Слова мужа, подслушанные в тишине ночного коридора, ударили Ирину под дых, выбив остатки воздуха и хрупкой надежды. «Я заставлю ее извиниться…» Холодная пустота заполнила грудь там, где еще полчаса назад трепетала радость от маленькой победы. Победы не было. Был лишь короткий антракт в бесконечном спектакле, где она — главная злодейка, а ее муж — послушная кукла в руках умелого режиссера.
Она не вернулась в постель. Бесшумно прошла на кухню, села у окна и уставилась в темноту двора. Предательство. Горькое, липкое, оно ощущалось на языке, как яд. Он стоял рядом с ней, держал ее за руку, смотрел с облегчением, а сам уже репетировал роль предателя. Он выбрал не ее. Не их семью. Он снова выбрал маму.
Когда под утро Виталик, пошатываясь от сна, вошел на кухню, он застал ее на том же месте. Бледную, с темными кругами под глазами, но с пугающе спокойным взглядом.
— Ты чего не спишь? — пробормотал он, открывая холодильник.
— Жду, когда ты начнешь заставлять меня извиняться, — ровным голосом произнесла Ирина.
Виталик замер с пакетом молока в руке. Он медленно повернулся, и на его лице проступила растерянность, быстро сменившаяся раздражением.
— Ты что, подслушивала?
— Мне не пришлось. Ты так громко обещал мамочке поставить меня на место, что, наверное, и соседи слышали. Ну, давай. Начинай. Заставляй. Мне даже интересно, как ты это будешь делать. Руки мне заломаешь? Потащишь к ней волоком?
— Прекрати паясничать! — рявкнул он, поняв, что отпираться бесполезно. — Я просто пытался ее успокоить! Она была на взводе, кричала, что у нее сердце…
— Ах, успокоить! — Ирина горько рассмеялась. — Каким удобным словом можно назвать ложь и предательство. Ты не успокаивал ее, Виталик. Ты давал ей обещание. Ты снова продал меня за ее спокойствие. За ее мнимое «сердце», которое почему-то начинает болеть только тогда, когда ей нужны деньги или поклонение.
— Это не так! Ты ничего не понимаешь!
— О, я всё понимаю! — она встала, и ее тихий голос наполнился сталью. — Я понимаю, что вчерашний твой поступок в ее квартире был просто игрой. Пылью в глаза. Ты набрался смелости на пять минут, а потом, как только она нажала на нужные кнопки, ты сдулся, как проколотый шарик. И теперь ты хочешь, чтобы я, после всего, что она сделала, пошла и унизилась перед ней? Чтобы я сказала: «Простите, Елизавета Степановна, что посмела защищать свою семью, простите, что не хочу быть вашей рабыней»? Этого ты хочешь?
— Я хочу, чтобы в доме был мир! — закричал он. — Я хочу, чтобы мать со мной разговаривала! Я хочу, чтобы у нашего сына была бабушка и… и квартира в будущем!
— Вот! Квартира! — воскликнула Ирина. — Вот она, истинная цена моего унижения! Ты готов продать мое достоинство за квадратные метры!
— Это не твое достоинство, а твоя гордыня! Неужели так сложно переступить через себя ради семьи?
— Через себя я уже переступала. Много раз. Когда молчала, видя, как она тебя унижает. Когда улыбалась, слушая ее сплетни обо мне. Когда отдавала деньги, зная, что они пойдут не на лекарства. Хватит. Больше я через себя переступать не буду. И если для тебя мир в доме — это мое молчаливое рабство, то такого мира у нас не будет.
Она развернулась и ушла в комнату, оставив его одного с его «миром» и пакетом молока. Она знала, что это разрыв. Трещина, прошедшая по самому основанию их брака, стала пропастью.
***
Дни превратились в тягучую, холодную массу. Они жили в одной квартире как чужие люди. Ирина полностью погрузилась в работу и заботу о Лёше, создавая вокруг себя и сына кокон, в который не проникало ледяное дыхание конфликта. С Виталиком она общалась только по бытовым вопросам, коротко и по делу. Он несколько раз пытался завести разговор, начать старую песню про «надо понять и простить», но натыкался на стену вежливого безразличия.
