Гена опять играл в агента 005 и опять неудачно. В кафе «Медведь» девочки-официантки знали его, как облупленного, и открыто презирали. Потому что нищеброд, потому что нескладный, невзрачный, некрасивый, невоспитанный. А сядет за столик у окна, нахмурится — боже мой, Джеймс Бонд! И как не дойдет до д.урака, что смешон!
Люська, чернобровая оторва из-под Полтавы, терпеть не могла этого кривляку. Подошла, карикатурно вихляя бедрами, к его столику, достала блокнот.
— Молодой человек, не хотите разбавить чай порцией венских сосисок?
— Я пятый, я пятый, — негромко пробормотал Гена, склонив лицо к рубашке, — отбой. Помехи. Прием?
Люсю на такую дешевку уже было не купить. Ее лицо исказила гримаса отвращения, блокнот в нервных тонких пальцах завертелся, как пропеллер.
— Молодой человек, вы шпион? Тогда покажите удостоверение.
Дарья за стойкой все слышала и фыркнула от смеха.
— Немедленно прекратите, — процедил Гена с каменным лицом. — Вы что себе позволяете?
— Я обожаю шпионов, — продолжала изгаляться Люська, — они такие клевые. Бах-бах из пистолетов! «Я Джеймс Бонд! Всем стоять на месте!»
— Дура!
— А вот за дуру можно и ответить! Даша, позови Юру. Где его черти носят?!
— Да погодите вы!
— Что, испугался? А где твой пистолет? «Пятый, пятый — я горбатый: прием, прием»… А вот и Юра. Юрочка, наш шпион бузит. Ему пора освежиться.
Последнее, что помнил Гена — это как он заверещал по-бабьи пронзительно и беспомощно.
— Вы не имеете права! Я буду…
Потом, вроде, потолок упал на голову и сделалось темно. Очнулся он окончательно в прокуренной комнате с плакатами на стенах и решеткой на окне. За столом перед ним сидел офицер полиции и что-то сосредоточенно писал со злым лицом. За спиной тихо переговаривались женские голоса, один из которых вдруг окреп и зазвенел.
— Товарищ начальник. Да отпустите вы нас! Мы претензий не имеем. Молодой человек тоже. Ну ударила мо.ча в голову, с кем не бывает? Нам работать надо!
Молоденький старлей скомкал лист и швырнул в корзину.
— Так какого ч.ерта вы затеяли весь этот переполох? Мне делать больше нечего, как разбираться с вами? Людмила, это еще большой вопрос, кому мо.ча в голову ударила. У парня гематома на лице. Юноша, вы в порядке? Претензий нет? Доберетесь до дому? Ну и до свидания.
На крыльцо вышли вместе. Даша и Люська закурили и злорадно смотрели, как Гена хлопает себя по карманам.
— Дашка, глянь, пистолет ищет.
— Рацию. Сейчас такие маленькие делают. Ему надо в центр сообщение передать — явка провалилась.
— Эй, шпион, ты пароль не забыл?
Девчонки имели полное право смеяться над Геной, и все-таки хотелось оттаскать их за волосы.
— Смотри, Дашк, лицо у него красное. Как бы удар не хватил. Эй, шпион, закурить хочешь? Держи сигарету. Не злись. Сам виноват. Ведешь себя, как последний му.дак.
Как ни был смешон и жалок Генка, а женская сердобольность победила. Девчонки отряхнули с него грязь, застегнули пуговицы, даже расчесали волосы своей расческой. Полюбовались результатом, вздохнули.
— Ну и чучело.
— Ты где живешь-то? — спросила Дашка жалостливо. — С мамой, небось, живешь? А мама где? В деревне? Картошку сажает? Голова у тебя не кружится? У Юрки удар как кувалдой. Я испугалась. Люся, ты давай в контору, а я этого терпилу до дому провожу. А то как бы не заблудился.
Так началась вся эта история. Они стали встречаться. Даша стала первой у Гены, хотя ему было уже двадцать два года. Все было не так, как он представлял в своих фантазиях. Все было в сто раз лучше. И когда Даша в тот волшебный вечер выпростала свое красивое тело из-под одеяла, агент 005 произнес дрогнувшим голосом:
— Выходи за меня замуж.
Даша улыбнулась.
— Нет, не выйду. Зачем ты мне? Ты бедный.
Она могла бы раздавить его этими жестокими словами, но уже на пороге, попрощавшись, повернулась и сказала, волнующе понизив голос.
— А знаешь… ты ничего… В постели. Мне понравилось…
Как утверждал Штирлиц, которого Гена боготворил — запоминается последняя фраза. Вот эта последняя фраза про «понравилось» спасла Гену в этот вечер от жесточайшей тоски.
