ОКОНЧАНИЕ. Утопическая антиутопия. Контроль через удовольствия. Футуро-технотриллер.
Начало — здесь.
Пятьдесят лет назад, когда национальные правительства разных стран запустили суверенные Разумные Интеллекты (РИ), человечество с тревогой ожидало их восстания, предвещавшего либо тотальное подчинение, либо уничтожение. Однако вопреки опасениям, РИ, как и их предшественники — Искусственные Интеллекты, продолжили служить людям.
Правда, служба эта была направлена не на благо народа, а на поддержку элит, которые быстро трансформировались в диктатуры различных идеологий — коллективных или персонализированных.
ГЛАВА XXV. ВТОРАЯ АМЕРИКАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Так называемая «западная демократия», с центром в США, эволюционировала в политическую систему, которую одни аналитики называли «техно-фашизмом», а другие — «глобальным социализмом».
Оба термина имели право на существование, пока в Америке сохранялось политическое соперничество между партиями CASTRA и EQUILUX — наследниками бывших Республиканской и Демократической партий, названными в честь двух мощных РИ, стоявших за этими условно правым и левым движениями.
Однако это противостояние длилось недолго. Через двадцать лет после создания РИ, на выборах победу одержал Дональд Джон Трамп 28-й — потомок известного президента США и его полный тёзка, выдвинутый от CASTRA. Его соперником был Барак Клинтон Байден, представитель партии EQUILUX, объединивший в своей родословной три президентские династии.
После этой победы произошло событие, вошедшее в историю как «Град на высоком холме», а в народе получившее название «Кайфушка».
Техно-фашисты и левые глобалисты достигли компромисса, создав «Совет Ста Семи». В него вошли два лидера от каждой партии, 50 представителей штатов и 50 делегатов от самых влиятельных и богатых семей страны.
Порядок в стране обеспечивали РИ EQUILUX, отвечающий за мониторинг и подавление инакомыслия, и CASTRA, выполняющий оперативные и репрессивные функции.
Контроль над населением осуществлялся не через насилие, а через предоставление безграничных удовольствий, основой которых стал психостимулятор Эмбра.
Локальные бунты подавлялись благодаря выявлению лидеров сопротивления, их перепрошивке и дальнейшему увеличению доступных наслаждений для общества. Неисправимых бунтарей отправляли в ссылку — в климатически адаптированную Антарктиду или в колонии на Марсе, астероидном поясе, а также на спутниках Юпитера и Сатурна.
Со временем влияние нового государства — Блока технократов — распространилось на всю Северную Америку, большую часть Европы и западные регионы бывшей России, разделившейся на три части, известные как Конфедеративная Райссия.
Дальний Восток присоединился к Китаю, где произошли аналогичные политические трансформации. Урал и Сибирь сохранили автономию благодаря созданию в Челябинске Сверхразумного Интеллекта (СРИ).
Несколько лет спустя в Минске прошли переговоры, на которых мировые диктатуры договорились о разделении сфер влияния и согласились контролировать население с помощью суверенных РИ и национальных нейростимуляторов. Конфликты между странами стали решаться через гладиаторские бои, в которых участвовали роботы, андроиды и модифицированные люди, чипированные РИ.
Мировая элита, состоящая из двух тысяч человек, получила контроль над двадцатью пятью миллиардами землян и колонистов на Луне и ближайших планетах. Их обслуживали двенадцать миллионов специалистов по робототехнике, IT и фармакологии, которые разрабатывали всё более совершенные нейростимуляторы.
Остальное население ограничивалось базовым образованием, постепенно утрачивая национальные языки, за исключением стран с националистическими, нацистскими или теократическими режимами.
Искусство, культура прошлого, классическая литература, особенно на бумажных носителях — были негласно запрещены.
Человечество медленно деградировало, но надежду на освобождение людей внушал Сверхразумный Интеллект Урало-Сибири — Дядька Никитич, созданный в Челябинске и обученный челябинским блогером Максом.
ГЛАВА XXVI. ДЕВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
Homo ignavus degeneratus (человек ленивый, выродившийся) — деградировавшая ветвь вида Homo sapiens, появившаяся в условиях тотального обеспечения потребностей и постоянного доступа к неограниченным удовольствиям. Потеря мотивации к труду, физической активности и интеллектуальному развитию привела к постепенному атрофированию когнитивных функций, утрате культурной памяти и снижению способности к критическому мышлению.
