Нина Константиновна, женщина шестидесяти лет, с мягкими седыми волосами и добрыми, уставшими глазами, наводила порядок на кухне, прислушиваясь к довольному гомону из гостиной.
Там, на расстеленном на полу одеяле, резвились ее внуки: пятилетний Тимофей и трехлетняя София - дети ее сына Александра и невестки Юлии.
Из спальни доносился смех постарше — там по телефону болтала внучка-подросток Алиса.
Нина Константиновна налила себе в кружку чай и присела у окна. Она любила эти редкие дни, когда дом наполнялся жизнью и смехом.
Ее дети давно выросли, разъехались, и лишь такие визиты напоминали о том, что у нее все еще есть семья.
Дверь в гостиную скрипнула, и на пороге появилась дочь Светлана. Она была старше невестки на пару лет, с более строгим, деловым взглядом и всегда безупречно одета.
— Мам, ты не видела голубую кофту Алисы? Та, с оленями. Она говорит, что оставила ее здесь в прошлый раз.
Нина Константиновна нахмурилась, пытаясь вспомнить, куда могла подевать вещь внучки.
— Кажется, я сложила ее в шкаф в прихожей, в коробку с вещами, которые Алиса уже переросла. Там еще несколько хороших кофточек и джинсы. Жалко же выкидывать.
Светлана кивнула и вышла в прихожую. Через мгновение она вернулась, держа в руках не только кофту, но и маленькие джинсы с яркими заплатками.
— Мам, а это что? — в ее голосе прозвучало легкое недоумение. — Это же новые джинсы Алисы. Она их всего пару раз надела, потом вымазала фломастером, я их еле-еле отстирала.
Нина Константиновна взглянула на джинсы в руках дочери и улыбнулась.
— А, это. Ну да, они чуть-чуть запачканы, но ничего страшного. Смотри, как хорошо отстиралось. Я их Тимке надевала, пока его собственные сушились. Он на улице в лужу сел, весь перемазался. Сейчас в ее шортиках ходит.
Она произнесла это просто, как нечто само собой разумеющееся. Для ее поколения, пережившего и нужду, и привыкшего к бережливости, в этом не было ничего предосудительного.
Брат носил за сестрой — обычная практика. Однако лицо Светланы вытянулось. Она молча прошла в гостиную и остановилась как вкопанная.
Ее дочь, Алиса, сидела на диване, уткнувшись в телефон, а маленькая София, ковыляя по комнате, радостно показывала на свои ноги.
На ней были розовые носочки и… стоптанные, но очень мягкие и удобные ботиночки Алисы, которые та давно не носила.
— Мама! — резко обернулась Светлана к Нине Константиновне, которая уже вышла следом. — Ты что делаешь?
— А что такое? — искренне не поняла бабушка.
— Ты надела на племянницу старые ботиночки моей дочери? И на Тимку старые шорты Алисы?
— Света, ну чего ты кричишь? — Нина Константиновна опустила голос, кивая в сторону детей. — Вещи же хорошие, почти новые! Алиса их не носит. Выбрасывать, что ли? Юля же умница, она не гордая, она поймет.
— Юля не гордая? — фыркнула Светлана. — Это ты про свою невестку? Мама, ты ее не знаешь. Это сейчас взрыв будет.
Как по мановению волшебной палочки, на пороге появилась невестка. Она заехала за детьми после своих выходных, уставшая, но с улыбкой.
— Ну что, где мои непоседы, набедокурили, небось, у бабушки? — весело спросила она, заходя в гостиную.
Ее взгляд скользнул по детям, и улыбка медленно сошла с лица. Она посмотрела сначала на шорты Тимофея, а потом - на ботиночки Софии.
— Это… что это? — ее голос стал тихим и опасным.
— Юленька, дорогая, — засуетилась Нина Константиновна, — да я просто… Тимка вымазался, а я ему сначала джинсы дала, а потом шорты, они такие крепкие...
— Это вещи Алисы? — резко перебила ее Юля, обращаясь уже не к свекрови, а к Светлане.
Та лишь пожала плечами, демонстративно отводя глаза. Юля побледнела. Она медленно подошла к Софии, подняла ее на руки и стала внимательно осматривать ботиночки, будто на них была не безобидная потертость, а ядовитая грязь.
— Вы… вы одели на моих детей… обноски? — прошептала невестка.
— Юля, что за слово такое?! — всплеснула руками Нина Константиновна. — Какие обноски? Вещи хорошие! Мы с твоим свекром всегда…
— Мои дети не на помойке найдены! — закричала Юля.
Ее тихий гнев вдруг вырвался наружу. Все вздрогнули, а София испугалась и расплакалась.
В дверях, с сумкой продуктов, замер Александр. Он приехал следом за женой и стал свидетелем кульминации скандала.
— Что происходит? — спросил он, оглядывая растерянное лицо матери, высокомерно-спокойное — сестры и разъяренное — жены.
— Наши дети! — с искаженным от ярости лицом бросила ему Юля. — Они носят вещи твоей племянницы! Старые, потрепанные вещи! Пока мы с тобой пашем на двух работах, чтобы одевать их в лучшее, твоя мамаша наряжает их в чьи-то обноски!
