Добрый вечер!
Москва. 1937 год. По стране прокатывается новая волна репрессий. Приказ о «членах семей изменников Родины» подписан. Теперь наказанию подлежат не только те, кого обвиняют в шпионаже или измене, но и их жёны, и даже дети.
Для советского государства ребёнок становился не личностью, а частью «вражеской семьи», которую требовалось изолировать и перевоспитать.
После ареста родителей детей изымали буквально в считанные дни. Сначала — специальные приёмники, затем — детские дома. В них малышей стригли наголо, брали отпечатки пальцев, вешали на шею дощечку с номером. Братьев и сестёр разлучали.
Обстановка больше напоминала тюремную, чем воспитательную: работники детдомов часто прибегали к насилию. Ребёнок мог подвергнуться наказанию за крошки хлеба в кармане. Подозревали, что они могли быть частью «плана побега». Не обходилось без оскорблений. Самое излюбленное — «враги». Его дети слышали даже на прогулках.
Всё это подавалось под эгидой «воспитательных мер». Унижения и прессинг дети слышали чаще, чем фразу «Доброе утро».
В конце 1930-х для детей изменников Родины даже придумали специальный термин «социально опасные дети». Им посвящали отдельные учреждения с ещё более суровой дисциплиной. Иногда «опасными» объявляли даже малышей: ведь в логике советской системы ребёнок врага народа — будущий враг.
К 1940 году по стране действовали десятки колоний для малолетних. В них отправляли подростков и даже детей младше 12 лет. В протоколах милиция писала: «возраст около 12 лет» — даже если ребёнку было 8. Так его проще было приравнять к взрослому преступнику.
Делалось это и не только для того, чтобы отправить детей в колонию. Постановление Совнаркома позволяло с 12 лет применять «все меры наказания». Под грифом «секретно» это означало и расстрел.
Попавшие в лагеря подростки жили в тех же условиях, что и взрослые: тяжёлый труд, холод, болезни. Детей могли помещать в камеры со взрослыми рецидивистами, где «малолетки» быстро усваивали тюремные законы.
Примеры причин ареста шокируют своей нелепостью. Например, одиннадцатилетнюю Маню, сироту, отправили в лагерь за то, что нарвала зелёного лука. В протоколе было написано, что это было «расхищение чужого имущества». А двух шестнадцатилетних девочек осудили после того, как они рассказали, что немцы угостили их шоколадом во время войны. Посадили в колонию за якобы «связь с врагом».
Судьба детей зависела не от их поступков, а от жестоких параграфов и фантазии следователей.
Если ребёнку было меньше полутора лет, мать могла взять его с собой в лагерь. Там для малышей создавали своеобразные «сады». Но условия были катастрофическими: суровый климат, болезни, антисанитария. Половина детей, попадавших в такие «сады» просто не выживали.
Детей старались не брать на руки: няня, одна на двадцать малышей, лишь меняла пелёнки и кормила. К четырём годам многие не умели говорить, а только плакали и кричали.
С матерью дети практически не виделись. Разве что самые маленькие могли с нею встретиться во время грудного вскармливания — по 15–30 минут каждые несколько часов. Позднее срок совместного пребывания сокращали: сначала до двух лет, затем — всего до года. После этого ребёнка тайно увозили — в детдом или к родственникам.
Сцены разлучений были жуткими: обезумевшие матери кидались на охрану, кричали, царапались, пытаясь удержать своих детей. В личном деле появлялась сухая пометка: «Ребёнок изъят и направлен в учреждение». В какое — не уточнялось.
К концу 1930-х в детприёмники и дома попало около 20 тысяч детей репрессированных. Плюс — сироты, раскулаченные, беспризорники. Учреждения были переполнены до предела.
В комнате размером в 15 квадратных метров могло жить тридцать мальчишек. Там же держали 18-летних рецидивистов, которые терроризировали остальных. Не хватало кроватей, еды, посуды. Дети ели руками из ковшиков, дрались, жили в холоде и тьме.
Питание — жалкое. Ни про какие БЖУ не могло идти и речи: не хватало сахара, да даже хлеба не было. Многие дети были истощены. Болезни косили их сотнями: туберкулёз, малярия.
Для государства дети врагов народа были не личностями, а «социальным материалом». Одним меняли фамилии и отчества, чтобы стереть прошлое. Других держали в лагерях до совершеннолетия.
Многие выросли в ненависти и озлоблении. Кто-то, пережив лагеря, уже не смог вернуться к нормальной жизни. Часть пошла по криминальному пути, что, по циничной логике системы, «подтверждало» её правоту.
Но настоящая вина этих детей была лишь в том, что они родились у тех родителей.
Поэтому советский плакат с надписью «Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство» сегодня выглядит издёвкой. Тысячи мальчиков и девочек в то время жили не в семье, а в лагерях и детдомах, борясь за выживание.
Эти истории редко попадали в газеты, многие документы до сих пор засекречены, а фамилии переписаны. Но память о поколении детей, которым вместо детства досталась казённая жизнь, — часть нашей общей истории.