Татьяна сидела на кухне в своей новой двушке. Квартира пахла свежей краской и чем-то железным — видимо, новые батареи еще не привыкли к жизни. На столе стояла одна кружка с недопитым чаем и тарелка с яблоком, которое она надкусила еще утром, да так и бросила. Пустота квартиры была почти физической, но Татьяне она нравилась. Здесь никто не командовал, не отчитывал, не сравнивал ее с братом. Здесь был ее воздух, ее диван и, главное, ее ключи.
Телефон на столе завибрировал. Она взглянула на экран и вздохнула: «Мама».
— Алло, мам, — устало ответила Татьяна.
— Тань, ты почему на свадьбу Андрея без подарка собралась? — голос матери был строгий, будто она контролировала учет материальных ценностей всего района. — Люди деньги дарят, а ты что? Опозоришь семью?
— Мам, я подарю. Я уже откладываю, — сквозь зубы ответила Татьяна.
— Сколько? — моментально, без сантиментов.
— Тридцать тысяч, — сказала она и почувствовала, как в животе что-то сжалось. Ползарплаты уйдет.
— Ну хоть не позоришь, — удовлетворённо вздохнула мать. — А то, знаешь, все скажут: сестра жадная, живёт одна, мужика нет, а на брата пожалела.
— Мам, у меня ипотека, — тихо возразила Татьяна.
— Ну и что? У тебя хоть крыша над головой есть. А Андрюше сейчас тяжело, молодая семья, ему помогать надо, — назидательно произнесла мать, как будто сын — это святыня, а дочь так, приложение к хозяйству.
Татьяна закатила глаза и откинулась на спинку стула.
— Мам, я больше не могу, честное слово. Я устала постоянно тянуть все сама и ещё кому-то помогать.
— Ой, не начинай, — раздражённо отрезала мать. — Ты всегда у нас с характером. Вот поэтому одна и сидишь.
Слёзы подступили к глазам, но Татьяна прикусила губу.
— Мам, знаешь, я тебе скажу честно: я рада, что одна. Лучше одной, чем так, как ты жила с папой.
В трубке повисла пауза. Потом мать ледяным голосом сказала:
— Я тебя не узнаю, Таня. Ты стала эгоисткой.
— Я наконец стала собой, — тихо произнесла Татьяна и сбросила звонок.
Свадьба брата оказалась предсказуемым спектаклем. Андрей сиял, его невеста кокетливо поправляла фату, гости хлопали, мать раздавала указания, словно маршал на параде.
Татьяна сидела за дальним столом, стараясь быть невидимой. Она положила конверт с деньгами в коробку и почувствовала, как с плеч упала тяжесть — и тут же выросла новая.
Мать, заметив её, подошла и громко сказала так, чтобы слышали соседи по столу:
— Тань, смотри, какая красавица у Андрюши жена! Вот если бы ты не вредничала, может, и у тебя давно был бы муж.
За столом прыснули смехом. Татьяна сжала зубы, чтобы не ответить. Но через пару минут всё-таки не выдержала:
— Мам, ты права. У Андрея жена красавица. А у тебя дочь — без мужа, зато с квартирой в собственности. Раз на раз.
За столом кто-то прыснул, кто-то закашлялся. Мать побледнела и процедила:
— Ты мне ещё спасибо скажи, что я тебя родила.
— Спасибо, — усмехнулась Татьяна. — Особенно за раскладушку в детстве и брату новую комнату.
Невеста нервно поправила прядь волос. Андрей сделал вид, что не слышит.
Через два месяца раздался звонок в дверь. Татьяна открыла — и едва не выронила ключи из рук. На пороге стояла мать с двумя огромными баулами.
— Андрей меня выгнал, — сухо сказала она. — У них теперь ребёнок будет, а места мало. Так что я у тебя поживу.
— Мам, ты с ума сошла? — Татьяна вцепилась в дверной косяк. — Это моя квартира!
— Ты что, родную мать на улицу выгонишь? — глаза матери сверкнули. — Да у тебя сердце каменное!
Татьяна почувствовала, как в груди всё закипает.
— Мам, у тебя же ключи от своей квартиры. Иди туда.
— Я их отдала Андрюше. Там теперь они хозяева.
Татьяна закрыла глаза. Она понимала: это вторжение. Это попытка вернуть контроль, снова сделать её девочкой на раскладушке.
— Мам, я не согласна. Уходи, — твердо сказала Татьяна.
— Ах, вот как! — мать развернулась, зашвырнула сумку в прихожую и закричала так, что у соседей наверняка упали кружки со шкафов: — Неблагодарная! Ты лишаешь меня крыши над головой! Да я тебя в животе носила!
Татьяна стиснула зубы.
— Мам, ты меня носила. Но теперь я сама решаю, кого впускать в свой дом. И сейчас — нет.
