Холод, сковавший Лиду, был не от отчаяния, а от ярости. Ярости чистой, дистиллированной, которая придаёт ясность мыслям и твёрдость руке. Она больше не была жертвой. Жертвы плачут и убегают. Она станет охотницей.
Лида медленно поднялась, поставила пустую коробку на место и вышла из комнаты. В коридоре всё ещё расхаживала Елизавета Семёновна, закончившая свой хвастливый разговор. Никита сидел на кухне, понурив голову. Атмосфера была наэлектризована до предела. Они ждали продолжения истерики, слёз, упрёков.
Но Лида улыбнулась.
Это была тихая, кроткая, почти блаженная улыбка. Она подошла к свекрови, взяла её за руку и посмотрела прямо в глаза. Елизавета Семёновна от неожиданности даже отшатнулась.
— Елизавета Семёновна, миленькая, простите меня, — прошелестел голос Лиды, полный раскаяния. — Я так погорячилась. Вы ведь для нас стараетесь, а я, дура, не ценю. И вы правы были, когда говорили, что я прячу деньги. Я… я вам сюрприз хотела сделать. На юбилей. Золотые серьги купить. А вы… вы меня опередили. Сами себе подарок сделали. И правильно!
Свекровь ошарашенно хлопала глазами. Никита, услышав разговор, выглянул из кухни. Такого поворота они не ожидали.
— Что? Какие серьги? — пролепетала Елизавета Семёновна.
— Да уже неважно, — махнула рукой Лида, и в её глазах блеснула неподдельная, казалось, слеза. — Главное, что вы рады. А сапожки-то какие! Просто чудо! Вам так идёт! Произведение искусства!
Она опустилась на колени и благоговейно потрогала голенище новых сапог, стоявших у порога. Елизавета Семёновна расправила плечи. Лесть была её ахиллесовой пятой.
— Ну… да, хорошие, — проговорила она уже не так уверенно, но с ноткой торжества. — Итальянские.
— Я вижу! Сразу видно — вещь! — Лида поднялась. — Пойду ужин готовить. Никитушка, наверное, проголодался. А вы отдыхайте, Елизавета Семёновна. Вы сегодня столько пережили из-за меня.
Она упорхнула на кухню, оставив мать и сына в полном недоумении. Никита подошёл к матери.
— Мам, что это с ней?
— Сломалась, — самодовольно хмыкнула Елизавета Семёновна. — Поняла, кто в доме хозяин. Я же говорила, кнут и пряник — лучший метод.
Но в глубине её души шевельнулся червячок сомнения. Слишком уж быстро смирилась эта девчонка. Слишком сладко улыбалась.
***
На следующий день в парикмахерской Лида работала как автомат. Руки стригли, укладывали, красили, а в голове зрел план. Во время обеденного перерыва она подошла к самой опытной и мудрой сотруднице салона, Анне Викторовне, женщине лет шестидесяти с проницательными глазами и всегда спокойным голосом.
— Анна Викторовна, можно вас на минутку? — Лида старалась, чтобы её голос звучал как можно более жалко.
Они сели в подсобке. Лида, глотая «слёзы», рассказала выдуманную историю о том, как копила деньги на срочную операцию для своей троюродной тёти в деревне, как прятала их дома, потому что не доверяла банкам, и как деньги таинственным образом исчезли.
Анна Викторовна слушала молча, отпивая чай из старой чашки. Она видела в жизни столько женских драм, что могла отличить правду от вымысла, даже если они были искусно переплетены.
— И ты думаешь на свекровь? — прямо спросила она, когда Лида закончила.
Лида вздрогнула и замотала головой: — Что вы! Нет, конечно! Просто… так совпало, что она как раз в этот день очень дорогие сапоги купила. Говорит, сын подарил.
Анна Викторовна усмехнулась в усы, которых у неё, конечно, не было. — Понятно. Сын подарил. Знаешь, Лидочка, есть такая наука — стратагемы. Китайская мудрость. Одна из стратагем гласит: «Бить по траве, чтобы вспугнуть змею». Иногда, чтобы поймать вора, не нужно кричать «держи вора». Нужно просто пошуршать в его траве.
— Я не понимаю, — честно призналась Лида.
— А ты подумай, — загадочно ответила Анна Викторовна. — Что для твоей свекрови важнее всего? Деньги? Нет. Для таких людей деньги — лишь инструмент. Важнее всего для них — их образ в глазах других. Их репутация. Вот куда бить надо. Но не кулаком, а пёрышком. Чтобы было щекотно, а потом невыносимо. И ещё, — она понизила голос, — всегда собирай доказательства. Слова — это ветер. А вот бумажка… бумажка — это камень.
Этот разговор стал для Лиды откровением. Пёрышко и бумажка. Она знала, что делать.
