Коробка конфет — дефицитная, столичная, в блестящей обертке — вдребезги разбила её спокойствие. На крышке красовался штамп магазина «Березка», в который обычным людям входа не было.
— Ты просто меня не любишь, — тихо сказала Татьяна.
Ряды кастрюль выстроились ровно, начищенные до блеска. Таня стояла посреди кухни, глядя на результат трехчасовой уборки. Кухня в их коммуналке была общая, но сегодня соседи куда-то делись, и можно было спокойно перемыть всю посуду, протереть все поверхности и даже помыть окно. Чистота успокаивала, давала ощущение порядка и контроля над жизнью.
В коридоре хлопнула дверь. Таня глянула на часы — шесть вечера. Так рано Серёжа с работы не возвращался. Что-то случилось?
— Танюша! — он ворвался на кухню, сияющий, с небольшим свертком в руках. — Я сегодня пораньше сорвался, Михалыч отпустил. Чайку поставь, а?
— А что случилось-то? — Таня удивлённо смотрела на мужа. — Ты чего такой довольный?
— Погоди, — он улыбался, как мальчишка. — Сейчас всё расскажу. Чай сначала.
Таня поставила чайник на плиту и села за стол. Серёжа, ее муж вот уже пятнадцать лет, обычно возвращался с завода хмурый и усталый. А сегодня прямо светится.
— Ну, рассказывай давай, — не вытерпела она. — Премию дали, что ли?
— Лучше! — Серёжа положил на стол сверток и торжественно развернул бумагу. — Вот!
Коробка конфет — дефицитная, столичная, в блестящей обертке — вдребезги разбила её спокойствие. На крышке красовался штамп магазина «Березка», в который обычным людям входа не было.
— Откуда это у тебя? — голос Тани дрогнул.
— Наш завод делегацию принимал, из Москвы, — Серёжа разулыбался ещё шире. — Ну а я, как передовик производства, с ними на экскурсии был. Потом они в «Березку» поехали, ну и меня взяли. У меня талонов, конечно, нет, так один из делегатов за меня купил. Представляешь?
— Представляю, — тихо сказала Таня, пристально глядя на коробку.
— Не нравится? — Серёжа вдруг насторожился.
— Не в этом дело, — Таня встала и пошла снимать чайник, который уже начал закипать. — Я так понимаю, ты не просто на экскурсии был. Где гулял до шести-то?
— В смысле — где гулял? — Серёжа непонимающе моргнул. — Я же говорю, с делегацией был.
— Да ладно, Серёж, — Таня принялась заваривать чай, стоя спиной к мужу. — Я же не дура. Делегация твоя небось после обеда уже уехала. А ты где был? У Ларисы своей?
— Какой ещё Ларисы? — Серёжа растерянно хлопал глазами.
— Которая в плановом отделе, — Таня резко повернулась, глаза её горели нехорошим огнём. — Думаешь, я не знаю? Весь завод судачит, а я одна, значит, не в курсе?
— Да ты что? — Серёжа побледнел. — Какая Лариса? Тань, ты чего?
— Ты думаешь, если конфеты притащил, так я и поверю? — Таня грохнула чайник на стол. — Думаешь, откупиться можно?
— От чего откупиться? — Серёжа совсем растерялся. — Таня, да что с тобой? Я же подарок тебе принёс! Хотел порадовать!
— Порадовать? — Таня горько усмехнулась. — Ты просто меня не любишь. И не любил никогда. Тебе моя мать сразу сказала — не пара он тебе. А я не послушала...
— Тань, ты что? — Серёжа встал и попытался обнять жену, но та отстранилась. — Какая Лариса? Я с делегацией был, потом в «Березке» конфеты купил, ну то есть не я, а через товарища, и сразу домой! Чтоб тебя порадовать!
— Порадовать, — эхом отозвалась Таня. — Знаю я, как ты меня радуешь. Позавчера от тебя духами пахло. Женскими. Я, думаешь, не почувствовала?
— Какими духами? — опешил Серёжа. — Тань, ты с ума сошла? У нас на заводе половина цеха — женщины. Может, рядом кто-то стоял...