Ирина чувствовала себя невероятно одинокой. Подруги, выслушав ее историю, сочувственно качали головами, но их советы сводились к банальному «мужики все такие, надо быть мудрее». Эта «мудрость» казалась Ирине синонимом слова «терпеть». А терпеть она больше не могла.
В один из таких тоскливых вечеров, уложив сына спать, она бездумно листала телефонную книгу и наткнулась на номер, который не набирала уже несколько лет. «Тетя Марина». Младшая сестра ее покойной матери. Женщина-фейерверк, женщина-ураган. После смерти мамы они как-то отдалились, закрутившись в своих жизнях. Марина жила в пригороде, в старом родительском доме, который превратила в цветущий сад, и работала в местной библиотеке.
Неожиданно для самой себя Ирина нажала на вызов.
— Алло! — раздался в трубке бодрый, энергичный голос, который, казалось, совсем не изменился за годы.
— Тетя Марин, здравствуй. Это Ира.
— Иришка! Племяшка! Какими судьбами! Сто лет тебя не слышала! У тебя всё в порядке? Голос какой-то… будто ты лимон без сахара съела.
И тут Ирину прорвало. Она не собиралась плакаться, но слова сами полились из нее. Она рассказала всё. Про свекровь, про деньги, про квартиру, про подслушанный разговор, про ледяную стену между ней и мужем. Она говорила сбивчиво, захлебываясь обидой и слезами.
Тетя Марина молча слушала. Когда Ирина наконец замолчала, опустошенная и устыдившаяся своей слабости, тетка на том конце провода хмыкнула.
— Так. Понятно. Классический случай «свекрови-термита». Снаружи вроде всё прилично, а внутри жрет несущие конструкции вашего брака. Знаешь, Иришка, в чем главная ошибка в борьбе с такими экземплярами?
— В чем? — шмыгнула носом Ирина.
— В том, что вы играете по их правилам. Вся эта драма, слезы, шантаж сердцем — это их поле, их стихия. А на чужом поле, как говорил один полководец, не побеждают. Тебе нужно сменить тактику. Перестать быть трагической героиней и стать… исследователем. Энтомологом.
— Кем? — не поняла Ирина.
— Энтомологом, — со смаком повторила тетя Марина. — Ученым, который изучает насекомых. Твоя свекровь — это очень интересный экземпляр. Наблюдай за ней. Беспристрастно. Фиксируй ее ходы. Не реагируй эмоционально, а анализируй. Знаешь, почему паук так успешен? Он не бегает за мухами. Он плетет паутину и ждет. Тебе тоже нужна своя паутина.
— Какая еще паутина, тетя Марин?
— Паутина из фактов, Иришка. Из доказательств. Она говорит, что деньги ушли на лекарства? Отлично. В следующий раз, когда твой благоверный снова принесет ей конверт, пусть попросит чеки. Не для контроля, боже упаси! А для налогового вычета. Есть такая штука, можно часть денег за лечение вернуть. Скажи ему, что это твоя гениальная идея по экономии семейного бюджета. Посмотрим, какие чеки она ему предоставит.
Ирина слушала, и впервые за много недель на ее лице появилась тень улыбки. В словах тети была не только поддержка, но и азарт, и какая-то веселая, здоровая злость.
— А еще вот что, — продолжала тетка. — Приезжай ко мне на выходные. С Лёшкой. Воздухом подышите, яблочных пирогов напечем. А главное — сменишь обстановку. Иногда, чтобы увидеть лес, нужно выйти из него. Твой Виталик пусть один посидит, подумает. Мужчинам полезно иногда оставаться наедине с грязной посудой и пустым холодильником. Это прочищает мозги лучше всяких нравоучений.
Этот разговор стал для Ирины глотком свежего воздуха. Она почувствовала, что не одна. У нее появился союзник. И не просто сочувствующий, а умный, ироничный и готовый к бою.
***
Предложение поехать к тете вызвало у Виталика глухое раздражение. — К какой еще тете? Зачем?
— Отдохнуть, — спокойно ответила Ирина, собирая сумку. — Лёше нужен свежий воздух, а мне — смена обстановки. Ты не против, я надеюсь?
Он хотел было возразить, но понял, что не имеет на это права. Он сам разрушил их общие выходные. — Делайте что хотите, — буркнул он и уставился в телевизор.