Первым делом она начала воплощать в жизнь операцию «Идеальная невестка». Она хвалила свекровь по любому поводу, цитировала её «мудрые» советы в разговорах с Никитой, восхищалась её вкусом. Особенно доставалось сапогам.
— Елизавета Семёновна, вы сегодня в сапогах пойдёте к Валентине Петровне? Правильно! Пусть все умрут от зависти! — щебетала Лида по утрам.
Елизавета Семёновна таяла. Она стала носить сапоги не снимая, даже в магазин за хлебом, гордо вышагивая по грязи и слякоти. И однажды Лида дождалась своего часа. Свекровь вернулась с улицы, и на одном из сапог красовалось огромное, жирное пятно от машинного масла.
— Ой, мамочки! — ахнула Елизавета Семёновна. — Где же я так угодила!
— Не переживайте! — тут же подскочила Лида. — Я всё улажу! У меня есть клиентка, у неё муж — лучший сапожник в городе! Степан Матвеевич. Он чудеса творит! Я сама к нему отнесу, он сделает всё в лучшем виде!
Прежде чем свекровь успела возразить, Лида уже бережно упаковывала пострадавший сапог в пакет.
***
Мастерская Степана Матвеевича пахла кожей, клеем и ваксой. Сам хозяин, грузный мужчина с руками рабочего человека, осмотрел сапог.
— Да, пятно серьёзное. Но вывести можно. Будет стоить… — он назвал сумму.
— Я заплачу, — торопливо сказала Лида. — Степан Матвеевич, у меня к вам огромная просьба. Не могли бы вы мне дать официальную квитанцию на чистку? И ещё… мне для страховки нужна ваша экспертная оценка. Сколько такие сапоги стоят? Напишите, пожалуйста, на бумажке, с вашей печатью.
Степан хмыкнул, но спорить не стал. Он повертел сапог в руках. — Италия. Натуральная кожа, мех цигейки. Работа тонкая. Такие сейчас тысяч семьдесят-восемьдесят потянут, если не больше. Напишу.
Лида вышла из мастерской, сжимая в кармане два бесценных документа: квитанцию и официальную оценку стоимости сапог. Камень был у неё. Теперь оставалось найти пёрышко.
Она продолжала свою игру. Стала «помогать» свекрови с квитанциями за квартиру, между делом заглядывая в её записную книжку. Как она и подозревала, Елизавета Семёновна была должна половине своих подруг — по тысяче, по две. Она создавала иллюзию благополучия, живя в долг.
Лида начала действовать. Она звонила подругам свекрови, якобы от её имени.
— Здравствуйте, Валентина Петровна! Это Лида, невестка Елизаветы Семёновны. Она просила передать, что очень извиняется, но долг пока отдать не может. Совсем туго с деньгами… Да, да… А вы не знаете, может, кто-то ещё ей одалживал? Она так переживает, что всех подводит, список хочет составить, чтобы никого не забыть.
Подруги, удивлённые такой откровенностью, охотно делились информацией. Через неделю у Лиды был полный список кредиторов Елизаветы Семёновны с суммами. Она «шуршала в траве», и змея этого пока не замечала.
***
День расплаты Лида назначила на воскресенье. Она объявила, что хочет устроить небольшой праздник в честь «примирения» и испечёт свой фирменный яблочный пирог. Она попросила свекровь пригласить её самых близких подруг: тётю Валю с первого этажа, бывшую коллегу Антонину Марковну и свояченицу Зою. Тех самых женщин, перед которыми Елизавета Семёновна больше всего любила рисоваться.
Квартира наполнилась гомоном и запахом корицы. Лида порхала между кухней и комнатой, разливая чай, подкладывая пирог, одаривая всех улыбками. Елизавета Семёновна сидела во главе стола, как королева, и млела от удовольствия.
— …а я ей говорю, — вещала она, — главное в семье — мудрость старших! Вот Лидочка моя поняла, прислушиваться стала, и сразу мир в доме наступил. И Никитушка рад, на мамочку не налюбуется. Балует меня.
Она многозначительно покачала ногой, демонстрируя идеальный, теперь уже чистый, итальянский сапог.
И в этот момент Лида «сломалась». Она поставила на стол вазочку с вареньем, и её плечи затряслись. Она закрыла лицо руками.
— Лидочка, что с тобой? — всполошилась тётя Валя.
Лида подняла заплаканное лицо. — Простите… милые дамы… не могу я больше. Душа разрывается.
Все замерли. Никита, сидевший тут же, напрягся.
— Я… я ведь не просто так деньги прятала, — всхлипывая, начала Лида свою исповедь. — Мы с Никитой на первый взнос на ипотеку копили. На свою квартирку. Чтобы Елизавету Семёновну не стеснять. Каждую копеечку откладывала. Семьдесят пять тысяч накопила… И вот они пропали. Прямо из тайника.
Елизавета Семёновна стала белее мела. — Что ты… что ты несёшь, клеветница! — зашипела она.