— Ври больше, — Таня отвернулась к окну. — Я вот только не пойму, зачем ты домой возвращаешься? Шёл бы к своей Лариске. Раз она тебе милее.
Серёжа обречённо опустился на стул. Такое случалось уже не первый раз. Что бы он ни делал, как бы ни старался, Таня всегда находила повод для ревности. То он слишком поздно с работы, то от него не тем пахнет, то он слишком приветлив с соседкой.
— Таня, послушай, — начал он, стараясь говорить спокойно. — Я тебя люблю. Ты моя жена. Нет никакой Ларисы, ничего нет. Я честно был с делегацией, потом купил тебе конфеты и пришёл домой. Всё.
— Ври-ври, — Таня упрямо смотрела в окно. — Я всё равно знаю правду.
В дверь постучали. На пороге стояла соседка, Марья Степановна, полная женщина лет пятидесяти с вечно недовольным лицом.
— Кастрюлю верните, — без предисловий заявила она. — Я вам её ещё в прошлом месяце одалживала.
— Сейчас, Марья Степановна, — Таня бросилась к шкафу, достала кастрюлю и протянула соседке.
— Ой, а что это у вас? — Марья Степановна мгновенно заметила коробку конфет на столе. — Неужто «Птичье молоко»? Из «Березки»? Откуда такое богатство?
— Серёжа принёс, — Таня вдруг смутилась. Она-то знала, что соседка разнесёт новость по всему дому. — У них на заводе московская делегация была, вот и...
— Да что вы говорите! — восхитилась Марья Степановна. — Серёжа, ты там что, большим начальником стал? Как это тебя в «Березку» пустили?
— Да не пускали меня, — поморщился Серёжа. — Делегаты наши купили, по моей просьбе.
— Так а с чего вдруг такие почести? — не унималась соседка. — Просто так конфеты не дают. Наверное, повышение какое?
— Никакого повышения, — покачал головой Серёжа. — Просто я жену порадовать хотел.
— А-а-а, — протянула Марья Степановна, явно разочарованная. — Ну ладно. Спасибо за кастрюлю.
Когда дверь за соседкой закрылась, Таня вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони.
— Теперь весь дом будет знать, — всхлипывала она. — Что ты мне конфеты притащил. От совести нечистой. А я, дура, должна радоваться, да?
— Тань, ну что ты! — Серёжа подошёл к жене и обнял её за плечи. — Ну какая нечистая совесть? Я просто хотел тебе приятное сделать!
— Знаю я твои приятности, — сквозь слезы проговорила Таня. — Ты думаешь, я ничего не вижу? Не понимаю? Что я, дура совсем?
— Да нет никакой Ларисы! — не выдержал Серёжа. — Выдумала себе и мучаешься! И меня мучаешь!
— Ах, я значит выдумала? — Таня вскочила, глаза её сверкали. — А записку кто прислал тебе на завод? С голубками нарисованными? Думаешь, я не видела? Она у тебя в кармане пиджака была!
Серёжа застыл, растерянно моргая:
— Какую записку? Тань, ты о чём?
— Не прикидывайся! — Таня уже кричала. — В прошлый вторник! Я пиджак твой почистить хотела, а там записка! «Жду после смены возле проходной»! И голубки нарисованы!
— Тань, — Серёжа вдруг рассмеялся, — это же Петрович писал! Мы с ним после смены в шахматы играли, в парке! Он всегда так пишет, с дурацкими голубками этими. У него привычка такая, с армии ещё.
— Врёшь, — Таня отвернулась, но в голосе её уже не было прежней уверенности. — Не мог Петрович такое написать.
— Да спроси у него сама! — воскликнул Серёжа. — Хочешь, завтра к нам зайдёт, подтвердит?
— И подтвердит, конечно, — буркнула Таня. — Вы же друзья. Выгораживать будет.
Серёжа вздохнул и сел за стол. Налил себе чаю, отхлебнул. Потом решительно придвинул к себе коробку конфет, открыл её и взял одну.
— Эй! — Таня возмущённо уставилась на мужа. — Ты что делаешь?
— Конфеты ем, — пожал плечами Серёжа. — Раз ты не хочешь, я сам съем.