Дом тети Марины был именно таким, каким Ирина его помнила: старый, деревянный, с резными наличниками и огромной верандой, утопающей в цветах. Пахло яблоками, книжной пылью и сушеными травами. Сама тетя Марина, невысокая, крепкая, с короткой стрижкой седых волос и живыми, смеющимися глазами, встретила их на пороге с распростертыми объятиями.
— Ну, здорово, бойцы! — прогремела она, обнимая Ирину и подхватывая на руки восторженного Лёшку. — Проходите, располагайтесь. Обед на столе, компот в погребе, враг будет разбит, победа будет за нами!
Эти два дня были как лекарство. Лёшка носился по огромному саду, гоняясь за бабочками и помогая тете поливать грядки. А Ирина сидела на веранде, пила чай с мятой и говорила. Она выговорила всё, что накопилось, а тетя Марина слушала, кивала и вставляла свои едкие, но точные комментарии.
— Понимаешь, она создала для него культ «святой матери», — рассуждала тетка, ловко нарезая яблоки для шарлотки. — Я его растила, я ночей не спала… А кто из матерей спал? Это наша работа. Но одни делают ее молча, а другие выставляют за нее пожизненный счет с процентами. Твоя свекровь — из вторых. Она инвестировала в сына чувство вины, и теперь всю жизнь стрижет дивиденды.
Вечером, когда Лёшка уже спал, тетя Марина достала старый фотоальбом. — Вот, смотри. Это твоя мама, а это я. А это Елизавета ваша. Мы в одной школе учились, только она на два класса старше была. Она всегда такой была. Всегда хотела быть в центре внимания, всегда считала, что ей все должны. Она и замуж-то за Степана, отца Виталика, вышла по расчету. У него квартира была родительская, должность хорошая. А как он умер, она тут же надела маску великой страдалицы. Хотя, по-честному, он с ней намучился.
Для Ирины это было откровением. Она всегда видела в свекрови только мать своего мужа, а тут перед ней предстала просто женщина. Со своей историей, со своим характером, не таким уж и ангельским.
В воскресенье вечером, когда они собирались уезжать, тетя Марина отвела Ирину в сторону. — Вот, держи, — она протянула ей небольшой диктофон. — На телефоне тоже можно, но так надежнее. В следующий раз, когда она будет что-то требовать или устраивать скандал, просто включи. Не для того, чтобы кому-то показывать. Для него. Для Виталика. Иногда человеку нужно не только услышать, но и посмотреть на себя со стороны. А теперь езжай. И помни: ты не жертва. Ты — энтомолог с диктофоном.
Ирина вернулась домой другим человеком. Отдохнувшая, посвежевшая и, главное, вооруженная.
***
Возвращение в городскую квартиру было как погружение в холодную воду. Виталик встретил их с кислой миной. За два дня он не удосужился даже вымыть посуду. Но Ирина не стала ничего говорить. Она молча разобрала сумки, приготовила ужин и уложила сына. Она была спокойна, как никогда.
План тети Марины она решила привести в исполнение немедленно. — Виталик, — сказала она, когда они остались на кухне одни. — Я тут подумала. Ты прав, мы должны помогать твоей маме. Я погорячилась.
Он недоверчиво посмотрел на нее. — В смысле?
— В прямом. Я тут почитала в интернете, оказывается, можно оформить налоговый вычет за покупку лекарств для родителей-пенсионеров. Представляешь, государство вернет нам 13% от потраченной суммы. Это же отличная экономия! В следующий раз, когда повезешь маме деньги, обязательно скажи ей, чтобы она собирала все чеки из аптек. И рецепты. Мы всё оформим, и нам вернутся живые деньги.
Виталик просиял. Во-первых, жена наконец-то «прозрела». Во-вторых, появилась возможность сэкономить. — Вот это правильно! Вот это по-умному! Я же говорил, что надо искать компромиссы! Я ей завтра же позвоню и всё скажу!