— Я никого не обвиняю! — громко сказала Лида, глядя на гостей. — Что вы! Просто совпадение такое… странное. Как раз в тот день, когда деньги исчезли, Елизавета Семёновна себе вот эти чудесные сапожки купила. Я так за неё рада! Наверное, это Никита ей такой дорогой подарок сделал, да, милый?
Все взгляды устремились на Никиту. Он растерянно посмотрел на мать. — Мам… я тебе давал деньги на сапоги? Я… я не помню такого.
— Это мои! Мои сбережения! — взвизгнула Елизавета Семёновна, её лицо пошло красными пятнами. — Я всю жизнь копила!
Подруги переглянулись. Они-то знали, что никаких сбережений у неё нет.
— Да, сапоги очень дорогие, — сочувственно вздохнула Лида. — Я когда их в чистку носила, попросила мастера оценить. Для страховки. Мало ли что.
Она достала из кармана передника сложенный вчетверо листок и протянула его тёте Вале. — Вот, посмотрите.
Тётя Валя надела очки, развернула бумагу и ахнула. — Семьдесят восемь тысяч?!
В комнате повисла оглушительная тишина. Сумма оценки почти до копейки совпадала с суммой, которую назвала Лида. Всё встало на свои места. Публичное унижение было тотальным. Репутация Елизаветы Семёновны, построенная на лжи и мелких долгах, рухнула в одночасье.
***
Гости разошлись быстро, прощаясь впопыхах и не глядя на хозяйку. В квартире остались трое. Елизавета Семёновна сидела на стуле, обмякшая, раздавленная. Никита стоял посреди комнаты, глядя то на мать, то на жену. В его взгляде боролись растерянность, стыд и просыпающийся гнев.
— Мама, — тихо, но твёрдо спросил он. — Это правда? Ты взяла деньги Лиды?
Елизавета Семёновна разрыдалась. Громко, по-бабьи, с подвываниями и причитаниями. — А что я такого сделала?! Она их от семьи прятала! От тебя! Я её проучить хотела! И вообще, я заслужила! Я тебе жизнь посвятила, а она пришла на всё готовенькое!
Лида подошла к Никите и посмотрела ему прямо в глаза. — Теперь ты должен выбрать, Никита. Я не буду жить в одном доме с вором. И я не буду жить с мужчиной, который позволяет унижать и обворовывать свою жену. Выбор простой: либо мы сейчас же начинаем искать съёмную квартиру, строим свою собственную жизнь, и твоя мама возвращает мне всё до копейки. Либо я ухожу прямо сейчас. Одна. И завтра же подаю на развод и в суд — на возмещение ущерба. Свидетели у меня теперь есть.
Это был ультиматум. Момент истины. Вся его жизнь, все его привычки, вся его инфантильная привязанность к матери столкнулись с холодным, решительным взглядом женщины, которую он любил и чуть не потерял. И в этот миг он наконец повзрослел. Он увидел не любящую мамочку, а эгоистичную, лживую женщину, которая разрушала его жизнь.
— Мы съезжаем, — отрезал он. Потом повернулся к матери. — Ты вернёшь ей деньги. Все. Продай сапоги, займи у своих подруг, мне всё равно.
Через неделю они переехали в крохотную однокомнатную квартиру на окраине города. Началась трудная жизнь. Никита устроился на вторую работу, вечерами подрабатывал электриком по частным вызовам. Лида тоже брала больше смен. Они экономили на всём, но впервые за всё время брака были счастливы. Они разговаривали, смеялись, строили планы, вместе ходили в магазин. Они были семьёй.
Елизавета Семёновна пыталась наладить отношения. Звонила, плакала в трубку, жаловалась на одиночество. Лида была вежлива, но холодна. Никита разговаривал с матерью сухо, требуя вернуть долг.
Они прожили на съёмной квартире три года, прежде чем смогли взять свою собственную, маленькую, но свою, ипотечную двушку в новостройке. К этому времени у них уже родилась дочка, Светочка. Елизавета Семёновна стала бабушкой. Она приезжала в гости, привозила подарки, но её власть исчезла безвозвратно. Хозяйкой в этом доме была Лида. И все это знали.
Никита сдержал слово и отдал Лиде весь долг до копейки, а вот вернула ли Елизавета Семёновна деньги сыну, история умалчивает.
От автора:
Спасибо, что были частью этой истории.
Мне искренне интересно, что вы думаете о её героях — чьи поступки вам близки, а чьи вызывают вопросы.
Я читаю все комментарии и радуюсь каждому, ведь это не просто слова — это ваша реакция, ваши эмоции, ваш отклик.
Когда вы делитесь мнением, я понимаю, что мы на одной волне, что мои истории живут в вашем сердце.
А ваши отметки «лайк» — это маленькие сигналы: «Пиши дальше, нам это важно».
Спасибо, что вы со мной.