— Это мои конфеты! — Таня бросилась к столу и выхватила коробку. — Ты же мне их подарил!
— Так ты же не веришь, что это подарок, — спокойно возразил Серёжа. — Думаешь, я от нечистой совести тебе их принёс. Так зачем они тебе?
Таня растерянно смотрела на коробку, потом на мужа:
— Ты специально это делаешь, да? Издеваешься?
— Нет, Тань, — Серёжа вдруг стал очень серьёзным. — Это ты издеваешься. Над собой и надо мной. Сколько можно? Каждый раз одно и то же. Я уже боюсь домой возвращаться, потому что не знаю, что ты на этот раз придумала. Какую Ларису, какого Петю, какую записку...
— Но записка-то была! — упрямо сказала Таня. — Я своими глазами видела!
— Была, — кивнул Серёжа. — От Петровича. Про шахматы. И духами от меня пахло, потому что я в лифте с Марь Иванной ехал, из бухгалтерии. Она всегда духами обливается, за версту слышно. И задержался я сегодня, потому что с делегацией был, а потом в «Березку» ездил. И ни в какую Ларису я не влюблён, и вообще никого, кроме тебя, у меня нет и не было! Сколько можно это повторять?
Таня села на стул напротив мужа, всё ещё прижимая к груди коробку конфет.
— Я просто боюсь, — тихо сказала она. — Боюсь тебя потерять. Ты такой... такой хороший. А я... Я же ничего особенного. Обычная. Некрасивая даже...
— Ты с ума сошла? — искренне удивился Серёжа. — Какая некрасивая? Ты самая красивая!
— Да ладно, — Таня невесело усмехнулась. — Я себя в зеркале вижу. Морщины уже, и фигура не та...
— Тань, — Серёжа встал, обошёл стол и присел перед женой на корточки, заглядывая ей в глаза, — ты чего? Какие морщины? Тебе сорок всего, ты у меня красавица! И всегда была, и будешь! Я же тебя люблю. За что ты меня так мучаешь?
— Правда любишь? — Таня смотрела на мужа с такой надеждой, что у него сердце сжалось.
— Правда, — он взял её руки в свои. — Больше жизни. И никакой Ларисы нет. И никогда не будет.
— Прости, — Таня всхлипнула. — Я просто... Я так боюсь. Мама от отца из-за другой женщины ушла, помнишь? Я же маленькая совсем была. И бабушка от деда тоже. У нас в роду как проклятие какое-то...
— Нет никакого проклятия, — Серёжа погладил жену по щеке. — Просто твоему отцу и деду не повезло с жёнами. А мне повезло. Я тебя люблю. И буду любить, пока не состаримся.
— Обещаешь? — Таня подняла на мужа заплаканные глаза.
— Обещаю, — твёрдо сказал Серёжа. — А теперь давай чай пить. С конфетами. Я же специально их выбирал, самые вкусные.
Таня улыбнулась сквозь слёзы и открыла коробку:
— Угощайся. Они и правда очень красивые.
— Как ты, — улыбнулся Серёжа, беря конфету.
Таня вдруг вспомнила, что забыла помыть плиту. Всё-таки нужно доделать уборку. Но не сейчас. Сейчас они будут пить чай с дефицитными конфетами, и Серёжа будет рассказывать про делегацию и про «Березку», и про то, как ему, простому рабочему, удалось туда попасть. А плита подождёт. В конце концов, в жизни есть вещи поважнее чистоты.
— Знаешь, а у нас ведь годовщина скоро, — вдруг сказал Серёжа. — Пятнадцать лет вместе. Может, отметим как-нибудь? В ресторан сходим?
— В ресторан? — удивилась Таня. — А деньги где возьмём?
— Да я откладывал потихоньку, — признался Серёжа. — На юбилей. Хотел сюрприз сделать.
— Вот какой ты у меня, — Таня ласково погладила мужа по руке. — Заботливый. А я тут истерики закатываю...
— Ничего, — усмехнулся Серёжа. — Я привык. Только давай договоримся — никаких больше Ларис и записок с голубками? А то мне Петрович проходу не даёт, дразнит.
— Договорились, — кивнула Таня. — Знаешь, а конфеты и правда вкусные. Ты молодец.