Звонок состоялся на следующий день. Ирина, проходя мимо комнаты, слышала обрывки фраз: «Да, мам… Нет, это Ира придумала… Да, для вычета… Чеки нужны, все до одного…» А потом наступила тишина. На несколько недель Елизавета Степановна затаилась. Просьб о деньгах больше не поступало. Виталик ходил гордый, считая это своей заслугой. Ирина молча улыбалась. Паутина начала работать.
Но Елизавета Степановна не была бы собой, если бы сдалась так просто. Через три недели она нанесла ответный удар. Позвонила сыну вся в слезах. — Сынок, я в больнице! — рыдала она в трубку. — Сердечный приступ! Врач сказал, нужна срочная операция на сосудах! Платная! Иначе… иначе всё!
Виталик примчался домой белый как смерть. — Мама в больнице! Нужна операция! Срочно! Пятьдесят тысяч!
Ирина почувствовала, как внутри всё похолодело. Но она взяла себя в руки. — В какой больнице? Номер палаты? Фамилия врача?
— Я… я не спросил, — пролепетал он. — Она так плакала… Сказала, что лежит в областной кардиологии.
— Хорошо. Собирайся. Едем туда.
— Зачем? Надо деньги искать!
— Деньги подождут. Сначала мы должны увидеть маму, поговорить с врачом, узнать, что за операция, какие прогнозы. Мы не можем просто так отдать такую сумму.
Они приехали в областную кардиологию. В регистратуре на них посмотрели как на сумасшедших. — Елизавета Степановна? Нет, такая к нам не поступала. Ни сегодня, ни вчера.
Они обошли все отделения. Ее нигде не было. Виталик несколько раз набирал ее номер — телефон был отключен. Лицо его медленно вытягивалось. Он начинал что-то понимать.
Они нашли ее дома. Совершенно здоровую, пьющую чай с вареньем перед телевизором. Увидев их на пороге, она не смутилась. — О, приехали! А я уж думала, не дождусь! Деньги привезли?
Виталик смотрел на нее во все глаза. — Мама… ты же сказала… больница… операция…
— Ой, ну а как еще было вас расшевелить? — беззаботно отмахнулась она. — Пока до вас достучишься, так и помереть недолго. Сказала бы, что на сапоги прошу, вы бы не дали. А так — дело верное. Ну, давайте деньги, мне в санаторий путевку горящую предложили, надо выкупать.
И в этот момент Ирина увидела, как в глазах ее мужа что-то рухнуло. Вера. Та слепая, инфантильная вера в «святую маму», которую он лелеял все эти годы. Он смотрел на свою мать так, будто видел ее впервые. Не как страдающую родительницу, а как циничную, лживую аферистку.
Он не сказал ни слова. Просто развернулся и пошел к выходу. — Виталик! Сынок, ты куда? А деньги?! — кричала ему вслед Елизавета Степановна.
Он не обернулся. Всю дорогу домой он молчал, сжав руль до побелевших костяшек. А вечером, когда они уложили Лёшу, он сел рядом с Ириной на диван. — Прости меня, — тихо сказал он. — Прости за всё. Я был таким идиотом.
Ирина просто взяла его за руку. Она не стала говорить «я же тебе говорила». Это было уже не нужно. Он всё увидел сам.
***
Казалось бы, история должна была закончиться. Но Елизавета Степановна была не из тех, кто признает поражение. Поняв, что сын больше не является надежным источником дохода, она переключилась на план «Б» — квартиру.
Через неделю ей позвонила тетя Галя, вся, кипя от злорадного восторга. — Ирочка, Лиза просила передать, что она была у нотариуса. Написала завещание. Всё отписала моей Светочке. Так что можете больше не беспокоиться.
На этот раз Виталик воспринял новость на удивление спокойно. — Ну что ж. «Это ее право», —сказал он вечером Ирине. — Пусть. Мы сами справимся.
Но Ирина была энтомологом. И она знала, что за каждым действием ее «насекомого» стоит мотив. Она снова позвонила тете Марине.
— Так, — задумчиво сказала тетка, выслушав новость. — Это интересно. Она не просто отписала, она сделала так, чтобы вы об этом узнали. Зачем? Чтобы позлить? Мелко. Чтобы вы прибежали каяться? Уже не сработает. Тут что-то другое… Иришка, а ты уверена, что она именно завещание написала? А не дарственную?
— А какая разница?