Она подняла сумку, выставила её за дверь и захлопнула замок. Слезы бежали по щекам, сердце колотилось, но впервые в жизни Татьяна почувствовала свободу.
Телефон разрывался — мать названивала Андрею. Татьяна не брала трубку. Она позвонила Лене, своей подруге:
— Лена, приезжай. Мне нужно с кем-то выпить чаю.
— Что случилось? — встревоженно спросила та.
— Я только что выгнала собственную мать, — горько рассмеялась Татьяна. — И знаешь… у меня впервые в жизни появилось ощущение, что у меня есть дом.
Она села на пол у двери, обняла колени и позволила себе всхлипнуть. Пустая квартира больше не казалась пустой — она была её крепостью.
Татьяна сидела на диване и в сотый раз прокручивала вчерашнюю сцену. Перед глазами всё ещё стояла мать с её сумками и выражением лица, будто её выгнали не из квартиры, а из рая.
Телефон, конечно, не умолкал. Сначала звонила мать — рыдала, кричала, требовала. Потом Андрей. Сначала вежливо:
— Таня, ну мама у тебя же одна. Дай ей пожить немного.
Потом всё грубее:
— Ты что, совсем с ума сошла? Маму выгнать?! У тебя совесть есть?
Наконец он прислал сообщение: «Если ты думаешь, что эта твоя квартирка — твоя крепость, то зря. Мама имеет право здесь жить. Разберёмся через суд».
Татьяна посмотрела на экран и хмыкнула.
— Пусть попробуют, — сказала сама себе. — Квартира моя, куплена на мои деньги, и никого я не вписывала.
Но внутри всё равно колотилось. Знала же, что брату с матерью всё нипочём — они умели давить, выкручивать, манипулировать.
Вечером звонок в дверь раздался снова. Татьяна выглянула в глазок — и, конечно же, увидела мать. На этот раз не с сумками, а с кочаном капусты и сеткой картошки.
— Мам, зачем ты пришла? — сухо сказала Татьяна, открыв дверь, но дальше не двигаясь.
— Я ужин приготовлю, — примирительно улыбнулась мать. — Тебе же всё равно некогда, работаешь, как лошадь. Вот и обед нормальный поешь.
— Мам, я просила тебя не приходить, — Татьяна сделала шаг назад, но мать всё равно протиснулась в коридор, будто не услышала.
— Не кипятись, я только на часик, — сказала она, снимая пальто и уже целеустремлённо идущая на кухню. — А то ты одна как собака сидишь.
Татьяна закрыла глаза и вдохнула так глубоко, что даже закашлялась.
— Мам, это мой дом. И если я говорю — не приходи, значит, не приходи!
Мать обернулась, в руках у неё уже был нож, которым она собиралась шинковать капусту.
— Ой, да перестань. Ты что, думаешь, я тут жить собралась? Я просто хочу помочь.
— Ты помогаешь так, что потом неделю отойти не могу, — с горечью сказала Татьяна.
— Да уж, неблагодарная, — покачала головой мать. — Я тебе суп сварю, а ты на меня орёшь.
— Мам, оставь капусту и уходи, — Татьяна резко повысила голос. — Мне не нужен твой суп.
— Так и знала! — мать швырнула нож в раковину так, что он звякнул. — Ты решила от меня избавиться. Думаешь, я тебя не понимаю? У тебя теперь квартира, своя жизнь, и я мешаю.
— Мам, ты никогда не интересовалась моей жизнью, — голос Татьяны сорвался. — Всегда только брат! Его игрушки, его успехи, его жена. А я? Я спала на раскладушке до двадцати лет. Я на свадьбу ему тридцать тысяч сунула, хотя он мне и рубля никогда не дал. А теперь ты хочешь поселиться у меня, потому что тебе удобно!
— Да потому что ты упрямая! — закричала мать, ударив кулаком по столу. — Всё сама, сама! Да ты хоть понимаешь, что без семьи человек никто?!
— Мам, я и есть никто для вас. И это давно.
Мать посмотрела на неё так, будто впервые услышала что-то неприятное. Потом фыркнула:
— Ну ладно. Будь по-твоему. Только не удивляйся, если одна и сдохнешь.
Она громко хлопнула дверью и ушла, оставив на столе капусту, картошку и тень, которая теперь, казалось, навсегда прописалась в этой квартире.
Через день позвонил Андрей. Голос у него был «деловой», как он любил.
— Слушай, Таня, хватит цирк устраивать. Маме реально негде жить. Ты взрослая женщина, у тебя место есть, так что потерпи.
— Андрюша, — устало сказала Татьяна. — Ты живёшь в трёхкомнатной.
— У меня жена беременная. Ты же понимаешь, ей нервы нельзя трепать.
— Зато мне можно, да? — Татьяна горько рассмеялась. — Знаешь, что обидно? Я всегда помогала. Деньги, вещи, подарки. А в ответ только упрёки.