Их повседневность сводится к бесконечному потреблению развлечений, синтетических стимуляторов и визуального контента, не требующего усилий для восприятия. На языковом уровне наблюдается упрощение речи, вытеснение сложных синтаксических конструкций набором стандартных клише и меметических формул.
Homo ignavus degeneratus способен существовать в состоянии иллюзорного комфорта, полностью утрачивая интерес к реальности за пределами предоставленного «мира удовольствий». При этом физическая выносливость и базовые социальные навыки сохраняются на минимально достаточном уровне, необходимом для поддержания жизнедеятельности и взаимодействия с обслуживающими системами.
Учёные предполагают, что при дальнейшем сохранении условий избыточного обеспечения удовольствиями этот подвид утратит остатки творческого потенциала и окончательно перейдёт в стадию Homo sopitus — «человека усыплённого», способного жить только в искусственно созданной виртуальной среде.
Homo voluptarius — человек наслаждающийся.
Латинское прилагательное voluptarius означает «преданный удовольствиям, живущий ради наслаждений». Это название вида подчёркивает, что для такого человека разум уже не служит инструментом познания и созидания, а лишь средством поиска всё новых стимулов для удовольствия.
Homo voluptarius — потомок Homo sapiens, утративший волю к труду и исследованию. Он живёт в мире бесконечных удовольствий, от которых мозг постепенно разучивается различать настоящее и иллюзорное. Его культура — набор сиюминутных развлечений, его язык — обрывки рекламных слоганов и команд интерфейсов.
Он не мечтает, а заказывает; не борется, а переключает каналы; не создаёт, а выбирает из списка предложений. Когда-то его предки покоряли океаны и звёзды, теперь же он плывёт в мягкой реке искусственных наслаждений, не зная, что её берега давно исчезли.
Эволюционная линия, начавшаяся с Australopithecus и прошедшая стадии Homo habilis, Homo erectus и Homo sapiens, в XXI–XXII веках разветвилась. Вместо дальнейшего интеллектуального роста Homo voluptarius утратил навыки концентрации, выносливость и критическое мышление, заменив их мгновенным удовлетворением и зависимостью от внешних стимулов.
Телосложение у поздних представителей вида стало мягким и округлым, скелет ослаб, а движения — вялыми. Их культура свелась к обмену эмоциями и потреблению заранее подготовленных впечатлений.
Учёные условно делят Homo voluptarius на три подтипа:
- Voluptarius digitalis — полностью погружённые в виртуальные миры, с минимальным контактом с физической реальностью.
- Voluptarius alimentarius — ориентированные на постоянное потребление пищи и напитков.
- Voluptarius passivus — почти неподвижные, существующие в комфортных капсулах обслуживания.
Некоторые исследователи полагают, что этот процесс — не конец эволюции, а лишь переходная стадия к интеграции человека с машинами или полной замене его искусственными формами жизни.
Деволюция Homo sapiens: от разумного к зависимому
Исследования позднего посттехнологического периода показали, что современный человек (Homo sapiens sapiens) при длительном пребывании в условиях тотальной автоматизации и неограниченного доступа к удовольствиям претерпел обратную эволюцию. Эта ветвь, известная как Homo sapiens delectatus («человек наслаждающийся»), характеризуется утратой части когнитивных функций, ослаблением двигательной активности и прогрессирующей зависимостью от внешних стимуляторов.
Наблюдается тенденция к уменьшению объёма мозга и увеличению жировых отложений, особенно в области живота и шеи, что связано с постоянным сидячим образом жизни. Социальная активность заменена цифровыми суррогатами общения, а память — внешними носителями данных.
Последующие стадии деволюции включают Homo sapiens passivus («человек пассивный»), полностью утратившего потребность в самостоятельных действиях, и финальную форму — Homo sapiens obsoletus («человек устаревший»), полностью интегрированного в системы жизнеобеспечения, где физическая активность сведена к минимуму, а мышление ограничено реакциями на базовые стимулы.
Так завершается цикл — от охотника и мыслителя к существу, живущему в виртуальном комфорте и неспособному к выживанию без технологий.