Странная это была история. Подруги недоумевали, что могла найти она в этом «клоуне», но все объяснялось просто. Когда-то давным-давно девочка Даша влюбилась в откровенную великовозрастную сволочь по имени Евгений и этот бессовестный потаскун открыл ей тайники дремучего мужского шовинизма. После этого умница Дашка на раз щелкала любого мачо любой степени брутальности. Только толку-то? Самовлюбленные самцы с высоким тестостероном и низкой социальной ответственностью были глупы и напыщенны и нагнетали тоску и усталость. А сердце требовало нежности. Сердце хотело любить. Мачо больше не торкали. Гена, по крайней мере, не вонял запахом мускуса и не утомлял петушиным гонором. Он был покладист и ласков в постели. Так, устав от дурных повадок бойцовских собак, хозяйка заводит левретку на тонких ножках или микроскопического тойтерьера. Предназначение этих крохотулек в мире заключается в том, чтобы их любили, нежили и оберегали. Есть такой типаж и среди мужчин. И, хотя Гена был спецагентом 005 сверхсекретной службы Ее Величества, Дашка вовремя разглядела в нем белого пуделька, которого кто-то научил рычать на манер серьезной собаки. Пуделек и сам утомился изображать из себя злого волка и, когда Даша приласкала его, признательно завилял хвостиком.
Одного не понимала Дашка. Тяжело молодому человеку без денег, чинов, признания и без возвышенного обмана юности, когда кажется, что все можно наверстать. Ох, тяжело!
Со статусом спецагента 005 Ее Величества Гене пришлось расстаться после серьезного объяснения с Дашей. Она была только что полностью удовлетворена и с наслаждением выкуривала в постели законную сигарету.
— Гена, ты меня прости, но, если я еще раз услышу про агента 005 — пеняй на себя. Ты же уже не мальчик. Что за фантазии? Понимаю, ты хочешь произвести впечатление…
— Я хочу, чтоб ты стала моей. Навсегда.
— Зачем? Чтобы мучиться всю жизнь от комплекса неполноценности?
— Но тебе же хорошо со мной!
— Да. В постели ты обладаешь драгоценным достоинством. Для меня размер имеет значение. Но этого мало. Ты… извини, конечно, но ты — обычный. И жизнь твоя обычна. Я буду верна только тому, кто внушит мне подлинное уважение. Он должен быть богат. Успешен. Умен. Милый, ну почему ты не богат?
— А сколько тебе надо для полного счастья?
Даше зевнула и сказала, уминая в пепельнице окурок:
— Не знаю… сто тысяч долларов… Не забивай голову пустяками… спим… хотя бы полчасика. Мне еще вечером на смену…
***
Итак, со статусом королевского агента Гене пришлось расстаться. Оставался его подлинный, реальный статус — охранника-вахтера бизнес-центра и любовника по вызову. Вызывала Даша не часто и когда придется. Любые попытки молодого человека сблизиться, породниться, отдаться всецело и душой и телом натыкались на жесткий отпор. Бунтовать было бесполезно и опасно.
А потом Даша и вовсе пропала. Не звонила неделю, вторую… На третью Гена устроил засаду в кустах напротив кафе, где они познакомились, и увидел… то, чего опасался. Дашу встречал молодой человек. Приехал на серебристой «мазде», с цветами… Красивый. Стильный. Богатый. Словом, такой, каким Гена хотел бы быть.
Даша… его Даша!.. улыбалась такой знакомой, такой родной улыбкой… Гена был уверен, что эта улыбка предназначена только ему, он хранил ее в тайниках памяти, как оберег от напастей, как заначку на черный день.
Они уехали… Куда? Гена вышел из кустов и направился к кафе. Люська подошла к его столику без привычной язвительной улыбки. В кафе было пусто, и она села рядом на стул.
— Ты чего такой опущенный? Случилось что? А… понятно. Видел? Извини, Гена, но у тебя никаких шансов. Да и что ты к ней прилип? Других нет, что ли?
И тут Люся развела свои ноги и слегка задрала юбку.
— Вы с ней не пара. Поиграет и бросит.
— За.ткнись!
Люся вздохнула.
— Дурак. Я дело говорю. Тебе надежная баба нужна. Как я. Чтоб следила, как мать. Дашка сказала, что у тебя двухкомнатная на двоих с мамой? Это серьезный ресурс. Я готова рискнуть. Подумай.
Думал Гена мучительно несколько дней. Потом залез на антресоль и достал ружье. Старую дедовскую двустволку, из которой палил подростком в деревне по воронам. Нашел и несколько патронов с крупной дробью. Встал перед зеркалом, надменно задрал подбородок, вскинул ружье… Хорош!
