенно инициативу, направленную на сближение и некое совместное времяпрепровождение, поэтому Оля чувствовала себя весьма дезориентированной. "Скорее всего, он сейчас опять будет спрашивать что-нибудь о работе", - сказала себе Оля, чтобы ни на что не надеяться, и они вышли из ресторана.

Однако всю дорогу до метро, то есть целых десять минут своей жизни, Сеня говорил о погоде. То есть буквально все десять минут, и именно о погоде, включая влажность и направление ветра. Это было настолько нелепо, что Оля успокоилась и даже развеселилась: это напомнило ей её саму. Именно так, такими же дурацкими тирадами о климате, она бы, скорее всего, пыталась заполнить паузы с профессором, если бы он всё-таки позволил ей себя проводить.

В метро сначала выяснилось, что им какое-то время ехать в одну сторону, а потом они так удобно устроились в углу вагона, где начали говорить о каком-то фильме, который обоим не понравился, что Сеня пропустил свою станцию. Когда он это понял, махнув рукой, сказал, что доедет с ней до конца, и обсуждение фильма продолжилось с новым пылом. Оле было очень приятно, что она нашла, кому высказать все претензии про исторические несоответствия костюмов, оружия и методов ведения боя. Сеня, хоть и не был ходячей энциклопедией как профессор, а всё-таки тоже был связан с историей, и тоже горел праведным гневом знатока. Он даже смог вспомнить несколько моментов, которые Оля не заметила. Внутренний прапорщик Валера в ней встрепенулся, оттолкнул от пульта управления Леночку с Зинаидой, и полностью взял на себя этот разговор.

Они доехали до Девяткино и пошли пешком в сторону Мурино. Разговор сам собой перекинулся на увлекательнейшую из наук - перемывание косточек общим знакомым и коллегам. Оля отметила, что в этом Сеня был, пожалуй, даже более виртуозен, чем профессор Драгомышский. Тот, бывало, лишь снисходительно хмыкал, ограниченный рамками интеллигентности и вечной возвышенности над мирской суетой. Сеня же с азартом подхватывал её мысль, развивал и наносил финальный, сокрушительный удар.

Возле подъезда Сеня откланялся, картинно отсалютовал и отправился назад к метро, а Оля только уже открывая дверь в квартиру, сообразила, что стоило бы пригласить его на чай. Правда, подойдя к кухне, она тут же поняла, что правильно сделала, что не позвала. Пять грязных кружек украшали стол, ещё три удерживали оборону в раковине, а в заварочном чайнике агрессивно зрела новая цивилизация, готовая вместе с чайником покинуть Олину квартиру, если не уничтожить её в ближайшее время. Крошки на столе, а также круглые следы от чашек и тарелок (некоторые уже были несмываемой частью стола, это Оля знала) тоже не добавляли уюта. Больше крошек в этом помещении было разве что на кровати.

Внутренний прапорщик отметил, что мусор вынесен, и ничем не воняет, а значит всё в порядке, и рота может располагаться на отдых. Однако остальные Олины части били тревогу, что приводить сюда мужчин - неважно, Сеню или профессора - стало бы большим стратегическим провалом, сравнимым с капитуляцией без боя.

Продолжение следует