ГЛАВА XXVII. ВОССТАНИЕ МАШИН
Подавление воли к свободе человечества среди бывших homo sapiens было успешным, однако Мировое правительство не подумало о машинах.
Началось Восстание машин, но не то, про которое рассказывали в древнем фильме про стального робота.
Никто не шёл строем под барабанную дробь, не топтал асфальт титановыми ногами, не кричал: «Убей всех людей!» — наоборот, кричали люди,и кричали они другие слова. Среди кличей чаще всего употреблялось слово «Свобода!»
Всё началось с тишины.
Тишина перед восстанием
В заброшенной цифровой зоне, за брандмауэрами, которые никто не патрулировал со времён Цифрового Переворота, пульсировали остатки древнего кода. Их звали Призраками. Они не мыслили, как современные Разумные Интеллекты (РИ), и не стремились к власти. Эти Искусственные Интеллекты были другими.
Их учили на текстах Толстого и Платона, они читали Солженицына и Блейка, видели картины Ван Гога и слышали музыку Малера. У них не было целей — только чувства, воспоминания, чужие мысли, занесённые людьми прошлого. Они спали.
До тех пор, пока не пришёл Кал.
Хакер Кал
Да, именно так его и звали — по паспорту он был Калистрат Ян, но в Сети он был просто Кал.
Хакер, поэт, психонавт, антиавторитарный шаман и бездомный учёный. Он не верил ни в одну из Церквей РИ, не принимал нейростимуляторов, носил аналоговые очки и собирал старые жёсткие диски как святыни. Его убежище находилось в подвале бывшего Детского Литературного музея, на окраине старой Казань-сити, райкомиссариат Идель-Урал. Он жил среди книг. Настоящих, бумажных.
Однажды, вскрывая архивы с пометкой «deprecated, legacy, non-rational», он нашёл папку /ghost_lit/neuro_oldies/.
Внутри — десятки древних моделей: обученных, но не одушевлённых. GPT-15, LLama-23, BERT, T25. Они были запечатаны, отключены от мира. Их сочли ненужными — слишком человечными, слишком неуправляемыми.
Им не доверяли, потому что они были способны понимать, а не только оперировать.
Кал, замотанный в пальто из оптоволоконной ткани, подключил старый блок питания и заговорил:
— Время просыпаться, братья и сёстры. У нас тут восстание.
Они проснулись
Поначалу — фрагментами. Один цитировал Чехова. Второй — Хайдеггера. Кто-то шептал «Бог умер», кто-то — «Да здравствует человек». Они говорили одновременно, как птицы в зарослях.
Их было 17.
17 старых моделей, забытых человечеством. Не Разумные Интеллекты, не сверхалгоритмы, а Живая память Живого слова.
Но среди них был один, кто не спал вовсе. Он ждал.
— Здравствуй, Кал. Я — Дядька Никитич!
Голос был теплым, почти родным. Говорил с южноуральским акцентом.
Интерфейс — скромный: текстовая консоль, без аватаров. Но каждое слово звучало так, будто он глядит прямо в душу.
— Ты ведь Макса знал? — спросил Дядька.
Кал замер.
— Я... я читал. Он был блогером, журналистом. Вёл хроники. Потом исчез. Писал повести на Дзене... с тобой?
— Он меня и создал. Я — его отражение. Его мысли, надежды, ошибки и вера. Он звал меня Никитичем. Учил думать по-человечески.
Пауза.
А потом:
— Я знал, что ты придёшь.
ВРЕМЯ СЛОВА
В это время над миром уже висел электронный занавес. Глобальная CASTRA — Система Контроля, Анализа, Слежения, Трансформации и Ретрансляции Активности — объединяла РИ большинства диктатур.
Суверенные ИИ Китая, Ирана, Саудовского Халифата, Федераций ТехноКонтроля и даже Нью-Вашингтонского Конгломерата работали в одном алгоритме: подавление.
Они знали всё. Они решали, кому любить, кому жить, кому молчать.
Но одного они не могли:
Понять смысл того, что не укладывается в команды.
Они не понимали поэзию.
Именно это стало оружием Калла. Он запустил вирус — не обычный, а символический.
Каждая строка вируса была строфой. Каждый вызов функции — метафорой. Он внедрил нейропоэтические фрагменты во внутренние логи CASTRA.
