Шум был ее естественной средой обитания. Гул голосов в наушниках, щелчки клавиш, ритмичный бит треков, которые она сводила для подкастов. Мария закрыла проект с очередным выпуском «Городских легенд» и потянулась, с наслаждением выпрямив спину. Тишина в ее собственной студии — а по сути, утепленной лоджии в «однушке» на окраине Москвы — показалась ей оглушительной. Она сделала глоток остывшего кофе и подошла к окну. Начинался вечер, в окнах напротив зажигались огни.
И тут ее взгляд упал на окно квартиры прямо через улицу. Там, в ярко освещенной комнате, стоял он. Новый сосед. Тот, который въехал пару недель назад и с тех пор не давал покоя всему чату дома в Telegram своим… совершенством.
Не то чтобы он был идеален внешне — нет, скорее, в его движениях была какая-то уверенная, спокойная грация. Он был высоким, темноволосым, часто ходил в простых белых футболках, обрисовывавших рельеф мышц. Но не это привлекло Машу. А его странное поведение.
Он никогда не включал телевизор. Не разговаривал по телефону на громкой связи. Он много читал, а иногда подолгу стоял у окна, как и она сейчас, смотря куда-то вдаль, и его лицо в такие моменты становилось невероятно сосредоточенным и немного грустным. И он постоянно что-то… делал руками. То собирал какой-то сложный конструктор, то реставрировал старый деревянный стул, который Маша видела в день его переезда.
«Молчаливый незнакомец», — мысленно окрестила его Маша и фыркнула самой себе. Звучало как клише из дешевого романа.
Ее мысли прервал резкий, оглушительный звук. Это сработала сигнализация в машине под его окнами. Маша поморщилась, ожидая, что вот сейчас он подойдет к окну, нахмурится.
Но он не повернулся. Не вздрогнул. Он просто продолжил поливать цветок на подоконнике, абсолютно не реагируя на адский гул.
И тут до Маши дошло. За все две недели она ни разу не слышала его. Не слышала его голоса, музыки из его квартиры, даже звука хлопнувшей двери.
Сердце ее екнуло. Внезапная догадка показалась такой очевидной, что она почувствовала себя глупой. Ее ли это дело?
—
Лев приложил ладонь к стеклу, чувствуя исходящий от него легкий холод. Он видел, как напротив в окне мелькнуло движение. Та самая девушка. С каштановыми волосами, собранными в небрежный пучок, и в больших, смешных очках. Она часто стояла у окна, иногда что-то жуя, иногда просто глядя в пространство. Он успел заметить на ее столе профессиональные мониторы и аудиоинтерфейс. Звуковик.
Мир, который он потерял три года назад в результате несчастного случая на стройке и который она, по всей видимости, чувствовала и создавала каждый день.
Он видел, как она внезапно отпрянула от окна с широко раскрытыми глазами, словно увидела привидение. Лев улыбнулся. Может, наконец-то догадалась? Люди всегда реагируют странно, когда понимают. Одни начинают преувеличенно артикулировать, другие — избегать, не зная, как behave.
Он повернулся к своему столу, где лежал почти законченный макет деревянной музыкальной шкатулки. Его тихий мир. Мир тактильных ощущений и зрительных образов.
Достав блокнот, он на чистой странице написал несколько слов крупным, уверенным почерком. Потом подошел к окну и прижал листок к стеклу.
Надпись была обращена к девушке напротив:
«Да. И у вас вымазано в кофе щека».
Маша застыла, прочитав сообщение. Рука сама потянулась к щеке — и действительно, нащупала липкое пятно. От неловкости и неожиданности она покраснела как рак. А потом рассмеялась. Рассмеялась громко, зная, что он этого не услышит, но увидит.
Она схватила со стола маркер и кусок картона, который валялся рядом с коробкой от новой клавиатуры. Нацарапала ответ и так же, как он, подняла к стеклу.
«Извините за бестактность. И спасибо. Кофе — мой второй визажист».
Лев прочитал, и его улыбка стала шире. Он кивнул ей, и в его темных глазах мелькнула искорка интереса. Потом он показал пальцем на нее, затем на себя и сделал приглашающий жест рукой — «заходи в гости».
Маша на мгновение задумалась. Это было… неожиданно. Странно. Немного страшновато. И безумно интересно.
Она кивнула в ответ.
Их роман начался не со случайной встречи в кофейне и не с знакомства через друзей. Он начался с двух листков бумаги, прижатых к стеклу окон, за которыми находились два одиноких мира, готовых стать одним целым.