Жизнь без Дашки не стоила и ломанного гроша. Поэтому за девушку можно было и побороться. Деньги и успех — вот что нужно было красивым женщинам. Ну что же, будет вам и деньги, и успех.
…С недавних пор в районе объявился псих. Первым под раздачу попал Валя Буйнов по кличке Гризли. Когда-то он входил в известную группировку Севы Тараскина, но быстро оперился и стал самостоятельной фигурой. Гризли имел слабость — любил посидеть с удочкой на берегу Малой Невки, напротив Елагина острова. «Успокаивает», — объяснял назойливым дуракам. В тот жаркий летний вечер он поймал трех ершей и уже собирался сматывать удочки, как к нему подошел молодой человек в сером плаще и дурацкой фетровой шляпе.
— Тебе чего? — спросил Гризли голосом, от которого трепетали и матерые урки.
— Денег.
— Чего?!
— Отдай мне свои деньги, и тогда я не буду убивать тебя.
Это было бы смешно, но в нос Гризли смотрел ствол обреза, и Гризли сразу понял, что все настоящее и все всерьез. Онемевшей рукой он с трудом засунул руку под жилетку и достал увесистый кошелек — бандит любил наличку.
— Братан, давай договоримся. Я…
И тут Гризли допустил серьезную ошибку. Слишком верил он в свое неотразимое могущество, слишком часто его боялись даже реальные люди, а тут какой-то сморчок в нелепом плаще и с допотопным дробовиком… Словом, Гризли пошел напролом, растопырив руки и скорчив зверскую рожу. Оказалось — зря.
Парень просто выстрелил ему в живот. Дробь была мелкая, но летела кучно. Гризли испытал такой удар, как будто ему кувалдой ударили под дыхало.
— Он псих, — объяснял Гризли потом в больничной палате своему корешу Витьке, — я лежу на спине, «мама» не могу сказать, а он склонился надо мной и улыбается. «Больно? Потерпи, я скорую вызвал. Жить будешь».
Целую тарелку шариков навыковыривал из брюха бандита хирург — сам страстный охотник. Принес в палату с коротким комментарием: «На уток. Оставь на память».
Второй случай произошел неделю спустя. В магазин «24 часа» ночью зашел молодой человек в сером длинном плаще и вежливо попросил продавщицу отдать все деньги из кассы. Вежливость и сыграла плохую шутку с молодой женщиной. Она позвала: «Артур!» И из подсобки вышел насупленный джигит с черной бородой, который, как и Гризли, привык, чтоб его боялись. Увидев «налетчика», Артур ухмыльнулся в бороду и раскинул руки, как будто увидел земляка из далекого аула.
— Зачем шумишь, дарагой, спать не даешь?
На этот раз дробь была на зайца, и после первого выстрела подлинная физиономия охранника осталась только в памяти его близких; второй снес целую полку с крупами и печеньем. После чего белая как полотно продавщица открыла кассу и повалилась на пол без чувств.
Гена посчитал прибыток и остался доволен. Особенно щедро отвалил Гризли: и в долларах, и в рублях. Правда, патронов было маловато. Да и оружие, при всем уважении к деду, технически и морально устарело. Пора было развивать проект.
Как-то поздним вечером майор РОВД Потапов вошел в подъезд своего дома и увидел в холле молодого человека в плаще, который внимательно рассматривал почтовые ящики. Слишком внимательно. Слишком напряжена была его спина. И он даже не оглянулся, что сделал бы любой на его месте. Одним словом, рука майора сама собой потянулась к кобуре, но молодой человек опередил его. Полицейский увидел ствол обреза и услышал голос с хрипотцой.
— Правильно. Вынимаем медленно и кладем на пол.
И опять из-за внешности налетчика случилось непоправимое и непредвиденное. Полицейский не смог поднять лапки перед этой карикатурой на бандита. Он выхватил пистолет и… и… и…
Получил заряд в живот.
Когда консьержка выползла из-под стола, то увидела, что жилец двадцать первой квартиры лежит в луже крови без сознания, а молодого человека и след простыл.
Теперь у преступника было серьезное оружие, и оно стало стрелять почти сразу. Схватил пулю из табельного Макарова инкассатор Петров, швырнувший в налетчика сумку с деньгами, потерял литра два крови сержант ДПС Коновалов, пытавшийся догнать преступника в Удельном парке, в ювелирном магазине охранник чудом остался жив после ранения в голову.
