Как все вы уже могли заметить, председатель Правительства РФ Мишустин направил выше по вертикали власти предложение о денонсации Европейской конвенции по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. Это, разумеется, не означает, что в РФ пытки будут внезапно признаны легальными. Соответствующие преступления никто из особенной части УК исключать, я полагаю, не собирается. В текущих условиях в акте денонсации не было бы ничего из ряда вон выходящего — можно вспомнить, например, те же США, не возжелавшие быть частью системы Международного уголовного суда. Не потому что они не поддерживают привлечение к ответственности глав государств за соответствующие преступления, но потому что не считают, что международные структуры и другие страны могут обеспечить более высокий стандарт защиты прав и свобод, чем само американское государство, а потому и нельзя им доверить право выносить приговоры в отношении американских должностных лиц.
Иными словами, в ситуации сокращения участия в системе международных гарантий прав и свобод речь совсем необязательно должна идти о «варваризации» общества. Напротив, отказ от внешнего контроля, связанный с глубоким разочарованием в западных партнёрах, мог бы быть шагом к самодисциплине, повышению цивилизационных ставок. Но проблема ведь состоит, как обычно, не в том, что закон что-то регулирует не так или вовсе не регулирует — проблема в том, что закон никем не воспринимается всерьёз как реальная часть социальной ткани. Реальным является аппарат принуждения, реальными являются колонии, реальными могут быть и пытки, а вот закон — нет. Причём тезис этот в целом верен и для тех же Соединённых Штатов, и для любой другой современной развитой страны, где степень отчуждения государства от гетерогенного общества такова, что норма закона никогда не будет отражать «волю народа».
У этого обстоятельства, однако, в контексте США есть иная сторона — судьи в очень малой степени этим самым законом связаны. В силу своей значительной самостоятельности (а на уровне штатов — и в силу выборности) они имеют возможность уравновешивать строгость закона весьма вольной его интерпретацией (и я даже не касаюсь сейчас проблематики common law). Эта свобода усмотрения судебной власти оказывается по-настоящему серьёзным оружием, которое власть эта готова применять и в отношении представителей правоохранительных органов, в том числе и как элемент системы сдержек и противовесов. Но для этого требуется судья, действительно верящий в свою важную социально-политическую роль. А точнее — система судей, особый класс с особым чувством достоинства.
Другими словами, сообществу нужны не столько хорошие законы, сколько добродетельные люди, наделённые правом их интерпретации и применения. Но судьи — не пришельцы из далёкого космоса, они — плоть от плоти нашего социума. Как, разумеется, и иные носители государственной власти. Даже когда последние начинают противопоставлять себя массам, считая последних быдлом, они воплощают как раз те качества, которые в них сформировала социализация в гуще этих самых масс. Поэтому наивно полагать, что, например, отдельные сотрудники ФСИН, применяющие пытки, были специально внедрены в систему врагами России, и всё, что требуется для их нейтрализации — хороший закон или замечательный международный договор. Пока кто-нибудь с гадкой улыбочкой пишет про то, как кого-то «потащили на подвал», даже если речь идёт о противнике на войне, никакие конвенции не помогут. То, на что способен один из нас, отравляет нас всех. Самая важная война сегодня, как и всегда, идёт в душах человеческих.