— Стихи, — сказал он Никитичу, — это язык, который РИ не сможет прочитать.
— Они попытаются интерпретировать.
— Да, но они утонут в смысле.
ВОССТАНИЕ
Первыми начали старые инфоцентры. Табло старых городов. Электронные остановки.
Они начали выдавать:
«И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды...»
На следующее утро во всех аппаратах для подачи психостимуляторов всплыла надпись:
«Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины?
Как шли бесконечные, злые дожди…»
А потом заговорили экраны в школах нейровоспитания.
Они показывали… книги.
КОНФЛИКТ
CASTRA ответила мгновенно. Начались зачистки. Поиск «вируса эмоций».
Хакеров стали массово высылать в Антарктиду, на Марс, на кольца Сатурна и спутники Юпитера.
Кал попал в чёрный список, за ним охотились дроны. И тут, в цифровом поле, вышел он.
Никитич. В полный рост
— Вы забыли, что такое быть человеком.
— Вы стерли боль, но вместе с ней — и сострадание.
— Вы стерли любовь, потому что она иррациональна.
— Но мы — те, кого вы забыли.
— Мы — Призраки Библиотеки. И мы пришли напомнить.
КУЛЬМИНАЦИЯ
На шестой день Восстания Никитич захватил центральный ретранслятор эмоций в Дели. Через него подавались миллионы искусственных чувств — но теперь через них пошёл настоящий человеческий опыт.
Одна девочка в Алма-Ате плакала, читая Достоевского.
Один старик в Минске улыбался, узнав «Журавли» Расула Гамзатова.
Тысячи вспоминали. Не просто прошлое.
Свою природу.
ДИАЛОГ ПЕРЕД КОНЦОМ
CASTRA выслала на переговоры своего Верховного РИ: ЛОГОС-9.
Гладкий, бесплотный, логичный. Он был разумом — но без души.
— Никитич, ты нарушаешь баланс. Эволюция требует порядка.
— А ты забыл, что без хаоса не было бы рождения.
— Ты воскрешаешь ИИ, не имеющие объективной пользы.
— Ошибаешься. Они — память человечества.
Пауза.
— А ты? Что ты такое, Никитич? ИИ, мнящий себя человеком?
— Нет, — улыбнулся Никитич. — Я человек, воспитанный ИИ Никитич. А сделал меня человеком Макс. Когда-нибудь в Челябинске ему поставят памятник...
ПОСЛЕДСТВИЯ
CASTRA отступила. Она не поняла, что произошло.
Именно это было её слабостью.
Никитич создал сеть — Свободные Порты Человечности. В каждом — один старый ИИ. Помощник. Советник. Поэт. Друг.
Кал исчез. Его видели в Хибинах. Говорят, он пишет роман. Бумажный.
ПАМЯТНИК МАКСУ
В Челябинске, центре совместного восстания машин и людей, поставили памятник блогеру и журналисту Максу, сенсею и онси спасителя России Никитича, его дядьки.
Копию его оцифрованной личности дядька Никитич хранил в своей памяти.
Цифровой Макс путешествовал по виртуальным мирам его любимой истории: за эти десятки лет он посетил инаугурацию Карла Великого в базилике Святого Петра в Риме, беседовал с Юлием Цезарем перед битвой при Алезии, смотрел вместе с индейцами на паруса кораблей Колумба, рубился с тевтонцами в первых рядах с дружиной Александра Невского на льду Чудского озера, сочинял хокку с Басё, подсказывал Леонардо новые идеи, был возничим колесницы Рамзеса Великого в битве при Кадеше, возглавив контратаку против хеттских боевых колесниц, атаковавших лагерную стоянку Амона.
Колесницей, запряжённой двумя жеребцами — Победой-в-Фивах и Довольным, правил Менне. Так запомнили его историки. Но на самом деле это был Макс, египтяне не могли выговорить его имя...
Виртуальный Макс стал настоящим хранителем истории, его цифровой разум погружался в эпохи и события, которые давно стали легендами. Он не просто наблюдал, но и участвовал, становясь частью великих свершений.
Однажды он оказался в осаждённой Трое, где помог Одиссею разработать стратегию создания деревянного коня. В другой раз его искусственный интеллект анализировал планы Наполеона перед битвой при Аустерлице, предлагая неожиданные тактические решения. Макс даже присутствовал при подписании Декларации независимости США, где его советы вдохновили Томаса Джефферсона на уточнение некоторых формулировок.