— Огромная! — воскликнула тетя Марина. — Завещание вступает в силу после смерти. Его можно сто раз переписать. А вот договор дарения — это сделка. Подарила — и всё, квартира уже не ее. Обратной дороги почти нет. И если она оформила дарственную на эту Светочку, то она теперь живет в чужой квартире. На птичьих правах.
Идея была настолько дикой, что Ирина сначала даже не поверила. Но тетя Марина настаивала. — Узнать это просто. Любой человек может заказать выписку из ЕГРН на любой объект недвижимости. Это открытая информация. Зайди на сайт Росреестра или в МФЦ, заплати пошлину в триста рублей, и через пару дней будешь знать, кто собственник квартиры.
Ирина так и сделала. Ответ пришел через три дня на электронную почту. Она открывала файл с замиранием сердца. И… да! Тетя Марина была права. Собственником трехкомнатной квартиры по адресу… больше не являлась Елизавета Степановна. Новой владелицей была некая Светлана Игоревна, дочка тети Гали. Был заключен договор дарения.
Свекровь, в попытке наказать сына и невестку, сама себя перехитрила. Она выстрелила себе в ногу из пушки.
Ирина показала выписку мужу. Он долго смотрел на документ, а потом рассмеялся. Тихим, уставшим смехом человека, с плеч которого свалился неподъемный груз. — Вот это финал, — сказал он. — Она так боялась, что мы ее «обездолим», что сама осталась ни с чем.
А дальше события начали развиваться с калейдоскопической быстротой. Новая хозяйка квартиры, Светочка, вместе со своей мамой, тетей Галей, сперва были на седьмом небе от счастья. Но очень скоро им надоело ждать «естественного» исхода событий.
Сначала они вежливо намекнули Елизавете Степановне, что неплохо было бы освободить самую большую комнату для Светочкиного мужа. Потом потребовали, чтобы она платила им за коммунальные услуги. А через два месяца прямо заявили, что нашли для нее прекрасный вариант — комната в пансионате для престарелых за городом. «И воздух там свежее, и присмотр круглосуточный», — щебетала тетя Галя.
Елизавета Степановна была в ужасе. Она звонила сыну, рыдала, кричала, требовала, чтобы он «разобрался» с «этими аферистками». — Они выгоняют меня на улицу! Сынок, спаси!
Виталик выслушал ее молча. А потом спокойно ответил: — Мама, я не могу тебе помочь. Это больше не твоя квартира. Ты сама, по доброй воле, подарила ее другим людям. Я не могу указывать им, что делать с их собственностью.
Это был конец. Полный и окончательный. Елизавета Степановна поняла, что проиграла всё. Ее собственное оружие — шантаж, интриги, манипуляции — обернулось против нее. Те, кого она считала своими союзниками, оказались еще более циничными и беспринципными хищниками, чем она сама.
Последнее, что они слышали, — это то, что она, продав какие-то свои старые драгоценности, сняла крохотную комнатку на окраине города. Тетя Галя и Светочка сдали ее шикарную «трешку» и уехали отдыхать на море.
В один из воскресных дней Ирина, Виталик и Лёша сидели на кухне и клеили макет средневекового замка для школьного проекта. В доме пахло клеем и свежей выпечкой. Виталик, сосредоточенно прилаживая картонную башенку, вдруг сказал: — Знаешь, я рад, что всё так вышло.
— Рад? — удивилась Ирина.
— Да. Мы бы всю жизнь ждали эту квартиру. Боялись бы ее обидеть, шли бы у нее на поводу. А теперь мы свободны. У нас есть наша ипотека, наша жизнь, и мы рассчитываем только на себя. Это… правильно.
Он поднял глаза и посмотрел на жену. И в его взгляде была такая любовь и благодарность, какой она не видела уже очень давно. Она улыбнулась в ответ. Их замок был еще не достроен, но фундамент у него был крепкий, как никогда.
А ведь и правда, как по-разному люди живут: одни всю жизнь строят свои маленькие, но уютные крепости, а другие роют ямы другим, не замечая, как сами в них и оказываются.
От автора:
Спасибо, что читали.
Если рассказ вызвал эмоции — лайкните, напишите пару строк.
Для вас — минута, для меня — мотивация на дни вперёд.