— Да не драматизируй, — фыркнул брат. — У всех свои роли. Ты у нас самостоятельная, сильная. Ну вот и тащи.
— Значит, моя роль — тащить за всех? — голос Татьяны дрогнул. — А твоя — жить за чужой счёт?
— Слушай, не надо мне тут, — резко сказал Андрей. — Если мама завтра снова придёт, откроешь ей дверь. Это не обсуждается.
Татьяна замолчала на несколько секунд. Потом спокойно, почти шепотом сказала:
— Если завтра она придёт, я вызову полицию.
— Ты совсем рехнулась?! — взорвался брат. — Родную мать?!
— Я защищаю своё жильё, — отрезала Татьяна. — И впервые в жизни себя.
Она положила трубку. Руки дрожали так, будто она держала не телефон, а оружие.
Ночью Татьяна не спала. Лежала и думала о том, как странно повернулась её жизнь. Сначала мечтала просто о тишине и свободе. А теперь вынуждена воевать за неё, как за стратегический объект.
И вдруг поймала себя на мысли: а ведь в этой войне она становится сильнее. Ей есть что защищать.
Она усмехнулась сквозь слёзы:
— Ну что, Таня, поздравляю. В сорок лет ты наконец взрослая.
Телефон снова завибрировал. Сообщение от Андрея: «Ты ещё пожалеешь, что так делаешь».
Татьяна посмотрела на экран и вдруг почувствовала, что впервые за долгое время ей не страшно.
— Нет, Андрюша, — сказала она в темноту. — Это вы ещё пожалеете.
Она повернулась на другой бок, обняла подушку и впервые за неделю спокойно уснула.
Утро началось с грохота в дверь. Татьяна вскочила с дивана — сердце колотилось так, будто её пытались выбить изнутри. Она посмотрела в глазок: мать, брат и ещё какой-то мужчина с портфелем.
Татьяна открыла дверь ровно на цепочку.
— Таня, хватит, — голос брата звучал угрожающе спокойным. — Вот юрист, он объяснит тебе, что мама имеет право тут жить.
— Андрюша, — Татьяна смотрела прямо в глаза брату. — Юрист пусть сразу объяснит, что эта квартира куплена мной. Документы у меня.
Мать, вцепившись в сумку, шагнула ближе.
— Ты что, хочешь меня позорить? Чтобы соседи думали, что у меня дочь изгнала родную мать?
— Мам, соседи и так всё знают, — с сарказмом усмехнулась Татьяна. — И знаешь, что? Пусть лучше думают, что я стерва, чем жить в аду у себя дома.
— Да ты неблагодарная! — мать закричала так, что даже юрист поморщился. — Мы с отцом на тебя жизнь положили, а ты нас с порога выгоняешь!
— Мама, — голос Татьяны дрожал, но был твёрдым. — Вы на меня жизнь не клали. Вы клали её на Андрея. Я — так, побочный эффект.
Андрей сжал кулаки:
— Ты всегда была завистливая. Всегда хотела нас поссорить.
— Нет, — Татьяна шагнула ближе к двери. — Я всегда хотела только одного — чтобы меня уважали. Хоть раз.
Мать фыркнула и сделала шаг вперёд, пытаясь протиснуться внутрь. Татьяна не выдержала и резко выставила руку, остановив её.
— Хватит! — крикнула она. — Всё, мам. Дальше не будет. Ни твоих ключей, ни твоих команд, ни твоего контроля. Это мой дом. И я никого в нём не держу силой.
Мать застыла. На секунду даже растерялась, словно впервые увидела в дочери не жертву, а женщину.
Юрист неловко кашлянул:
— Вообще-то, квартира действительно только на Татьяне. Тут юридически без вариантов.
Андрей зло выдохнул, бросил на сестру взгляд, полный ненависти, и процедил:
— Ты ещё вспомнишь эти слова. Когда останешься одна, как собака.
Татьяна вдруг рассмеялась. Смех получился звонкий, почти истеричный.
— Знаешь, Андрюша… Собака хотя бы хозяина выбирает. А я всю жизнь была вашей дворнягой. Но теперь — нет.
Она захлопнула дверь прямо перед их лицами. Гулкий щелчок замка прозвучал громче любого слова.
Татьяна сползла на пол, дыхание сбивалось, но внутри было ощущение, что она только что выиграла войну.
Телефон завибрировал снова, но она выключила его.
Она поднялась, прошлась по квартире. Белые стены, пустые полки, одинокая кружка на столе — всё это теперь казалось символом её победы. Не пустота, а свобода.
Она достала из ящика связку ключей. Старые ключи от квартиры родителей. Долго смотрела на них, потом открыла окно и выбросила вниз. Металл звякнул о землю.
— Всё, — прошептала Татьяна. — Я свободна.
И впервые за сорок лет она улыбнулась — настоящей, своей улыбкой.
Конец.