— Юля, успокойся, — попытался вмешаться Александр, но тут же был сметен ее гневом.
— Успокоюсь?! Ты только посмотри! — она тряхнула плачущую дочь. — На нее надеты стоптанные башмаки! Твоя сестра их выбросила, а твоя мама подобрала и обула в них нашу дочь!
Светлана, до этого сохранявшая стойкое молчание, наконец подала голос.
— Во-первых, я ничего не выбрасывала. Мама сама решила, что вещи еще хорошие. А во-вторых, Юля, не надо истерик. Это же просто детские вещи, ребятишки за год десять размеров меняют. Что за поза? Будто София в лохмотьях ходит.
— Для тебя это "просто вещи", — зашипела Юля, поворачиваясь к ней, — а для меня — принцип! Я не собираюсь приучать своих детей донашивать чей-то хлам! У них все должно быть свое, новое и хорошее! Или вы думаете, что раз я из простой семьи, мне и так сгодится?!
Нина Константиновна ахнула. Ее доброе лицо исказилось от боли.
— Юлечка, как ты можешь? Я же как к родной… Я хотела как лучше… Экономия ведь…
— Экономить можете на своих! — отрезала невестка.
Она резко опустила Софию на пол, схватила за руку перепуганного Тимофея и начала лихорадочно собирать вещи детей, по пути сдергивая с мальчика "презренные" шорты.
— Одевайся! Быстро! Мы едем домой.
— Мамочка, я замерзну, — захныкал Тимка.
— Помолчи! — прикрикнула на него Юля, что с ней бывало крайне редко.
Александр попытался остановить жену, взял ее за плечи, но она отшатнулась от него, как от прокаженного.
— И ты молчи! Твоя семья! Разберись с ними! Я забираю детей и больше никогда не привезу их сюда, чтобы носить обноски! Запомните это!
Она натянула на детей куртки, не обращая внимания на слезы и протесты, схватила сумку с вещами и, не глядя ни на кого, выскочила из квартиры.
В доме воцарилась гробовая тишина. Нина Константиновна медленно опустилась на стул, ее руки затряслись. Она посмотрела в пустоту, не в силах осознать произошедшее.
— Ну вот, — с фальшивой легкостью сказала Светлана, подбирая с пола брошенные Юлей джинсы. — Раздула из мухи слона. Я же говорила, мама. У нее характер. Никакой благодарности.
— Благодарности? — тихо переспросил Александр. Он стоял посреди комнаты, сжав кулаки. Его лицо было бледным. — За что ей быть благодарной, Света? За то, что мама, не подумав, нарядила моих детей в старье?
— Саш, да что ты! — возмутилась Светлана. — Какое старье?! Вещи почти новые!
— Для тебя — да! — голос Александра набрал силу. — А для Юли — нет! Ты не понимаешь? Это ее право — решать, во что одевать своих детей! Ее право — хотеть для них всего самого лучшего, нового! И мамина "доброта" без спроса — это унижение для нее! Ты же все прекрасно понимала, ты могла остановить маму, могла тихо сказать, но нет! Ты же знала, как она взорвется!
Светлана покраснела и непроизвольно отступила на шаг назад под напором брата.
— Да я вообще тут ни при чем!
— Хватит! — крикнула Нина Константиновна. В ее голосе впервые прозвучала не боль, а отчаяние и власть. — Хватит вам! В моей доме я не позволю затевать ссоры из-за каких-то штанишек!
Она закрыла лицо руками. Ее мир семьи, где все друг другу помогают, рухнул в одно мгновение.
Женщина искренне не понимала, что сделала не так. Александр тяжело вздохнул и подошел к матери.
— Мам, я понимаю, ты хотела как лучше. Но нельзя вот так, без спроса. Юля очень трепетно к этому относится, для нее это важно...
— Я… я не думала, — прошептала старушка. — Я просто люблю их всех.
Светлана, фыркнув, пошла собирать вещи Алисы.
— Ладно, я тоже пойду. Слишком много драмы на пустом месте. Одежду, кстати, я забираю, чтобы больше никаких недоразумений!
Сестра ушла с дочерью, а Александр проводил ее растерянным взглядом и присел напротив матери.
— Она не привезет больше детей, Саша? — тихо спросила Нина Константиновна.
— Не знаю, мам, — честно ответил Александр. — Не знаю. Сейчас она в ярости. Ей нужно остыть. Я потом с ней обязательно поговорю.
Мужчина вздохнул, искренне понимая, что конфликт был не из-за старых ботиночек и одежды. Все дело было в разности мировоззрений, обид и амбиций.
Целую неделю Александр сохранял тишину, а потом решил поговорить с Юлией о том, что произошло в доме Нины Константиновны.
— Даже не хочу ничего слышать! — сразу же резко отреагировала жена. — Больше наши дети туда не поедут!
— Почему? Сама подумай, ничего же страшного не случилось! Или ты хотела, чтобы наш сын ходил в своей, но грязной одежде? — хитро прищурил глаза мужчина.
Юлия замерла и нахмурила брови. В этом направлении она даже никогда не думала.
— Ну... как бы... — неуверенно проговорила она. — В сумке были запасные вещи. Почему бы их нельзя было взять?
— Мама не хотела марать, — попытался объяснить Александр.