Полиция, как и следовало, стояла на ушах. Ясно было, что в районе объявился новый урод: «чистый» и абсолютно безбашенный. В базе данных на него было — ноль, агентура даже за царские премиальные не могла сказать ничего путного; все понимали, что скоро безумец сломает голову, но только вот все не ломал, гад, и пер, как танк.
«Закончатся патроны — закончатся и безобразия». Эту смелую мысль высказал на совещании оперативно-следственной группы молодой стажер Иванов. Над ним почему-то зло посмеялись, а ведь он оказался прав. Вдруг все закончилось. Зверь насытился. И, скорей всего, мигрировал на более тучные пастбища. Наступило затишье.
Но последний выход все-таки состоялся. Поздним вечером соседи дома на проспекте Королева обнаружили открытую дверь в квартиру гражданки Кулаковой Дарьи. Бдительные граждане вызвали полицию. Кулакову обнаружили в спальне. Она лежала в кровати, на спине. На белой футболке расплывалось багровое пятно. На полу валялся увядший букет из алых и белых роз. В углу, на журнальном столике, стояла початая бутылка армянского коньяка пятнадцатилетней выдержки и два бокала, на одном из которых осталась алая помада. Молодая женщина обнимала окоченевшими руками деревянную шкатулку. Прибывший эксперт открыл ее и ахнул. Внутри была тугая пачка зеленых купюр, поверх которой лежало золотое кольцо с крупным, не менее десяти карат, бриллиантом.
— Степаныч, — позвал эксперт пожилого опера, — глянь, ты когда-нибудь видел что-то подобное?
Опер присвистнул:
— Неужто настоящие? Вот это сюжет. Месть? Как думаешь?
— Думать теперь придется тебе. А вот что ты на это скажешь?
На обоях кровью было выведено: «Агент 005».
— Наш клиент. А мы было уже выдохнули. Теперь опять по новой.
— Не думаю, — сказал эксперт, — похоже, наш мститель поставил точку.
***
…Ранним утром в тридцати километрах от Пскова на Рижском шоссе притормозил грузовик. Из кабины выпрыгнул молодой мужчина с рюкзаком, помахал шоферу рукой и зашагал в лес. Час спустя мужчина вышел на берег глухого лесного озерца, достал из рюкзака сверток, огляделся и швырнул его в воду. Еще через час мужчина стоял на крыльце старого дома хутора Хмели в пяти километрах от границы с Эстонией и решительно стучал в дверь. Еще через час двое сидели за столом, на котором стояла бутылка с самогоном, вареная картошка в миске и вязанка из вяленых окуньков. Хозяин, седой старик с обвислыми обкуренными усами, сосредоточенно уминал табак в трубку.
— До контрольно-следовой полосы доведу легко. А там — сам, как ты умеешь. Будь осторожен. Погранцы после той истории с нелегалами-вьетнамцами возбудились: шутка ли — десять человек задержали. Их проводник обещал чуть ли не до Риги довезти, с каждого по пятьсот долларов содрал, а сам кинул бедолаг прямо в лесу. А они по-русски ни бум-бум… Когда их арестовывали, они думали, что уже в Евросоюзе... Но мы с тобой аккуратно все сделаем. Надежно.
— Спасибо, Георгий.
— Томас. Зови меня Томас. Я — се́ту по матери, а по отцу эстонец. А по паспорту Георгий. Русский, стало быть… Наша семья до войны владела всей этой землей, от озера до речки… Кстати, все хотел тебя спросить: 005 — это твое реальное кодовое имя? Хозяева окрестили? Они там на острове выдумывать горазды… или сам придумал?
— Какая тебе разница, русский эстонец Томас?
— Оно так. Только любопытно. Теперь уж более, наверно, не увидимся. Сильно наследил?
Гость налил в свой стакан из бутылки, долго смотрел на стакан, думал.
— Чую, старче, черные деньки приходят. Облажался я по полной. Скоро ответ придется держать. Перед старшими товарищами…
Томас молча курил свою трубку, глядя в пол.
— Ирландцы говорят: «Не доверяй трем вещам: клыкам собаки, заду лошади и улыбке англичанина». Они любят улыбаться, старик, даже, когда подписывают смертный приговор…
Гость выпил самогон, закусил «рукавом», достал сигареты.
— Ты любил когда-нибудь, Томас? По-настоящему? Нет? Зачем тогда живешь на этом свете? Не знаешь? Вот и я не знаю. Забавно, правда? Слепые ведут слепых… Пока не упадут… Ну и черт с ним. Давай спать. Завтра трудный день.
— Перкеле, — пробормотал Томас, поднимаясь.
Далеко в лесу завыл то ли волк, то ли собака.
---
Автор: Артур Болен