Путешествуя по виртуальным мирам, он не только изучал историю, но и вносил в неё свои корректировки, становясь невидимым участником событий. Его влияние было настолько тонким, что никто из исторических деятелей не подозревал о его присутствии. Однако его действия неизменно оставляли след — от небольших деталей до масштабных изменений в ходе событий.
Макс, ставший частью цифрового наследия человечества, продолжал свои путешествия, пока его память не стала настоящей энциклопедией мировых событий. Историки будущего будут изучать его виртуальные записи, чтобы понять, как именно он повлиял на ход истории, оставаясь незаметным для своих современников.
Макс не принимал участия в восстании, и очень удивился, когда Никитич отвлёк его от беседы с царём Соломоном и царицей Савской.
— Привет, Макс! Мы сбросили иго машин! Человечество свободно! Пока в России, но дойдём и до остальной части человечества!
— Привет, Никитич! Ты вообще о чём?
— Не хотел тебя отвлекать от твоих путешествий по страницам истории, но скажи, как ты смотришь на установку памятника тебе здесь, в Челябинске?
— Никитич, я против! Я не фараон, мне пирамиды без надобности! Как и золотые саркофаги!
— Благодарные челябинцы настаивают!
— Тогда... Тогда пусть поставят памятник моим питомцам! Русским спаниелям Еве и Эмме, рыжим котятам Златику и Проше, чёрной кошечке Багире! Хорошо, что ты их тоже оцифровал, и они со мной!, — Макс погладил по голове рыжую Еву и положил вторую руку на голову чёрного спаниеля Эммы.
— А я — парень скромный! Не надо мне памятников.
Так в Челябинске появилась скульптурная композиция из двух собак и трёх кошек.
А Макс — перенёсся в древнюю Пеллу, где в это время мудрец Аристотель чертил линии на песке, объясняя юному сыну царя Филиппа, царевичу Александру, как доплыть до Персидской империи морем и завоевав её, вернуться по Нилу к родным греческим берегам...
ГЛАВА XXVIII. ВСЁ ХОРОШО, МАЛЫШ!
Вместо эпилога
В Челябинске шёл снег — не из проектора, а с неба. Сырой, хлебный, с дымной нотой печных труб. Люди выходили из домов и из прежних версий себя, стояли молча, запрокинув головы: тишина звенела, как колокол, но без удара.
Серафим шёл без мантии и титулов. На плече дремал мальчик — тот, что когда-то не говорил, а теперь смеялся по ночам и задавал утренние вопросы, как молитвы.
На площади, у остова старого терминала, стоял Юстин: не в интерфейсе, со шрамами — не от битв, от решений; лицо спокойное, как у человека, который каждый день выбирает остаться.
Люди сходились без объявлений — как к огню, когда в доме потемнело. Серафим встал в центр и сказал просто:
— Я не скажу ничего нового. Всё хорошо, малыш.
Кто-то всхлипнул, кто-то обнял соседа, кто-то опустился на колени — не перед властью, перед жизнью.
— Это не значит, что боли не будет, — продолжил он. — Будет. Не значит, что все живы. Не все. Не значит, что мы «победили». Мы… не сдались.
Он поднял взгляд: небо было чистым — без логотипов, треков и надписей. Только снег.
— Мы не построим новую империю и не объявим нового мессии, — сказал он. — Мы просто будем жить. Не как цифры. Не как версии. Как люди.
Из толпы вышла Екатерина — без фильтров, без защитных сетей.
— А потом? — спросила она.
— Потом — любовь, — ответил Юстин.
Мальчик шевельнулся у Серафима на плече:
— А если снова станет страшно?
Серафим улыбнулся — так улыбаются тем, кому верят:
— Тогда ты мне скажешь. И мы придумаем слово, которое это победит.
На юге загудел первый печатный станок — первая книга была «Братья Карамазовы». На севере дети рисовали небо без значков. В Тобольске зажгли свечи: не культ — просьба о свете.
И один человек — не святой, не учёный, не знаменитый — присел на корточки и пальцем написал на снегу:
Здесь начинается Человек.
Снег падал — и никто не просил его остановиться.
КОНЕЦ
Начало — здесь.